Дары жизни

      Перед возвращением в школу всем семьям учеников пришло официальное письмо с извинениями касательно майской трагедии, лично написанное пером того или иного преподавателя Хогвартса. Также в нем сообщалось, что силами магического сообщества школа будет восстановлена, но обучение переносится на месяц позже из-за судебных разбирательств учеников, учителей и совета попечителей, делопроизводство которых по согласованию с Министерством было решено завершить к середине сентября.       — Хогвартс примет всех учеников, что заходят вернуться в школу, возьмет в штат колдопсихологов, которые будут помогать справиться с последствиями войны, и снабдит всех необходимыми учебниками. А еще теперь родителям будут выдавать портключ, чтобы они смогли увидеть детей раз в триместр, — пересказывала Гермиона друзьям, сидя на берегу обмельчавшей речки.       — Нам пришло не только такое письмо, — ответил Рон сдавленным голосом, ковыряя подол мантии.       Ребята догадывались, что письма́-извинения семьям, потерявшим детей на войне, будет недостаточно и, возможно, учителя или представители Министерства, будут лично сообщать им об этом. Понимали, но не были готовы задать вопрос. А Рон не стал рассказывать сам, и ребята молча сидели, пока куски неба не начали розоветь.       — По домам? — спросила Гермиона.       — Погодите, — Гарри замялся. — Я хотел с вами кое-что обсудить. Это касается…       — Нет, Гарри, подожди. Я знаю, что ты хочешь сказать, — Гермиона поднялась с пледа и обратилась к друзьям, нервно опуская глаза то в землю, то переводя взгляд обратно на них. Весь месяц они занимались организационными вопросами, посещали похороны, путая магловские и немагловские традиционные одежды, необходимые на церемонии прощания у каждой семьи, а после пытались прижаться к своим родным так крепко, будто впервые видели, какое это сокровище. Весь месяц они провели практически бок о бок, и их тошнило от той черноты, что была внутри. Все проживали одно и то же. Никто не говорил это вслух. — Слушайте. Сейчас боль и тоска осязаемы, а сам Хогвартс, его стены, его территория, лица преподавателей — соль на рану. Но для нас это единственный шанс жить дальше. Мы не потеряем этот год, я говорила с профессором Макгонагалл. Мы сможем поступить на второй курс практически в любой университет здесь или даже в Европе, если завершим обучение. И даже… даже если иногда хочется применить Обливиэйт и вернуться туда, где нет магии и жизнь идёт своим чередом, я думаю… — Гермиона запнулась, глаза ее увлажнились, и кулаки Рона почему-то сами сжались. — То, что с нами случилось, случилось из-за людей, а не магии. И чем способнее в ней мы станем, тем выше шанс, что уже мы сами сможем выбрать свою профессию. Предназначение. Поэтому… поэтому я решила вернуться в Хогвартс, даже если сердцем этого не хочу. И я надеюсь, что вы двое — тоже. Вот.       Секундная улыбка на лице Гермионы и ее взгляд, ищущий поддержки, сменился поджатыми губами и слезами. Друзья подскочили с пледа к ней, Рон обнял, а Гарри, немного шокированный, но не теряющий внешнего самообладания, сказал:       — Вообще-то, я хотел сказать то же самое. Не такими словами, как ты, конечно, Гермиона, но я тоже считаю, что будет лучше нам вернуться. Мне некуда и не к кому возвращаться, предназначение больше не ждет ни в одном мире, а пустота, оставшаяся после всего… с ней нужно что-то делать, и я надеялся найти ответы в замке. Он... иногда их давал. Или пытался дать, — Гарри улыбнулся друзьям. — А ты что, Рон?       — Я думал остаться с родителями, чтобы поддержать их. Но, наверное, это будет только хуже. Лучший пример, который я могу дать, это показать, что готов жить дальше. И да, я это выучил.       Ребята разомкнули объятия, дав своеобразное обещание друг другу жить дальше. Теплый июньский вечер закончился. Началась череда судов.

***

      Напряжение, висевшее в магическом сообществе все лето, прилипало к телу вместе с мокрой от жары мантией. Под судом оказалось две трети магического населения Британии. Многие выпускники Хогвартса были приняты на стажировку в Министерство сразу же — настолько катастрофическая была нехватка рук. Половина судов занималась вынесением оправдательных приговоров лишенным палочки магам под гнетом прошлого правительства, уволенным сотрудникам магических органов. Магические и не магические сообщества смешивались там, где была смерть детей маглов от рук магов. Обвинения, выдвигаемые правительством бывшим приспешникам Темного Лорда, смешивались с личными обвинениями пострадавших от их рук и бесконечными апелляциями.       Все старшие курсы Хогвартса ходили в Министерство, как на работу, даже если отказались от стажировки. Были свидетелями на судах, потерпевшими, подсудимыми.       Гермиона была вне себя из-за невозможности толково подготовиться к учебе, проблем со своими родителями, перепадами настроения Рона после смерти брата и Гарри, ставшего каким-то более болезненным.       Казалось, все также жили в атмосфере войны и не были готовы ее отпускать. Как минимум из-за судопроизводства, но по правде — из-за гнета вины перед теми, кто пал гораздо раньше, чем, казалось бы, должно быть предначертано судьбой.       В середине июля начинались суды над слизеринцами. Стороне обвинения и защиты давали возможность пригласить трех свидетелей, чтобы процесс не затягивался. Гермиона и Рон отказались свидетельствовать за или против учеников своей школы и участвовали только в разбирательствах, касающихся членов Ордена Феникса. Гарри вставал на защиту всех, кого мог, неплохо изучил законы и был убедительным свидетелем, пытаясь подражать Дамблдору. Был, пока пресса жестко не надавила на читательское мнение касательно двух учеников школы: Пэнси Паркинсон и Драко Малфоя. Гарри должен был стать свидетелем защиты, но статус «потерпевший», присвоенный Поттеру доброжелателями из школы перед прессой, вынудил судью напрямую поставить ультиматум: либо сторона обвинения, либо лишение права голоса.

***

Сидя у камина в Блэк-хаусе, ребята делились событиями последней недели, за которую им впервые не удалось ни разу увидеться.       — Страум просто ничтожество, Гермиона, но не принимай на свой счет, — пожал плечами Рон. — Я не знаю, до какой степени надо быть глупым, чтобы сказать такое на публике. Я обещаю, ему прилетит за это, отец не оставит его в покое.       — Страум? — переспросил Гарри.       — Обвинитель по делу мамы. Ее заклинание попало в одного из выпускников старшего курса школы, воевавшего не на нашей стороне. Этот Грег пытался назначить ей ограничение колдовства, а Гермиону как свидетеля защиты обвинил в том, что она хочет иметь родителя-мага, поэтому защищает маму. Я даже не уверен, что все верно понял, потому что его слова были редкостным помойным...       — Рон! — воскликнула Гермиона. — Полегче.       Рон поджал губы. Гарри глубоко вздохнул и:       — И ВЫ МНЕ НЕ РАССКАЗАЛИ ПРО ЭТО? Про то, что суд на неделе?! Вы не могли связаться через камин?       — Гарри, Гарри! Погоди.       — Дружище!..       — Почему?! Почему вы не сказали? Какой приговор?       — Оправдательный, конечно, — виновато отозвалась Гермиона. — Гарри, мы не могли тебе сказать, потому что все знают, что ты суд на клочки порвешь за миссис Уизли, и тебя уже обвиняют в предвзятости, отстраняя от дел.       — Мама передавала тебе большой привет и сказала, что никогда не сомневалась в том, на чьей ты стороне.       — Она в порядке, правда, Гарри, — активно поддержала подруга.       Поттер вобрал воздух так глубоко, как только смог. Отлеветировал несколько дров в камин и со всей доступной ему на тот момент сдержанностью выдавил:       — Я правда рад, что с миссис Уизли все хорошо. Но я злюсь! Сильно. Даже если ваши действия логичны. Особенно учитывая, что через пару дней буду свидетельствовать на стороне Страума по делу Паркинсон и Малфоя, — глаза друзей округлились. — Вот-вот, и мне не повредило бы понимать, что это за хрен. Но я знаю, что делать. Если они не дали выбора мне, я не дам его им. Не собираюсь сажать ни одного из них в Азкабан или лишать магии — даже не знаю, что хуже.       Рон чувствовал, что его вопрос может накалить обстановку, и Гермиона умоляюще смотрела на парня, разделяя суть вопроса, но совершенно не находя момент подходящим.       — Друг, мы об этом еще не разговаривали, но почему ты впрягаешься за этих двоих? Газеты верно напомнили, как Пэнси пыталась выдать тебя Волан-де-Морту на глазах всей школы, а Малфой… ну, с ним и так все понятно.       — А вы не понимаете? — искренне удивившись, спросил Гарри.       Рон резко отрицательно помотал головой, Гермиона лишь пожала плечами.       — Умирать вообще-то страшно. Умирать за кого-то, кто тебе не нравится, еще не очень-то приятно. Пэнси озвучила то, что было в головах у десятков студентов там, — будничным тоном произнес парень, даже не подумав перейти на повышенный тон.       Друзья насупили брови. Для них идти на верную смерть за друга, за идею было в порядке вещей.       — А с Малфоем действительно все понятно. Подросток без выбора, такой же избранный, как и я, просто по другую сторону. Нас обоих лишил выбора Волан-де-Морт. В его доме он вообще прописался с друзями, устраивая по вечерам пыточные шоу с людьми, среди которых в любой момент могли оказаться его родители. Припоминаете?       — О Мерлин, если так подумать, Малфой скрытый оппозиционер, — с подозрительной ноткой сарказма вставил Рон. — Но все его пакости в школе, подставы, высокомерие… я не уверен, что он был лишен выбора до той же степени, что и ты.       — Да, об этом и я хотел бы с ним поговорить однажды. Но я подумаю об этом потом, немного времени еще есть. Возможно, он просто говнюк. Давайте, может, отвлечемся на что-нибудь?       Одно лицо радостно засияло.       — Как насчет немного почитать о конечных целях трансфигурации? Я видела эту тему в учебной программе.       — ГЕРМИОНА!