Часть 1
28 марта 2022 г. в 18:30
Черная Борода не понимает, почему Иззи злится, игнорируя и закрывая на это глаза — как бесится, так и перебесится, не маленький уже. Иззи тоже не понимает, что же именно его так злит. Вернее, он догадывается о причине, но даже подумать об этом, не то что разложить по полочкам и найти откуда у проблемы растут ноги, кажется предательством. Это словно дать слабину, начать сомневаться. Никто не любит сомнения, особенно если они касаются капитана, под чьим командованием ходишь уже не первый год.
Хэндс опирается руками о планширь, стоя метрах в семи от своего капитана и Боннета, разливающегося соловьем. Тот рассказывает какую-то историю, не замечая ничего вокруг, кроме горящего искренним интересом взгляда Эдварда. О, он просто очарован! Кожаная перчатка скрипит, сжимая планширь. Вряд ли эти двое соизволят оторваться друг от друга хотя бы на минуту, чтобы заметить правую руку Черной Бороды, скрывающегося в тени мачты. Иззи смотрит на золотящиеся в солнечном свете локоны Стида, гребанного, Боннета и на ладонь Эда — именно так этот аристократичный придурок зовет пирата, внушающего ужас каждому, кто хоть краем уха слышал о пиратстве, — покоящуюся на колене капитана «Мести». В груди неприятно ноет.
Все-то Иззи понимает, просто не хочет признавать. Он, как и многие другие — наверное, ведь он ни с кем не говорил об этом, — когда-то повелся на образ. Черная Борода — великий и кровожадный пират, гроза морей. Одного имени было достаточно, чтобы команды кораблей, взятых на абордаж, уделывали штанишки, сдаваясь без боя, а иногда и прыгая за борт. Хэндс уважал этот образ, благоговел и даже, можно сказать, что любил. По-своему, но любил. Разумеется, он никогда не скажет ничего подобного вслух, даже если его будут пытать.
Эд был другим. Он пил отвратительно сладкий чай, ел булочки с вареньем, рядился невесть во что, потому что Боннет запудрил ему мозги, и просил не говорить о былых временах, а тем более о том, что они творили в эти самые времена. Иззи не знал, как к этому относиться. Это временная блажь? Новый образ? Или Эд был всегда, просто никто из команды Черной Бороды не мог до него достучаться? Да и нужно ли было? Хэндс понятия не имел, как общаться с этим парнем, каждый раз словно натыкаясь на невидимую стену, возведенную между ним и Эдом. Это чертовски злило. Между ним и Черной Бородой никакой стены не было.
Хуже всего то, что Боннет может найти подход и к Эду, и к Черной Бороде, пока Иззи впустую сотрясает воздух, безрезультатно пытаясь пробиться через невидимую преграду, ударяясь, словно рыба об лед. Сраный Стид, которого все вокруг рано или поздно начинали любить, каким-то образом находил подход ко всем. Хэндс ненавидит его хотя бы за это, а вовсе не за то, что он единолично завладел вниманием Черной Бороды.
Иззи, чувствуя себя полным придурком, продолжает разделять капитана надвое: Эдвард и Черная Борода. Право и лево, белое и черное, сладкое и соленое. Так и здесь, словно медленно вращающаяся на ребре монета, которая никак не упадет, явив либо реверс, либо аверс. Хэндс ударяет кулаком по планширю, желая остановить вращение невидимой бляшки, но, разумеется, ничего не происходит. Стид, наверное, знает какой-то секрет.
— Засранец, — сипит Иззи себе под нос. Уж кто-кто, а Боннет видел и реверс, и аверс, являясь обладателем счастливой монеты.
В конце концов, это просто обидно. Что такого Эдварду может дать этот аристократ, заделавшийся пиратом месяц назад, чего нет у Хэндса? Вкусные завтраки и цветные камзолы? Принятие обеих сторон его личности? Да, здесь Иззи определенно проиграет. Как можно принять то, что даже в голове не укладывается? Возможно, в этом и вся проблема.
Хэндс снова поворачивает голову в сторону сладкой парочки, сидящей на нагретой солнцем и выдраенной до блеска палубе. Они продолжают болтать — на сей раз Эд рассказывает о каком-то из своих похождений, стараясь избегать кровавых подробностей. Между ними не повисает тяжелых неловких пауз и им всегда есть что обсудить, хотя, казалось бы, какие общие темы могут быть у столь разных людей? Иззи завидует, потому что совсем не понимает Эдварда Тича — он не может придумать ничего такого, что могло бы заинтересовать кого-то вроде него: об аристократах с их порядками Хэндс знает не больше Черной Бороды, он не читал тысячи историй и тем более не потащил бы целую библиотеку в море, будь он капитаном, но это именно то, что так нравится Эду в Боннете. Может, это что-то вроде умиления беспомощным и бестолковым щенком, путающимся в собственных лапах и наступающим на свои же уши, но радостно виляющего хвостом, когда хозяин спрашивает, кто же здесь хороший мальчик? Но на щенков так не смотрят. Хэндс в этом уверен, хотя у него никогда не было собаки.
В голову закрадывается горькая мысль, что что-то не так с самим Иззи, а не с Эдвардом, отбросившим всю свою «чернобородость». И ведь ему, кажется, это нравится — капитан, скучавший в своей каюте в последнее время, выглядит посвежевшим и отдохнувшим, и еще он улыбается. Хэндс не видел, чтобы Черная Борода улыбался так тепло и мягко, самыми глазами. Обычно на его лице красовались ухмылки разной степени кровожадности, а то и оскалы, нагоняющие жути на всякого, кто увидит.
— Нахер, — бросает Иззи, отворачиваясь. Смотреть на эту идиллию невозможно, равно как и на солнце, слепящее ему глаза.
Принять то, что у Черной Бороды есть и мягкая сторона, кажется слишком сложным и даже неправильным, словно что-то из их прошлого или будущего навсегда исчезнет. Возможно, у Хэндса слишком много времени на ностальгию, пока они занимаются не пойми чем на «Мести», и, возможно, именно он возвел невидимую стену, отгородившись ото всех, а не Эд. Сомнения, сомнения и снова сомнения. Злиться куда проще. Поэтому Иззи злится: на Черную Бороду, привязавшегося к пирату, чья добыча равняется чахлому цветку, на этого самого горе-пирата, на его бесполезную команду, состоящую из одних только придурков, на себя, в конце концов.
Он, словно сторожевой пес, которому бросили кость, оборачивается на смех Эдварда. Тич хлопает себя по колену и запрокидывает голову, мотая гривой волос, пока его плечи трясутся. Боннет тоже смеется, а у его глаз собираются лучики морщинок. Черт бы его побрал! Иззи, в отличие от него, настоящий пират. Он грабил и убивал, брал корабли на абордаж и устраивал такое, что Стиду не снилось и в кошмарах. У него даже есть припрятанные на всякий случай сокровища: кубки, побрякушки, золотые монеты. Но у сраного Стида Боннета есть куда большее — счастливая монета, вращающаяся на ребре, чьи реверс и аверс он знает наизусть.