Здесь нет ничего святого

#Ким Сынмин# - Мышонок... Сынмин больше не вздрагивает от звука этого голоса. Он не прячется за одеялом и грудой подушек как раньше, не плачет, не умоляет его не трогать. Он лишь поворачивает голову в сторону двери и смотрит с любопытством на человека, который совсем недавно вызывал лишь ужас. - Идём, мышонок. - зовёт Минхо и протягивает ему руку, добавляя ещё вопросов. Куда "идём"? Сынмин растерянно осматривается. В открытое окно пробивается солнечный свет, играясь бликами на красной мебели и стенах. Кровать Авейры сбита, потому что там минут двадцать назад бесились Феликс и Чонин. Сейчас в комнате никого, кроме Кима и надзирателя. Так зачем куда-то идти, если и здесь Минхо может сказать что угодно? Сделать не может, а сказать пожалуйста. - Ну, же! - подстёгивает ЛиНоу, видимо, увидев замешательство младшего: - давай, я не обижу. Ты же знаешь, что не обижу, глупый. Это кто ещё из них глупый? Молодой мальчишка, обречённый гореть в неволе, или мужчина, увлечённый этим мальчишкой? Сынмин совсем не глупый, он раскусил надзирателя ещё в тот вечер, когда старший Бан устроил им открытый урок. А может, даже раньше, просто Сынмин не до конца понимал, что движет надзирателем, который сначала изнасиловал на вонючем холодном полу подвала, а потом стал ласковым и угодным. Теперь Сынмин догадался, и это знание помогает ему в борьбе за свою волю. Едва он пришёл в себя после последнего раза с ЛиНоу, кое-что осмыслил. Он решил, что Авейра когда-то была права: с Минхо нужно быть ласковее, и только тогда надежда на свободу станет ощутимее. Сынмин знает о планах своей подруги и также знает, что ей нужен Минхо, чтобы эти планы осуществить. Им нужно, чтобы Надзиратель ни при каких обстоятельствах не повернул назад, а для этого должен постараться Сынмин. Он старается. Он старается не шарахаться, когда ЛиНоу подходит слишком близко. Старается без страха разговаривать с ним. Старается угодить, но только бы не трогал, потому что, в этом случае, Сынмин думает, не сможет скрыть своих настоящих чувств. Это и станет провалом. Минхо должен быть уверен, что больше не противен Киму. Сынмин уже и не помнит, сколько длится эта игра, но больше недели точно. Он не помнит, потому что уже потерялся в днях в "Красной розе". Здесь время искажается. Единственное, что держит на плаву это то, что им ещё не воспользовались. По крайней мере, никто кроме ЛиНоу. В противном случае, Ким давно бы свёл счёты с жизнью, потому что он не подстилка. Это вообще против его правил - спать с мужчинами, но в случае с Минхо у него не было выбора. У него не было бы выбора и с клиентами, если бы бордель не закрыли. Сынмин уверен, торговля телом уничтожила бы его окончательно, но их таинственный убийца появился как не кстати вовремя. Человек, которого все боятся в борделе, стал для Сынмина своеобразным спасителем. Сейчас Ким просто пленник, а не секс раб. Сейчас он может восстанавливать по крупицам свой потрёпанный разум, не подвергаясь насилию. Парню снова приходится подчиниться, и он цепляется за протянутую ему руку, поднимаясь с кровати. Он зачем-то думает о том, что рука Минхо маленькая, по сравнению с его, и изящная. Будто это пальчики не надзирателя в борделе, а кисейной барышни на выданье. Наверное, при других обстоятельствах Сынмин даже принял бы, что это мило, но других обстоятельств у них нет. - Прости, я должен это сделать. - предупреждает надзиратель перед тем, как закрыть на ключ дверь своей спальни, куда в итоге они пришли. Сынмина изнутри сжимает всего. Он пальцами крепко стискивает края своей футболки, до боли прикусывает нижнюю губу и всеми силами старается не заплакать. Нет, он не хочет. Он не хочет! Он больше не ляжет под ЛиНоу! Его же за этим сюда привели!? Надзирателю скучно стало?! - Ты сказал, что не обидишь. - напоминает Сынмин, и его голос, и так неуверенный, хрипит от переизбытка адреналина. Он делает шаг назад в противоположную от Минхо сторону, коря себя за слабость. - Не обижу, не бойся. Я никогда больше не обижу, мой мышонок. Я не за этим дверь закрыл, я... Минхо замолкает. Вместо пустых слов он подходит к кровати, откидывает подушки и откуда-то из-под них достаёт мобильный телефон. Сынмин с недоверием смотрит на надзирателя, но любопытство сильнее страха. - Здесь же нельзя ими пользоваться, да? - спрашивает он, не смело приближаясь к кровати. Парень садится на самый краешек, чтобы Минхо, в случае чего, не мог до него дотянуться. - Нельзя. - подтверждает надзиратель, а потом хлопает рукой по месту рядом с собой, подзывая. Сынмин не идёт. Он просто упрямо смотрит на ЛиНоу, поджимая губы, и руками сучит нервно по тёмно-зелёному покрывалу, будто это покрывало ему сил придаст. А Минхо уже подходит сам, но не прикасается - просто садится рядом. Ким благодарен хотя бы за это. - А что...что ты собираешься делать с ним? - тихо интересуется Сынмин, кивая на мобильник в руках мужчины. Вопрос тупой, он понимает. Что ещё можно делать в таких условиях с телефоном, кроме как звонить? Но кому? Время явно ограничено, потому что если кто-то их поймает, вряд ли всё закончится на хорошей ноте. Для ЛиНоу точно нет. - Подожди минутку, Мини. - просит надзиратель, клацая по дисплею телефона. Скорее всего, набирает номер. Сынмин послушно затихает, рассматривая комнату, залитую солнцем. Он был здесь уже кучу раз, но, кажется, что никогда. Никогда ещё это место не казалось таким иллюзорным в лучах солнечного света. Не отталкивающим. Ему всегда хотелось бежать отсюда; забиться в самый дальний угол, что он и делал; спрятаться. Сейчас, спустя какое-то время, он не чувствует того ужаса, что преследовал его тогда. Да, Сынмин опасается надзирателя и сейчас, но это, скорее всего, остаточное ощущение. Это несравнимо с началом, когда ЛиНоу казался чудовищем. Теперь на фоне ещё больших чудовищ он теряется. - Алло, здравствуйте! Я вчера приходил, помните? - выводит Сынмина из транса мыслей голос Минхо: - да, к ней. То, о чём мы договаривались... Да-да, именно! Могу я с ней поговорить?... Хорошо, я подожду. - а потом, обращаясь уже к Киму: - бери трубку, это тебя. Сынмин недоверчиво смотрит на надзирателя некоторое время, но всё же не смело тянется за телефоном. Что за шутки? С кем на этот раз ему придётся говорить? Очередная игра "Красной розы" или Минхо действительно пытается ему помочь, соединив с кем-то важным? Иначе, зачем эти риски? Рискует-то не только один Сынмин. А может, действительно красивая игра, придуманная кем-то вроде Альберта Бана, где парень жертва, а Минхо исполнитель. Богатые и властолюбивые, скорее всего, могут себе позволить такие забавы. Тем более они уже имеют целый бордель, где жизни людей ничего не значат. Возможно, им стало скучно просто порабощать и они придумали новое развлечение для новеньких и глупых. Возможно, Сынмин уже на крючке. - Алло! - знакомый и такой родной голос прерывает внутренние стенания парня, врываясь в сознание яркой вспышкой непонимания. Что за...?! Почему Минхо это делает для него!? И душу топит тупая боль, разливаясь по лицу чистыми слезами. Он ладонью прикрывает рот, чтобы позорно не разрыдаться. Он сердце пытается успокоить, которое едва не пробивает грудную клетку своим стуком. - Бабушка... - это всё, что Сынмин может произнести, а потом как на повторе: - бабушка...бабушка, миленькая! - Ох, Сынмини, это ты! Где же ты пропадаешь, негодник? Бабушка так волнуется! Если бы твой друг не пришёл вчера, бабушка так бы и была в неведении! Тут у нас столько произошло, пока тебя не было... Женщина говорит и говорит, а Сынмин плачет и слушает. Слушает, что бабушка сейчас находится в доме престарелых; что папу убили в пьяной драке; что она скучает. Она не знает, что Сынмин скучает ещё больше. Не знает, что не может он так просто взять и прийти, хотя очень хотел бы. - Прости, бабуль, прости! - шепчет Сынмин в трубку, потому что не может предотвратить разлуку. Он говорит о всякой ерунде, чтобы хоть немного продлить разговор. Чтобы слышать любимый голос немножко дольше. Говорит до тех пор, пока Минхо не показывает жестами, что пора закругляться. Пора провалиться в реальность. Ким слушается, наспех прощается с бабушкой и возвращает телефон его владельцу. Он наврал старушке, что скоро они обязательно встретятся. Лжец. - Зачем ты это сделал? - спрашивает парень. Теперь ясно, что это не игра. Нет, совсем не игра, потому что Минхо действительно рискует ради него. Глупо и отчаянно рискует своим положением ради мальчишки студента, обречённого на участь проститутки. - У меня тоже была когда-то семья, мышонок. Я знаю, что такое потерять её. - спустя непродолжительное время молчания отвечает Минхо. Он прячет телефон на место и возвращается к Сынмину, но снова держит между ними дистанцию. Надзиратель выглядит сейчас как обычный рядовой парень: с немного припухшим, видимо, после сна лицом; с чуть растрёпанными волосами; в обычной чёрной футболке и спортивных штанах. Это не тот ЛиНоу, которого Сынмин видит обычно. Парень думает, что этого после недавнего звонка он практически не боится. Этот человечный. И этого даже немного жаль почему-то. - Спасибо. Ты пожалел нас с бабулей...- и Сынмин вдруг испуганно дёргается: - кто-то ещё знает о бабушке? Знает, где она? Ким смотрит в тёмные глаза напротив, в которых отражается он сам. Боязнь за старушку выливается новыми слезами. Их Сынмин, кажется, уже не контролирует. Здесь он постоянно плачет. С самого первого дня демонстрирует свою слабость, но сделать с этим ничего не может. - Никто больше, только я. Сынмин, я ведь не звёзды с потолка собираю, понимаешь? Выбор доверия тоже носит свой вес и стоимость, а рисковать кем-то вроде твоей бабушки я не стал бы. Она не виновата, что её сын кусок говна. Моя мама тоже не виновата, что я такой. Она ценила добрые поступки в людях и любила помогать другим. Меня учила тоже, а я так с ней поступил. С её памятью. - Мне жаль. Сынмин не должен жалеть. Сынмин не должен говорить это человеку, который трогал его тогда в подвале. Который взял его против воли, прижимая обезумевшего от страха к ледяному полу, пропахшему сыростью. Вёл себя так грубо, что Киму тогда хотелось умереть, чтобы прекратить страдания. Теперь же Минхо выглядит жалко, но никакого торжества от этого нет. Сынмин не умеет быть жестоким. Его натура не позволяет ощутить радость ни при каких условиях. Наверное, он идиот. Наверное, когда-нибудь этот характер погубит его. - Расскажи мне о себе. - просит надзиратель, разрезая голосом воцарившуюся тишину. - Вы же всё знаете. - тихо бормочет парень, потому что, в принципе, рассказать нечего. Он едва не подскакивает, когда тепло чужих рук оседает на его собственных. - Я многого не знаю, мышонок. Не знаю, что ты любишь. Понимаешь? Личные интересы. Их сцепленные руки взлетают вверх. Сынмин чувствует тёплое дыхание на своих костяшках пальцев, подавляя желание прекратить это. Поцелуй ложиться на кожу нежным прикосновением, а затем ещё один следует в район запястья. Надзиратель целует там, где проходят голубые венки. Сам парень замирает, боясь, что это выльется во что-то большее. Сердце бьётся в груди с такой силой, что Сынмин практически ничего не слышит, кроме стука своего мотора. Волнением прожигает каждую клеточку тела. - Зачем тебе знать? Голос дрожит, а сердце ухает вообще куда-то в пятки, потому что Минхо обнимает. Обхватывает его тело руками, а лбом упирается куда-то в висок. По крайней мере, Ким чувствует его дыхание там. Не видит, потому что закрывает глаза именно с этой целью. - Просто, давай притворимся на несколько минут, что встретились при других обстоятельствах? Сделай вид, что не ненавидишь меня. Заставь поверить, что я не чудовище. Пожалуйста, мышонок. - отчаянно шепчет Минхо, прижимаясь ещё теснее, словно хочет намертво прирасти к Сынмину. Это сбивает с толку. Это делает практически физически больно, потому что перед Сынмином настолько сломанный человек, что ненависть к нему зарастает чёрным бурьяном, снова выпуская из-за кулис треклятую жалость. Именно поэтому парень не отталкивает. Он боязливо приподнимает руки и устраивает их на чужой талии, осторожно приобнимая ЛиНоу в ответ. "Это нужно для нашего плана." - мысленно убеждает себя Сынмин, никак не желая признавать свой мягкий дурацкий нрав. Ему всего девятнадцать. Он не прожил долгую жизнь, чтобы научиться мудрости, и ещё не потерял наивность. Как маленький ребёнок верит, что за добро платят добром. Минхо же не обижает, пока Сынмин любезен с ним. Пользоваться этим нужно, Авейра права. - Я, наверное, и не интересен совсем. Я всё время уделял бабушке и учёбе, даже не гулял нигде. На гитаре играл... - На гитаре? - Ага, это было моим хобби. Я немного умею, но бабуле нравилось. Я... - Сынмин замолкает на секунду и сглатывает: - я хотел бы попробовать разучить ещё несколько песен, но теперь вряд ли. - Если я достану тебе гитару, поиграешь для меня? - Если обижать меня не будешь. - Глупый, я же обещал. - Тогда поиграю. Чужая улыбка ласковая, а сильные руки сжимают худенькое тельце крепко. Сынмин сам заметил, насколько сбавил в весе от переживаний. Ему теперь, в принципе, всё равно - красоваться не имеет смысла. Только бы участи быть проституткой избежать, вот что волнует больше всего. И Минхо. Хорошо, если мужчина действительно добудет гитару. И если позволит ещё хоть раз поговорить с бабушкой, Сынмин тоже будет благодарен. Очень. Как сейчас. И на гитаре сыграет, как надзиратель просил. Пусть только поможет, пусть пожалеет, вытащит отсюда. Сынмин что угодно сделает, только бы помог.