***
Она была жива, каким-то невероятным чудом, но жива. Голова нещадно болела, а любой звук отдавался в голове звоном битого стекла. Да и вообще одно ухо слышало значительно хуже другого. Но в сравнении с тем, что они потеряли больше трёх десятков солдат разом это было не так уж и страшно. На самом деле не так уж сильно она и пострадала тогда, голова, руки и ноги остались целы. Слух правда так и остался на одно ухо хуже, но ведь не оглохла. Но следующие несколько недель были для неё тяжкие. Это фронт, тут на больничный не выйдешь, чтобы отлежаться дома. Как только перестала качаться при попытке встать на ноги, так сразу снова за работу. Солдаты шли к ней один за другим, она начинала перевязывать рано утром и заканчивала ладно если после обеда. И это были ещё только то, кто мог воевать дальше, самых тяжёлых отправили в госпиталь первым же санитарным поездом. Она выбросила в таз ворох окровавленных бинтов, по хорошему их надо было сжечь, чтобы не плодить заразу, но где бы их жечь? Ни времени на это не было, ни сил. Ладно бы яму выкопать да там закопать. Но это всё потом, а пока хоть немного передышки. Наташа навалилась спиной на стену, тут не было землянок, тут всё было вполне цивильно: стояли не где-то в поле, а в бывшем колхозе. Даже под медпункт временно выделили здание сельской школы. Тут же и раненых разместили. Временами она даже скучала по той землянке... – Ты хоть ела сегодня? Наташа обернулась, в дверях стоял Михаил. Впрочем, а кто ещё тут мог интересоваться тем что и когда она ела? Отрицательно покачала головой. – Так и думал. Сходи, там сегодня суп, вкусный с перловкой. И хлеб есть. Она с трудом улыбнулась: – Что-то мне не очень хорошо, тошнит. Я лучше уж так. – Вообще не лучше, в тебе весу как в тростиночке, того и гляди переломишься. Если не пойдешь, то возьму на руки и так отнесу и плевать что и кто мне скажет. Он мог, Миша вообще не отличался деликатностью и если считал, что так лучше, те вполне мог взять и отнести. Наташа осторожно пошла, стараясь не делать резких движений, всё же удар головой об землю только в сказке из птицы финиста принца делает, а в реальности последствия куда более прозаичные. – Держи, Ната – светлячок ты наш, что бы мы без тебя делали? – сказал парень, дежуривший сегодня на раздаче. Протянутая ей миска была изрядно помятая, от чего дно вместо плоского стало слегка выпуклым, а сама миска стояла неровно, покачиваясь из стороны в сторону. Но кто бы смотрел на миску? Всех интересовало то, что в ней, а в ней было вполне съедобное варево. Если ложечкой поскрести то даже кусочки мяса там плавали. Наташа взяла горячую миску и села на ближайшую табуретку. Кухню организовывать даже и не понадобилось, собственно она тут и была: бывшая колхозная столовая, ныне так и не поменявшая своего назначения. Разве что в сто колхозников тут все больше солдаты ходили. Но и кое-кто из местных, отказавшихся уезжать. Как дед Матвей, старый и седой как лунь. "Я тут родился, женился, состарился, тут и помирать буду" говорил он. Большинство-то кто в соседние сёла ушли, кто в лесу с ребятишками тихорились, совсем мало кто остался как старик Матвей тут же с солдатами, помогая делу победы тем, чем могли. Михаил стоял в дверях, наблюдая за тем как девушка ела. И как он только с ума тогда не сошёл, когда вытаскивал её из под обстрела, не понимая жива она вообще или нет. Спасибо Кеше, приятелю армейскому, век не забудет, тот за Наташей присмотрел, пока она в себя приходила. От мысли, что он мог вот так по глупому потерять свою женщину становилось как-то не по себе. Один раз он уже терял, и второй раз... Он не допустит.***
Зоя сидела на крыльце и смотрела на улицу. Почему-то раньше она не обращала внимание на то как неуловимо и неудержимо меняется природа. Деревья пожелтели, а дорожки были усыпаны буро-рыжей листвой. Порыв ветра оторвал с веток ещё с десяток листьев, и играючи сбросил их к самому крыльцу. Зоя запахнула кофту посильнее, вроде бы ещё и не настали холода, но пришедшая осень давала о себе знать, было совсем не по летнему зябко. Она привыкла к этой жизни, так не похожей на её прошлую. Привыкла к тому, что Олег Александрович почти никогда не улыбался, привыкла к тому, что Елена Георгиевна по утрам варила кашу. Без каши она не мыслила завтрака, убеждая девочку, что если она хочет быть здоровой, то нужно обязательно завтракать. Зоя даже не особо задумывалась о том, что будет дальше, просто жила так как живёт. Другим порой приходилось куда хуже, и этих других она постоянно видела в больнице, где коротала дни, пока Елена Георгиевна работала. Раньше папа рассказывал ей на ночь сказки, про хитрую лисичку, про храброго петушка и про сильного медведя. Они были весёлыми и иногда немного страшными, забавными и иногда чуть глупыми, но ей нравилось. Елена Георгиевна тоже читала сказки, но это были совсем другие сказки. В них не было ни хитрой лисички, ни простоватого зайца. Особенно Зое нравилась та, что про девочку Герду, которая путешествовала, ища своего названного брата. Елена Георгиевна читала её долго отрывками, а Зоя каждый раз ждала вечера, чтобы услышать ещё кусочек этой волшебной истории. Иногда ей хотелось закрыть глаза и представить себя Гердой, спросить у цветов не видели ли они её папу, мчаться на олене сквозь снег и пургу в заколдованный замок, помочь ему собрать волшебное слово и освободиться. Но она была не Гердой, а папу не похитила Снежная королева и всё это была лишь сказка. По улице шла Елена Георгиевна, и радостно махала девочке рукой. – Я же просила тебя посидеть дома, чего ты на улицу выскочила? А если замёрзнешь? – Не замёрзну, – отрицательно покачала головой девочка. – Смотри-ка, я купила рыбки. Сейчас почистим и пожарим с картошечкой, – говорила женщина, показывая на свёрток в сумке. Рыба отвратительно пахла, но кажется это мало волновало Елену Георгиевну, она долго и тщательно очищала с неё чешую, попутно рассказывая Зое как правильно готовить рыбу, чтобы она была вкусная. Потом они жарили кусочки рыбы на сковородке, чистили и варили картошку. Во всё этом было что-то такое... Домашнее. Такое, что Зря боялась потерять, забыть и не вспомнить. Даже неприветливый Олег Александрович был сегодня на редкость добродушен, шутил и трепал Зойку по голове, взлохмачивая волосы. Рассказывал что-то о работе, то, что девочка силилась, но никак не могла понять. Улыбался, расспрашивая как прошел день у них с Еленой Георгиевной. А в доме пахло дровами и жареной рыбой. Зойка умылась, переоделась и забралась на печку. Там было тепло и ей нравилось там спать. Она ещё только укладывала свою куклу, чтобы ей тоже было тепло и удобно, когда услышала тихий разговор: – Письмо пришло из части где Исаенко служил. Олег Александрович отложил в сторону газету, которую просматривал перед сном, внимательно посмотрел на печку, девочка замерла, делая вид, что спит. – И что там? – В общем-то не много, только откуда был призван. Но уже хоть что-то. Напишем туда, может удастся найти его личное дело. Там же должно быть сказано где он родился. Зойка вся сжалась, боясь даже дышать. Они говорили о её отце... Да, Елена Георгиевна и раньше говорила ей, что они обязательно постараются найти её бабушку и дедушку, но одно дело говорить, и другое дело, что сейчас она сама лично слышала как они обсуждали это. Значит, они и вправду ищут. Ночь давно вступила в свои права, окутав всё вокруг синевато-серыми красками. Зоя не любила ночь. Вообще-то раньше она даже не думала о том, какое это жуткое время, она ложилась спать, зная, что где-то рядом спят мама и папа, что утром они проснуться и будет новый день. Это было как что-то само собой разумеющееся. Но всё изменилось тогда, когда она несколько ночей подряд провела одна на скамейке под навесом, слушая стрекот кузнечиков и завывание ветра. С тех пор ночь стала для неё чем-то тягостным и жутким. Обычно она предпочитала засыпать до того, как совсем стемнеет, или хотя бы до того, как Елена Георгиевна или Олег Александрович выключат свет, но сегодня ей не спалось. Она ёрзала, не зная как уснуть. Слишком много мыслей теснились в ее голове, не давая закрыть глаза. Наверное она и впрямь слишком громко возилась, разбудив Олега Александровича, но он встал, подошёл к печке, где должна была спать Зойка, и спросил: – Эй! Тебе чего не спится? Он никогда её не обижал, ни разу не ругал, но почему-то Зойка боялась его. Она затихла, надеясь, что Олег Александрович решит, что она спит и уйдёт. Но он не уходил. – Иди-ка сюда, – он сгрёб её в охапку вместе с одеялом, отошёл на несколько шагов и сел на скамейку, продолжая держать её, закутанную в одеяло, на руках, – Знаешь, я не мастер петь песни, пару раз пытался, но соседи пугаются, милицию вызывают, думают, что меня тут убивают, в общем с песнями я завязал. Но сказку рассказать могу. Попробуем?***
Беременна... Ну почему она не подумала об этом раньше? Ну как? Как она теперь будет? Как сказать? Кому сказать? Вопросов было куда больше чем ответов. И, наверное, это отчасти даже было логично, всё же отныне речь шла не просто о жизни... Точнее не только о её жизни, но и о жизни ещё кого-то, пока что незнакомого ей, но однажды... – Поженимся. Конечно он старался быть аккуратным, но что поделать если так случилось? – Ми-и-и-ша... – Ну-ну! Давай-ка не будем разводить тут сырость! Вот что я потом буду дочери рассказывать? Как ты сидела и рыдала в три голоса, узнав, что у нас будет она? Наташа на минутку опешила, не зная что ответить. – А почему ты думаешь, что это будет дочь? До сих пор она вообще не задумывалась над этим вопросом. А ведь и впрямь, у неё будет дочь или сын. Это даже представить было сложно, но это было так. – Ну или сын, – пожал он плечами. Наверное надо было волноваться, думать о каких-то важных вещах, но почему-то ему совсем не думалось. Он просто знал, что всё идёт так как надо, как и должно быть. Он любил Наташу, Наташа ждала их ребёнка, он должен был во что бы то ни стало сохранить их обоих. А остальное не так уж и важно. Хотя нет, было ещё кое-что, что его всё же беспокоило. Она же не могла рожать вот тут, под канонаду немецких снарядов и пуль. И теперь именно он должен был решить эту дилемму. – Не знаю на сколько уместен этот вопрос, но выйдешь ли ты за меня замуж? Кажется, сегодня был день неожиданных заявлений и пугающих новостей. Наташа уже даже не пыталась удивляться, она на всякий случай ущипнула себя за руку, надеясь, что это хотя бы не сон. Нет, рука болела вполне на яву. – Серьёзно? – Ну в таких вещах обычно не шутят. Я бы очень не хотел, чтобы моего ребёнка прозвали безоцовщиной. Так что? – Да, – кивнула Наташа и почему-то заревела. А где-то вдали переливчато засвистел соловей, то-ли провожая последние тёплые дни, то-ли просто так для собственного удовольствия.