***
После стрима с Замаем семнадцатого ноября, Гнойный планировал проспать как минимум до обеда. Но в шесть часов утра, не переставая, кто-то звонил в дверь. Трель расходилась по всей полупустой новой белой квартире, в которой мебели было не то что минималистично, а почти и не было. Слава резко поднялся, сразу пожалев об этом – в глазах у него потемнело. Немного отойдя, он быстро надел футболку и пошел открывать. Злости с утра хватало, поэтому он начал нервно и быстро прокручивать замок, с такой же скоростью дергая за ручку. На пороге стоял его главный враг, а пред врагом стоял главный хейтер. — Ты? — почесав рукой один глаз, а другой придерживая входную дверь, задал глупый вопрос Слава. Мирон был одет в черную дубленку, из-под которой выглядывало худи красного цвета, капюшон которой прикрывал отросший "ёжик". — Я. Фёдоров дал краткий ответ, и не став распинаться, перешёл к действиям. Настырно пихнув Машнова вглубь квартиры, он и сам без особого приглашения зашёл в неё и захлопнул дверь. Слава, ещё не отошедший после сна, но понимающий габариты происходящего пиздеца, даже немного взбодрился и попытался физически и морально настроиться на идущего на него Окси. — Мужик, ты чё творишь-то? — слегка дрогнув от холода, который проник в квартиру, спросил Слава. Он вытянулся, размял спину и с недопониманием смотрел на стоящего рядом. — Да вот, решил один на один в уютной для тебя обстановке кое-что прояснить, — Мирон хоть и был в гневе, но все-таки сбросил в прихожей свои белые рибоки, оставшись в верхней одежде и подошёл к парню почти вплотную. — Ты долго дурачков из нас строить будешь? — Мирон Янович, Ваше эго задел наш безобидный стрим с Андреем? — ухмыльнувшись, догадался Слава. За что он тут же получил ещё один толчок, только уже в грудь, но, почти не сдвинувшись, продолжил провоцировать. — Что-то вы херово качались до блевоты или каши мало ели? — Слава, — потерев переносицу, начал Окси, — Я с тобой пришёл не пиздиться, а решить вопрос по-взрослому, а ты опять двенадцатилетнего задиру включаешь. Мирон вроде как начал потихоньку успокаиваться и проницательно смотрел в глаза напротив, выжидая ответ. Слава же убрал с лица улыбку и вместо долгих речей молча ушёл в комнату, ибо стоять в трусах стало холодно и неловко. Вернувшись, он увидел через арку в кухню сидевшего за столом Мирона, который тревожно постукивал по столу и рассматривал скромное количество посуды и кухонных приборов. — Ты на моём имени на стримах по сто тысяч зарабатываешь, а квартирку обустроить не можешь? — подал голос Федоров. Слава сначала лишь издал смешок, подойдя к кухонной гарнитуре, чтобы вскипятить электрический чайник. Но после, развернувшись к бывшему оппоненту лицом, решил подъебать. — Знаешь, Окс, между прочим, там и твои гаврики мне донатики присылают, яро доказывая, что я – попуск, а ты – царь горы. У тебя половина фанатов – это долбоебы, которые хуй знает как вообще тебя слушают, — Слава говорил это с закрытыми глазами и постоянно улыбался, потому что смотреть в ебало Мирону не хотелось, а опускать куда-то взгляд тем более. Заговорился так, что только под конец заметил, что ему кто-то дышит прямо в шею. Улыбка вновь сползла с лица. Открыв глаза и чуть наклонив голову, он увидел перед собой Окси, который прижал его своим телом к столешнице, расставив руки недалеко от бёдер Машнова, тем самым не давая ему пути отступления. А нужно ли было ему это отступление?***
Слава любил Мирона, но признать это в себе давалось ему непросто. Совсем непросто. Особенно, когда во время секса с Куромушкой кончал с закрытыми глазами, представляя Фёдорова. Пришлось расстаться, ведь делать больно своей девушке, которую он до какого-то периода любил, совсем не хотелось. Ну, по крайне мере, Слава пытался убедить себя, что он любит Сашу, хотя скорее всего, начал отношения, чтобы не вспоминать об Окси. Эта мысль, помимо той, что он оказался латентным, ела изнутри. И все это наваливалось постепенно: вначале он болел за него на хипхоп.ру, потом слушал первые треки, после болел на оффлайн баттлах. Вскоре, это превратилось в конкретный сталкеринг. Когда Гнойный стал известен в узких кругах, он старался заваливаться конкретно на массовые тусовки, где мог бы быть Оксимирон. А потом вышел "Горгород" и Слава ахуел. В его башке крутилась только одна мысль: "Как ОН мог написать ЭТО". Типичная любовь среди антиутопии его не впечатлила, а наоборот огорчила. Именно с этого момента и начались ненависть и диссы. Но где-то в душе любовь к этой персоне все равно осталась. И вот он стоит перед ним. Хочет ли Слава ударить его или вылить ему в лицо то, что не хотелось говорить на баттле? – нет, определённо. Хотелось только больше внимания к себе, а какого именно, для Машнова было не важно, главное, чтобы рядом. Главное, чтобы вот так вот, лицом к лицу, чувствовать его тёплое частое дыхание.***
Пути отступления Слава не искал определённо. Он ещё больше вжался в столешницу, вглядываясь в разъярённые глаза. Только вот Мирону совершенно не нравилось его поведение. Фёдоров отошёл от Славы и сильно сжал кулаки. "Сейчас ёбнет", — подумал парень. Мирон заехал тому в челюсть с локтя, после чего отошёл ещё дальше. Удар был ощутимый, но не до такой степени, чтобы совсем отъехать от боли. — Тебе попиздиться захотелось? — потерев рукой больное место и подступая к Окси, спросил Гнойный. — Так с тобой говорить не получается, ты только язвить умеешь. Слава решил не отставать: сначала тоже хотелось ударить в ответ, но он придумал кое-что лучше. Резко схватив Мирона за шею, он опер его об стол, в попытке на него усадить, но сделать этого не удалось, потому что последовал новый удар – коленкой в живот. Машнов тут же убрал руки с чужой шеи, прикладывая их к своему животу, корчась от боли. — Посиди, блять, отдохни, кусок еблана. У Фёдорова была одышка от удушья и сил совсем не осталось, отчего он сел обратно на стул, а Слава остался на полу. — Гондон, блять, — послышался вопль снизу. Мирон не ответил, молча подошёл к раковине, набирая в рот воды и тут же её глотая. После чего, Гнойный почувствовал, как он садится на пол рядом. — Поговорим на одном уровне? — предложил Окси. И у Машнова просто нет ни прав, ни сил, ни желания не согласиться или возразить. Кивок. — Я хочу, чтобы ты перестал так часто меня упоминать на своих стримах. Особенно в таком ключе. Боль начала утихать, отчего становилось легче, но настроения разговаривать не было. — Вообще забудь обо мне, я надеюсь, ты понял. Мирон, видимо, уловил нежелание к общению и уже собрался уйти. Отпускать Фёдорова было нельзя: отпустишь, он потом не придёт, придётся ещё какую-нибудь хуйню вытворить, чтобы он вернулся. Поэтому, он хватает его за руку, отчего Мирон чуть не валится обратно на пол, но все же стоит. — Останься, пожалуйста, — Слава нервно сглатывает, поднимая взгляд. И Мирон, блядь этакая, улыбается. Лицо Машнова сразу же заливается краской, и он уже готов отпустить его, как вдруг, Окси вплетает чужие пальцы в свою ладонь и тянет на себя. И Гнойный поддаётся. Они стоят слишком близко друг к другу и Слава не знает на что смотреть: сначала метает взгляд на губы, потом в глаза, потом куда-то за Мирона. — Чего молчишь? — всё с той же улыбкой спрашивает Фёдоров. Действительно, что же говорить, когда стоишь вплотную к объекту обожания, во рту пересохло, да так ещё и в животе начали воскресать бабочки. И он решается на то, на что не решился бы ещё несколько минут назад, не решился бы, если бы не пятерня Мирона. Слава прижимает мужчину к столу и увлекает в поцелуй. Сначала он просто обсасывал губы напротив, но потом, когда Окси сам засунул свой язык ему в рот, тормоза сорвало. Их поцелуй выглядел, как продолжение пиздилова: они обошли всю кухню, то и дело кто-то обо что-то ударялся. Каждый старался занять доминирующую позицию, отчего после того, как они приостановились, заметили обкусанные губы друг друга. У обоих в штаны упирались стояки. Мирон стоял, оперевшись задницей об подоконник и нервно облизывался. Оба думали, насколько далеко позволят друг другу зайти. Пауза оказалась неловкой, поэтому, вместо тысячи слов, Слава положил руку на пах Яныча и сжал. Мирон шумно выдохнул и потянулся к ремню Машнова, расстёгивая его трясущимися руками. Вслед пошла и пуговица с ширинкой, и вот уже слышится томный стон Славы. Гнойный резко прижимается к желанному телу, но его отталкивают, как тогда, в семнадцатом году, на баттле. Фёдоров сам справляется со своими джинсами, приспуская их вместе с трусами, плюет на ладонь, чуть сжимает свой член и убирает руку. — Давай, — берет запястье Славика и кладёт на свой хер. Славу два раза просить не надо, он начинает очень медленно водить по стволу и смотреть в глаза Мирону. Тот же спускает чужие трусы, облизывает свою ладонь и начинает мастурбировать в ответ. Закрыв глаза, Окси спиной прижимается к окну, из-за чего Машнову приходится приблизиться. Хотелось большего, хотелось грудью к груди, лбом ко лбу, но ему не позволяли и ближе не подпускали, хоть Слава и видел, что Мирону не очень удобно дрочить ему в таком положении, но, видимо, он и сам любит нарушать личные границы. Хуев Альфач. Гнойный настырный парень и всегда своего добивается, всегда, но, видимо, не рядом с Мироном Яновичем. Когда он делает ещё один шаг, ускоряя ладонь, рука Фёдорова на его члене сгибается в локте, и это не остаётся незамеченным. Сначала он поочерёдно открывает глаза и смотрит на Славу, после чего, понимая, что от него не отстанут, сам сокращает расстояние, возвращая свой корпус в вертикальное положение, оказываясь возле ключиц напротив стоящего. Одежда мешается обоим, но Окси на её снятие намёка не даёт. Да, как бы Славик этого не хотел, но даже здесь руководит этот карлик, потому что либо по правилам Мирона, либо никак. И пока он думал, рука на его члене сильно ускорилась, Гнойный последовал примеру и тоже увеличил темп. Им хватило нескольких секунд, после чего они кончили примерно в одно время. Машнов оперся на стену, немного нависая над Фёдоровым, за что получил лёгкий удар по колену. — Дай пройти, — Мирону нужно было вывернуться из-под Славы, ибо чужая сперма на руках не приносила никакого удовольствия. Он помыл руки в раковине, застегнул джинсы, и, посмотрев на еле стоящего на ногах Славу, протянул ему салфетки. Окси проверил наличие телефона и ключей в кармане. Буркнув на прощание что-то вроде "ещё свидимся, хуйню не твори и закройся", быстро обулся, накинул куртку и вышел из квартиры. А Славик медленно вытер руки, кинув салфетку куда-то под стол, взял пачку сигарет, которая лежала на столе, поджёг одну и затянулся, открывая окно. Прохладный ветер охлаждал его красную кожу и развевал каштановые волосы.