Ангельский поток

Мальчики вместе и весна не за горами Питтсбург, февраль 2005 г. — Что ж, — сказал Брайан, лежа на своей огромной кровати, завернувшись в темно-синюю шелковую простыню, покуривая длинную коричневую сигарету, — нам пора вставать и одеваться. Ты же не хочешь опоздать на самолет? — А я не хочу, — ответил Джастин, глядя, как от сигареты Брайана клубится дым. Он повернулся и сказал, положив свою бледную руку на грудь Брайана, — может быть, аэропорт будет закрыт из-за сильного снегопада? — Ты смотрел в окно, Джастин? — спросил Брайан. — Небо чистое, и светит солнце. Это очень красивое воскресенье. Идеально подходит для полета в Бостон. — Понятно, — вздохнул Джастин, — мне нужен гребаный перерыв. — Ты должен вернуться, — Брайан глубоко затянулся сигаретой. — Я понимаю, — Джастин вытащил сигарету изо рта Брайана и затянулся. У нее был острый, едкий вкус, — просто, чувствую себя так хорошо здесь. А там, реально чувствую одиночество. Брайан почувствовал, как что-то тянет внутри. — Но ты же говорил, что у тебя есть друзья, — сказал Брайан, — похоже, твой сосед по комнате хороший парень. Он встретит тебя в Бостоне. И те парни из того гей-клуба, что ты посещаешь. Джастин улыбнулся. — Ты имеешь в виду гейский Дартмут? С ними все в порядке, но на самом деле я там почти не тусуюсь. Это место, где все просто общаются. Нью-Гэмпшир — не совсем гей-Мекка! — Нет, — рассмеялся Брайан, — это же Вермонт! Все эти дамбы в Биркенстоках и старые бывшие парикмахеры работающие в причудливых антикварных магазинах. — Не сбивай, Брайан, — упрекнул его Джастин, — зимой в Новой Англии очень красиво. Очень много живописных маленьких гостиниц и курортов. И люди катаются на лыжах и сноубордах. — Здесь тоже красиво, когда снег покрывает все сталелитейные заводы. И когда ты был там в последний раз? В живописном маленьком трактире или катался на сноуборде? — спросил Брайан, забирая сигарету из розовых губ Джастина. — Никогда, — признался Джастин, — но у меня никогда не было никого, с кем можно было бы остановиться в гостинице или покататься на сноуборде. Это не весело делать в одиночестве, когда тебя окружают счастливые пары. Ты понимаешь, что я имею в виду? — Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, — Брайан затушил сигарету в пепельнице рядом с кроватью, — но как я сказал, если мне нужен снег, то здесь, в Питтсе, его полно. И есть горы вокруг, где мы можем кататься на лыжах или сноуборде. О чем еще ты думаешь? О чем мечтаешь? Джастин уткнулся лицом в грудь Брайана. — Быть здесь. Это все, о чем я мечтаю. Вот почему я прилетел сюда на выходные. И я верну тебе деньги за полет. Обещаю. — Похуй, — сказал Брайан, пренебрежительно, — у меня гораздо больше бонусных миль на самолет, чем я могу потратить. Они должны выдать мне мой собственный самолет! — Тогда ты сможешь лететь куда угодно, — прошептал Джастин, — как супергерой. — Я не супергерой, — выдохнул Брайан. Он чувствовал себя кем угодно, только не супергероем. Не мог даже задержать Джастина еще на одну ночь. Не мог остановить время или двигаться в пространстве быстрее, чем скорость света. Он ничего не мог сделать, разве что мечтать. Они лежали в постели, не желая вставать. Никто не хотел первым разрушать момент. — Ну, — наконец сказал Брайан, — думаю, пора. — Да, — сказал Джастин, — время поджимает. — Как ты думаешь, сколько тебе понадобится места? — спросил Брайан. — Сколько места где? — нахмурился Джастин. — В корвете? Или в самолете? — Нет, — Брайан повернулся к Джастину, — здесь, в лофте. — В лофте? Что ты имеешь в виду? — сердце Джастина билось в груди, как молот. — После окончания учебы, — твердо ответил Брайан, — когда ты переедешь сюда. Я имею в виду, предполагая, что ты захочешь переехать. Если решишь, что сможешь ужиться со мной. Потому что со мной нелегко жить. Иногда я едва могу ужиться сам с собой. Но, может быть, если бы мне кто-то помог, я бы научился любить себя больше. То есть, если кто-то любил меня достаточно. Или обожал меня достаточно. — Я люблю, — сказал Джастин, нежно, — и достаточно обожаю. Я люблю тебя больше всего на свете. — Ты уверен? — удивленно сказал Брайан. — Да, — искренне ответил Джастин, — только почему же тебе так трудно в это поверить? Брайан знал ответ, но в этом было трудно признаться. Трудно разбить свою собственную, так тщательно выстроенную стену, перед Джастином. — Может быть, потому что я не верю, что меня можно любить. Потому что даже мои родители не любили меня. Не хотели меня. Как может человек любить себя, когда знает, что он действительно один во Вселенной? Что никому нет дела, жив он или мертв, даже собственной матери? И что никто в целом мире, не отдаст даже крошечный кусочек себя ради тебя. Только тебя. Джастин слегка поперхнулся, пытаясь представить себе людей, которые не любили бы Брайана. Родителей, которые не любили своего собственного ребенка. А потом он подумал об отце, и сердце его сжалось от страха. — Майки любит тебя, Брайан, — сказал Джастин, — и Деб. И Линдси. И Гас. Это не кто-нибудь. — Но где же они были, когда я действительно нуждался в них? — прошептал Брайан. Он свернулся калачиком под простыней и сказал, дрожа, как ребенок. — Когда они тебе действительно нужны, их никого нет. Когда ты во мраке. Когда ни один луч света не пробивается. Но особенно темно в твоем сердце. И ты даже не знаешь, где искать этот свет и как ты там потерялся. — Мне хотелось бы быть там с тобой, — заявил Джастин. — Ты тогда даже еще не родился, — ответил Брайан, вытирая глаза тыльной стороной своей красивой руки. — Но сейчас я уже родился, — сказал Джастин, — я уже здесь. И отдам тебе всего себя. Всего, — Джастин откинул одеяло со своего обнаженного тела и раскинул руки, как пару тонких, белых крыльев. Приглашая. Благословляя. Брайан уткнулся в него. И они оба забыли о времени. Забыли про самолет. Но они летели.