Накаджима Ацуши: Ты уже дома? Акутагава Рюноске: Да? Накаджима Ацуши: Жди меня. Серьезный разговор будет. Акутагава Рюноске: Не указывай мне, тигриный ковер.
Ацуши очень редко пил. Но пользуясь накопленными деньгами, и долгом, возвращенным Осаму под напором Куникиды, юноша смог позволить себе раскошелиться. Взяв самое простое, чтобы просто расслабить себя и собеседника, тот вечером направился домой, зная, что Гин задержится. Предупрежденный Рюноске уже на взводе, и наверное, напоить его сейчас после тяжелой миссий — лучшее решение, чем готовить совместный ужин. На деле, он не знает, какая выдержка у шурина. Тот же работает под началом человека, который по словам Дазая «может захмелеть с трех стаканов». Тот боялся, что либо сам опозориться очень сильно, или же случайно напоит Рюноске. Ни того, ни другого не хотелось. Но позор начался у дверей, возле которых его встречал Рюноске, окидывая саркастичным взором, громыхнувший пакет с бутылкой, который слегка столкнулся со стеной, пока Накаджима судорожно покраснел, придумывая, что сказать. — Мой зять оказался пьяницей. Весь в своего наставника. — Вывел тот итог, возвращаясь в зал. Серьезный разговор перестал интересовать его от слова совсем. Но настроения злиться не было. — Или тебя так Агентство помотало? Ещё не поздно передумать, Тигр. Настроение у того было приподнятое, а это значит, что задание прошло успешно, он ни с кем не подрался, и с Хигучи тоже разговоров не заводил. Это был один тех из редких шансов мирного общения с Акутагавой, которые нужно было использовать на полную. — Акутага-а-а-ва, — жалостно протянул Накаджима, заходя в зал, продолжая шуршать пакетом с бутылкой под раздраженный взгляд шурина. — Ну, пожалуйста, давай хоть раз посидим нормально! Мне нужно тебе выговориться. — Для этого, можно было и не брать бутылку, и вообще обойтись без неё, — насмешливо отвечает тот, продолжая читать книгу и думая, что его терпение не бесконечно. А ведь так не хотелось сегодня злиться… Но увидев перед глазами пачку конфет со вкусом инжира, он изумленно переводит взгляд на зятя. — Что это? — Взятка, чтобы ты всё же поговорил со мной. Акутагава, ну, пожалуйста… — Нет. Рюноске не хотелось делать этого. Впрочем, как и не хотелось пить в компании Тигра. Пусть, он и пил в компании с Накахарой, но при нем, перепивать было стыдно, и юноша всегда держался на уровне, чтобы не напиться. Ему совершенно не хотелось выглядеть, как Исполнитель, которого он с криком и шумом забирал с некоторых баров. Тот бился, крича, что он «гравитацией тут всё перевернет», и едва ли не прыгал с мостов, заявляя, что умрёт раньше «забинтованной мумией» и этим победит его. Эти вечера до сих пор стояли в серых глазах уставшего Акутагавы, который всегда с Накахарой чувствовал себя полным идиотом, пряча лицо за рукой, словно долго прокашляться не может. — Пожа-а-алуйста, Акутагава… — тот вытащил бутылку на стол, вместе с другими различными вкусностями. — Ну, у нас с тобой столько случилось. Наш договор трещит по швам. Да и я тебе столько сказать могу! — Можешь это всё Гин сказать, не мне, я в этом не нуждаюсь, — отмазывался мафиози, всё ещё думая о своем. С чего бы Тигру так активно набиваться ему в друзья? Зачем было нести бутылку? Что он хочет узнать и чего добивается? Тоже будет ему читать мораль про отношения? Такого Рюноске не надо, от сестры за всё наслушался. Хорошо, что она перестала, но подобной прыти от зятя не ожидал. Главное, просто игнорировать этот порыв, и всё пройдет. — Да тебе слабо что-ли просто посидеть вместе и пообщаться? Тот громко захлопнул книгу, с остервенением смотря на счастливое лицо Ацуши. Ему-то? Лучше Тигру на себя посмотреть.***
Полтора часа спустя
— И.. ты представляешь, я смотрю… а кольцо в машине стиральной… — хихикая, рассказывал Ацуши, покачиваясь, пока Акутагава с непроницаемым лицо покачал головой. Он всё ещё думал о том, почему после той ситуации со стиральной машиной согласилась стать его женой? Ей сама судьба давала хороший шанс избавиться от тигровой проблемы. — Идиот. — Вывел итог он, пока Накаджима продолжал смеяться. Как и предполагалось, Накаджима довольно быстро улетел. Его щеки заалели, и его всего покачивало. Акутагава же медленно цедил один стакан, думая о чем-то своем. Юноша не мог понять понять, почему всем так страстно нужен человек, с которым надо выпить и всё обсудить. Вот он, например, никогда в подобном не нуждался, и считал такие времяпрепровождения бессмысленные, больше похожие на ненавистные девичье посиделки. Но все почему-то, как например, Накахара, считали его хорошим компаньоном для таких вечеров. Возможно, потому что, он всё время молчал, отдавая голос в разговоре другому человеку. Акутагава честно не знал, о чем можно рассказывать кому-то, делиться. Разве это не рискованно? Он и так выкладывал свою душу в некоторых местах на блюде, но неужели другим этого мало? Чего они хотят от него добиться, какую правду получить? Для начала, речь зашла про коллег, потому что уставшему за время работы в Агентстве, детективу было о чем рассказать и на что пожаловаться. Ацуши жаловался сразу на всех, заплетающимся языком, чуть ли не плача. На идеалиста Доппо, что замучил всех своими отчетами, на его бинтованного напарника, который раздражал попытками умереть, и что за все происшествия с ним, беловолосый нес ответственность. Жаловался на пугающую Йосано, на заносчивого Рампо, и даже на семейство Танидзаки, что приводили его в смущение своими выходками. У Рюноске сильно жаловаться не на кого. Он особо ни с кем не общался, и мало контактировал. Единственный, кто подвергся небольшому ругательств с губ сероглазого — это Тачихара, чей энергичный пыл пугал нелюдимого мафиози. Так же, тот с охотой поддержал ругательства зятя на Дазая Осаму, и дополнил своим сборником ругательств, поделившись, что у того напрочь отсутствует чувство самосохранения, и что придушить бы его перчатками Накахары и дело с концом. Думается, где-то вдалеке громко икал шатен со своей анти-способностью. Ацуши понял, что пить в компании мрачного Акутагавы — это лучше, чем с ехидным наставником, который твои пьяные приключения ещё и на телефон снимает. Рюноске же просто молчал на протяжении всего разговора, иногда закидывая какие-то фразы. Накаджима пытался разговорить зятя, но получалось из рук вон плохо, ибо тот лишь слушал его, подкалывая, а про себя не распространялся. Правда, историю парня можно было поймать с помощью пары фраз. Иногда он забывался, и выдавал какие-то короткие фразочки про то, что отношения — ерунда, и что они ничего не стоят. На самом деле, было бы сложно понять всё это, не наблюдай, он за шурином столько времени, не вспоминая те обрывистые беседы двух Акутагав, и как Гин на что-то ему всегда намекала. Не думай он о словах Дазая, сказанные в сторону Рюноске. Со стороны парень в темном плаще всегда казался очень недосягаемым, неприступным, словно его ничего не тревожит. Он был похож на ночной кошмар, и вряд ли, Ацуши стал бы думать по-другому, если бы не Гин. Если бы не её истории о Рюноске, и теплые слова, в которых она выражала кровную привязанность. В итоге, Ацуши всё же смог со слов других, проникнуться историей всегда такого жестокого и нелюдимого шурина. Оказывается, за холодной маской ненависти скрывается столько чувств! Было странно, что раньше детектив этого не замечал, но видимо, дело было в маске отстраненности и нелепой установке «слабые — сильные», что показал ему Рюноске. Видя, перед собой только это, на остальное он просто уже не обращал внимание. А зря. А ведь, он уже видел боль мафиози, когда тот говорил про Дазая, и почему-то забыв об этом, ошибочно продолжал считать его монстром. И он монстр. Правда, лишенный в жизни другого пути, смирившийся и принявший свою темную суть. Накаджима даже представить не мог парня в другой сфере деятельности, ибо маска кровожадного мафиози так и приросла к нему, не отпуская. Но он ещё так же, и человек. Мафия — это работа. Работа, которая принесла ему крышу над головой, теплую еду и милую, давно забытую улыбку сестру. Акутагава был бойцом, но смог бы он продержаться на улице так долго, если бы не сестра? Гин часто говорила обладателю Тигра, что её брат до Дазая не видел никакого смысла в грязном существований, и что часто падал на холодную землю, исходясь в мокром кашле, долго не поднимаясь. Иной раз девушка боялась, что тот больше не встанет; но он поднимался, и всегда звал сестру, как будто, если она не откликнется, то парень может упасть обратно. Поэтому, она всегда бежала в его холодные объятья. Вспоминая сейчас всё это, тот смотрел на Рюноске по-другому. На сильного, но сломленного и уставшего от всего человека. Даже сейчас, его серые замыленные алкоголем глаза были пусты, не имея даже живого блика. Это пугало. Но шурин был хорошим слушателем, и на удивление, как, оказалось, полностью поддерживал его мысль о сумасбродном Агентстве. Так и продолжался бы их спокойный, пьяный вечер, наполненный разговорами с одной стороны, и попытками Накаджимы перейти на щепетильную тему, которую Рюноске уже раскусил, пытаясь обойти её всеми окольными путями, если бы не телефонный звонок. Накаджима вздрогнул, не понимая, откуда идет звук. Флегматичный Акутагава продолжал допивать единственный за этот вечер стаканчик, мешая в нем остатки. Детектив с затуманенным взором и потерей координацией искал пугающие его звуки, похожие на рок. Кажется, это был его телефон. Упав с дивана, и едва не свернув себе шею, если бы не Расемон шурина, который схватил его за воротник, парень осознал, что телефон находится у него в кармане и быстро вытащил, чтобы ответить. Желания беседовать сегодня с кем-то, кроме Акутагавы, у него не было, поэтому, он собрался послать каждого, кто будет этому мешать. Он ответил на звонок, и из трубки почему-то на всю квартиру, послышалось: — Ацу-у-уши-кун! Есть дело, — что-то верещало из трубки голосом Дазая. А это, кажется, и был он. А почему громко? Громкую связь, что ли включил? — Даз-зай, — икнув, пробормотал беловолосый, смотря на недовольное лицо шурина, который сморщился, как лимон, заслышав голос любимого бывшего учителя. — Вы… н-не вовремя. — Да-да, по голосу слышу, как ты в уже трубу пьяный. Бедненький мой. — Продолжал щебетать любитель суицида, едва ли не смеясь. Где-то вдали снова кричал Куникида. Кажется, он обвинял напарника, что тот своими словами толкнул их общего ученика в пучину пьянства. — Ты что, и вправду решил последовать моему совету и напиться? Или Акутагава-кун тебя настолько достал, что ты начал избегать проблем с помощью алкоголя? — Кто бы говорил, — молчавший и, кажется засыпавший до этого Рюноске, активизировался, его едкий голос эхом разнесся по тихой квартире, — За себя говорите, Дазай-сан. Чужие ошибки замечаете, а своих и вовсе не видите, так? — Ацуши удивленно взглянул на шурина, думая, что такую открытую речь им подарил один стаканчик вина. Но как же парню не хотелось снова наблюдать конфронтацию учителя и его бывшего ученика. — Акутагава, а ты что... тоже? — удивления в голосе наставника было чересчур много, и тот даже не пытался это скрыть, видимо, сильно шокированный. Конечно, от наивного Ацуши подобную выходку можно было ждать, но вот от всегда серьезного мафиозника, который очень сильно боялся повредить собственный статус легкомысленными действиями — нет. Да и к тому же, они же враги-родственники-напарники! Как так получилось, что они забыли о своей кровавой вражде и вместе напились? — А мне что нельзя? Я по-вашему права не имею? — кажется, Акутагаву зацепило удивление в голосе Дазая, — можете хоть трижды разочароваться, мне всё равно. Ваша лживая похвала, как и вы сами мне не интересны. Поэтому выключите телефон с другой стороны, и не портите вечер. — Сегодняшним вечером, Рюноске был чуть мягче, видимо, сказывалось действие алкоголя, но зависший внизу дивана Ацуши, лишь поднял трубку вверх, чтобы его темноволосого шурина было лучше слышно. Ибо говорил он всё так же негромко. — Посмотрите, как раскомандовался, — ехидно тянул Дазай, оправившись от первоначального шока, — не с тобой говорили вообще-то, а с Ацуши-куном. — Он брат моей невесты, и имеет право! — решительно стал отстаивать Накаджима Рюноске, под удивленный вздох Осаму, и не менее шокированного Акутагавы, который на своей памяти, не помнил ни одного случая, когда Тигр выступал против Дазая. — Дазай-сан, мой рабочий день окончен, поэтому я имею права делать, что хочу! — Согласен, — ехидно вторил ему Рюноске, увидев, что зять в таком состояний полностью поддерживает его, решившись преподать старому учителю урок так же, как он вызвал в нем ненависть к Ацуши. — Это Агентство тебя ни во что не ставит. Словно без твоего существования, они бы уже давно все умерли. Правда, этот эффект от слов был не совсем такой, какой ожидалось. Пока Накаджима, восхищался речью всегда такого грозного и неприветливого по отношению к нему мафиози, то Доппо на той стороне трубки возмущенно забурчал, что тот, кто считает Агентство жалким, должен вспомнить, как сам едва не погиб после встречи с Ацуши на корабле. Вряд ли, возмущаясь, Куникида надеялся на какую-нибудь ответку, произнося свои мысли в слух, и не зная, что находится на громкой связи, поэтому сильно испугался, когда услышал в ответ слова Акутагавы, что он скормит своему Расемону «одного глупого идеалиста-очкарика на ужин за такие слова», но подобравшись, резко ответил, что может повторить трюк с шокером. Перебранка, которая должна была начаться между Дазаем и Рюноске, наоборот, началась у Куникиды и Акутагавы, которые через телефон пытались мастерски поймать кого-то за гордость. И если мафиози сам по себе был задирист, входя в диалог с врагом, пытаясь снизить ему самооценку и поймать на страхе, то у Доппо просто горела душа с их последней встречи, когда он думал, что погибнет. Где-то на периферии, Куникиду пытался утихомирить Дазай. Но тут в конфликт вмешался Накаджима, которого этот скандал изрядно утомил, и он просто хотел уже дальше наслаждаться одним из своих самых спокойных вечеров, и крикнул, удивив этим не только своих коллег, но и Акутагаву: — Так всё! Вы достали меня! Я никуда не пойду! Делайте со своими отчетами, что хотите, можете даже съесть их! Мне плевать! — он помедлил, собираясь с мыслями и духом, ибо в пьяном состояний, это было сделать не очень возможно. И произнес слова, которые заставили взгляд Акутагавы приобрести задумчивое выражение. — Дазай-сан! Вас тоже касается! Я больше не буду писать за вас отчеты, ведь из-за этого, я вечно выбиваюсь из графика. А еще, меня тошнит… от вашего отношения к Акутагаве. Он не заслужил такого! Отстаньте от него, вы ведь и так уже ушли из Мафии. А теперь до завтра! Не мешайте пить! И Накаджима отбросил телефон в сторону который мирно укатился под диван. В зале ненадолго повисла густая тишина, прерываемая только звуками того, что Рюноске наливает себе в стакан. Такую пламенную речь Тигра нужно было переварить, а лучше забыть о ней. И вскоре послышалось уважительное: — Молодец, Тигр. Вырос. После этого, они недолго провели в разговорах об Осаму, и то, какой же он всё-таки непредсказуемый. А самое главное, какой он хитрый плут. Когда Ацуши рассказывал, что Дазай весь в долгах, как в шелках, то Рюноске лишь покачал головой, думая, как же всё-таки опустился бывший Исполнитель, который до своего исчезновения являлся грозой преступного мира. Разве мог тот, кто протянул ему руку и увел в мир крови и боли, быть тем, кто пристает к каждой встречной даме, и не имеет за собой ни гроша, выглядя, как полный идиот? Картинка того Дазая, выстроенная за все года Рюноске, успешно рушилась с каждым рассказом Накаджимы. Вот она — сила слова. И так бы они и продолжали между собой обсуждать странное поведение Осаму, и его непонятную привычку искать смерть везде, где только можно, если бы не неожиданное признание Тигра. — А, знаешь, я рад, что всё им высказал. Аж на душе полегчало. — Брякнул Ацуши, слыша в ответ согласное мычание. В отличие от него, мафиози просто высказал все, что хотел, вдоволь поиздевавшись над несчастным идеалистом, которого явно сейчас потряхивало от гнева и раздражения, что он ничего не сможет сделать Рюноске. Но слова зятя побудили к действию. Рюноске достал с кармана телефон, и прищуриваясь, тот приблизил экран смартфона настолько близко, насколько это было возможно для человека с плохим зрением, продолжая что-то искать. Видимо, второй стакан пошел уже достаточно тяжело для него. — Что ты делаешь? — заплетающимся языком поинтересовался юноша, смотря за непонятными действиями шурина. — Тоже хочу кое-кому всё высказать… ага, нашел. И не успел Ацуши продолжить дальнейшие расспросы, как Рюноске уже кому-то усердно звонил, выглядя так напряженно, как перед своей самой большой битвой. И когда из трубки, раздался женский голос, всё стало понятно. И Накаджима даже протрезвел, невольно открыв рот. Он же не этого хотел! — Хигучи, — пробормотал на её приветствие владелец Расемона, видимо, тоже слегка поняв, что не туда пошел. Но отступать было уже поздно. — Я хочу кое-что узнать… — Акутагава-семпай, с вами что-то случилось? — тут же послышалось обеспокоенно от обладательницы карих глаз. Всё таки, его шурин — её работа. А если… она к нему никогда и не чувствовала ничего, а они всё себе придумали? Будет неловко. И больно. Особенно Акутагаве. — Хигучи, — прошипел эспер, который явно ни за что бы не заговорил, если бы не звонок. Ацуши отвернулся, включая телевизор, как будто его вовсе нет в этом диалоге. Голова кружилась, и детектив боялся грохнуться на месте. — Скажи мне... в чем разница? — В смысле? Семпай, я вас не понимаю, — и, честно говоря, она была не единственной, кто этого не понимал. Накаджима так и хлопал растерянно глазами, не зная, что же хочет услышать от неё Акутагава, что узнать. — Почему он? Почему именно он? — Этот вопрос явно был из разряда неожиданных, и даже непонятно, кому он предназначался, хотя Ацуши вот понял. А что насчет Хигучи? — Чем он лучше? — Семпай, я не понимаю… — Какая между нами разница? Чем он лучше? Накаджима придерживал руку ко лбу, представляя ошарашенное лицо Хигучи в этот момент. Он, конечно, хотел, чтобы тот поговорил с ней. Но явно не так! Гин, если узнает, то точно его убьет за то, что детектив её брата не остановил! Ацуши потянул Рюноске за рукав, но тот его отпихнул. Всё его внимание было сосредоточено на этом разговоре, и кажется, мафиози впервые хотел знать ответы на вопросы. Правда, задавал он их не совсем корректно. — Акутагава-семпай, между вами нет разницы. — Наконец-то подала голос Хигучи, и Ацуши удивленно состроил мину. Неужели, по этому тяжелому разговору, она поняла, кого он имеет ввиду? — Я знаю вас достаточно хорошо. Вы очень хороший человек, пусть и строгий, и холодный. Мне приятно работать вместе с вами. А он… ну... он такой, какой есть. Часто люди выбирают не тех, кого надо. И на это, не стоит злиться, потому что, рядом с вами всегда найдутся люди, которые будут рядом вопреки и несмотря. Рюноске тяжело вздохнул, видимо, переваривая услышанное. — Тогда почему ты не рядом? — вопрос был достаточно простой, Акутагаве храбрости придавал допитый второй стакан вина, и Ацуши, который заткнул уши под его тяжелым взглядом. — Я... о чем это вы? — девушка запнулась, удивившаяся такому неожиданному повороту событий. — Я рядом. Семпай, вы можете не замечать меня, но я всегда рядом с вами. Я всегда готова к любому заданию, куда бы вы не пошли — я рядом. Я никогда бы не покинула вас. — Она смущенно засопела в трубке, из-за чего Ацуши даже убрал руки от ушей, и в этот момент, девушка решилась. — Вы очень дороги мне, семпай. Честно. У Рюноске захватывает дыхание впрочем, как и у оторопевшего рядом Ацуши. У них в голове сотни вопросов. Конечно, дорожить человеком можно по-разному, но уж Накаджима умеет определять любовь в голосе человека, в отличие от застывшего рядом шурина, который явно не привык слышать такие слова от кого-либо еще, кроме сестры. Он не верит. Не понимает. И в глазах слегка плывет. То ли от слов девушки, то ли от выпитого алкоголя. — Это та тема, на которую вы хотели со мной поговорить? Но все вопросы, лучше оставить на завтра. — Да, Хигучи. — Откашливается парень, на что подчиненная незамедлительно интересуется. — У вас всё хорошо? Просто вы как-то странно себя ведете. — Всё хорошо. Правда, хорошо. Спасибо. Так коротко, так ясно, и так просто. Ацуши облегченно выдыхает, и видит, как на губах шурина расцветает нормальная нежная улыбка. Хигучи творит с ним чудеса. Это уж точно. Трубка обрывается смущенным «да ну что вы, семпай». Ацуши думает, что умеет же Акутагава делать приятное всего парой слов, особенно когда, действительно хочет это сделать. И неожиданно произносит: — Разве ты не понял? Она любит тебя, — Рюноске выглядит раздраженным, что ему указывают, но всё же переводит взгляд на покрасневшего зятя. — Да, мы видели её с кем-то там, с букетам, но она девушка! Думаешь, красивой девушке и подарить не могут? Гин иногда и при мне дарят, вот оно как! — и тут в голову неожиданно поползли мысли, что прямо сейчас девушку могут уводить от него, и парень, шатаясь, резко вскочил, рванув в коридор. — Куда ты? — темной, усталой тенью за ним проскользил Рюноске, видя, что всё-таки выпивания ничем хорошим не заканчиваются. Он устало зевнул, понимая, что с такого крепкого вина, его даже слегка вырубает. — Спасать Гин от ухажеров! — альтруистично выпалил детектив под тихое «идиот» Рюноске, который стал его останавливать. Не хватало ещё выпустить такое чудо на улицу. Гин ему не простит, если он потеряет этого блохастого комка шерсти. И пока Рюноске перетягивал зятя обратно в зал, без особого энтузиазма со слипающимися глазами, чувствуя, что уснет в этом коридоре. В итоге, замотав бушующего парня в Расемон, Акутагава облокотился на стену, сползая вниз. Тот устало прикрыл глаза, и не заметил, как и уснул. А через пару минут, в Расемоне засопел Накаджима, свернувшись в клубок. Пришедшая домой Гин тяжело вздохнула, видя, что парни встречают её прям в коридоре, Девушка недолго постояла, присаживаясь рядом, и ласково потрепала обоих по голове. В особенности, уже почти вымытую полностью голову брата, который непроизвольно дернулся, забурчав чьё-то имя (наверное, Хигучи) и чуть скатившись вниз. Ацуши же почти спал в ногах шурина, что было очень иронично с их стороны. — Я так и знала, что вы сможете найти общий язык. Пусть и таким способом. — Она улыбнулась, чмокнув каждого из них по макушке. Оба забурчали что-то, а Накаджима ещё смешно причмокнул во сне. Та прикрыла рот рукой, дабы сдержать смех, и представила лицо брата в этот момент, если бы тот не спал.— Я так люблю вас двоих. Спасибо, что делаете меня счастливой. Не бросайте меня. - Я не смогу без вас.