Крепкая рука, острое лезвие

      Шау Кай не очень любил подобные задания: в борделях грязно, шумно, пахнет алкоголем, жирной едой и сладкими маслами. Лично в нём все это скорее вызывало тошноту, чем желание провести здесь ночь. С другой стороны, города в принципе раздражали по тем же причинам и, если бы он мог, то провёл бы жизнь в тишине монастыря и природы.       В любом случае, он здесь не для развлечения, как бы местные леди не стреляли в него глазами. У него здесь работа. Заказанный жрец Келемвора вошёл в бордель примерно на минут 20 позже ожидаемого времени. И, к удивлению Шау, не пошёл к бегающим по залу девочкам, а сразу обратился к хозяйке этого места, о чем-то по-шептался с ней, и она повела его за шторы во второе, малое крыло здания.       Человек едва сдержал ухмылку, когда нервно стреляющий глазами жрец скрылся за тяжёлой бархатной тканью. Шау знал, что второе крыло предоставляет более… специфические услуги. Ничего криминального, но большинство осудило бы подобные увлечения. Убийце же все равно. Во-первых, то, как трахаются люди — не его дело. А во-вторых, чего греха таить, он и сам один из интересующихся.       Шау подбирает момент, когда на него не смотрят, и, прильнув к тени на стене, растворяется в ней. В следующую секунду он появляется уже в тёмном углу, недалеко от красного полотна. Убийца бесшумно скользнул за него в полумрак.       Мужчина прогулочным шагом идёт по коридору, слабо освещённому лунным светом. Он не беспокоится о том, что кто-то его заметит — тени оберегают, делая невидимым в темноте. Единственное, о чём ему надо беспокоиться, так это о шуме, который мог бы издавать. Однако шаг убийцы настолько лёгок, что неслышно даже шороха тканевой обуви.       Шау внимательно всматривается в темноту: изящная хозяйка борделя аккуратно закрывает одну из дверей и направляется в сторону убийцы, возвращаясь в зал. Он лишь сделал пару шагов в сторону, пропуская. Женщина, даже не ощутив чужого присутствия, продолжила движение к шуму зала, скрытого за толстой тканью. Монах проводил её взглядом, а потом продолжил путь, но теперь с точным знанием того, какая дверь нужна.       Остановившись, он прислушивается. Мёртвый наставник всегда говорил, что нужно дождаться подходящего момента и лишь затем нанести смертельный удар. Как бы забавно и безобидно не выглядел круглолицый жрец, расследование Шау показало, что он может быть опасен, а потому важно постараться убить его за одну атаку. Скорее всего Кай сможет победить в бою, но это привлечёт много внимания, чего заказчик не хотел.       Через пару минут слышатся первые стоны. Голос высокий, звонкий. В аккомпанемент него раздаётся свист воздуха и хлопок о кожу. Не хлыст, что-то более лёгкое. Нужно ждать еще.       Проходит время, и Шау, заскучав, стал играть ножом в руке, ожидая. Наконец-то появляется подходящий знак: к высокому голосу добавляются шлепки кожи о кожу и низкие, запыхавшиеся стоны. Пальцы в перчатках осторожно толкнули дверь, чтобы открыть небольшую щель. Полоса жёлтого света упала на синие тени пола, а по пустынному коридору разностися тихое эхо чужой страсти. Слава Маску, петли смазаны.       Зеленоглазый убийца заглядывает в щель, чтобы оценить ситуацию. Пока что ему придётся вновь ждать: жрец лежит на кровати, в то время как шлюха со связанными руками скачет на его члене. Шау отмечает длинный, переливающийся серебром волос, бледно-голубую кожу, острые уши. Эльф? Полу-эльф? На секунду она чуть-чуть напомнила его ученика.       Впрочем, мужчина с любопытством отмечает совсем другое: член жреца пропадает меж мягких, бледных ягодиц. Шау, до Дава, не сильно интересовался сексом поэтому… в некотором роде то, что происходило сейчас, было для него откровением. Мысленно он ставит для себя галочку узнать больше.       Наконец-то ситуация меняется в его пользу: жрец переворачивает проститутку на матрас, наваливаясь своим крупным телом сверху. Недолго думая, убийца проскальзывает внутрь. Тени, обволакивающие его, рассеялись под жёлтым освещением, но два потных тела так увлечены процессом, что не замечают нарушителя. Убийца бесшумно толкает деревянную дверь, закрывая комнату. Теперь крики вряд ли кто-то услышит.       Шау подходит ближе к ложу. В его руке сверкнуло лезвие, отражая огонь лампы. Жрец попытался увернуться, услышав свист воздуха, но было уже поздно: рука в перчатке обхватила его голову, а нож впился в горло. Острое лезвие с лёгкостью разрезает плоть. Слышится звук сломанных позвонков и хруст разрываемых хрящей. Кровь фонтаном заливает лежащую, кричащую в ужасе проститутку, а жрец Келемвора издаёт последние булькающие звуки, прежде чем его глаза затухают, и тело падает кожаным мешком.       Убийца устало вздыхает. Это был один из самых нудных и раздражающих заказов в его жизни и, славу богу, эта пытка закончилась. Он, сделав еще несколько точных ударов, отделяет голову и цепляет себе на пояс. Закончив с основным, пора решить что делать со свидетелем.       Бровь мужчины удивлённо изгибается, когда появляется возможность по-лучше разглядеть проститутку. В угол кровати, судя по чертам лица, забился полу-эльф. И он — парень. Скорее всего даже несовершеннолетний, если оценить волосяной покров, а если быть точнее — его нет. Щуплый, бледный, огромные глаза, пухлые губы. Невольно Шау захотелось закатить глаза: если уж так хочется трахнуть женоподобного мальчика, то закажите уже девушку. Тем не менее, чем-то он напомнил ему Давкориса в детстве. Но даже тот был… более мужественным, что ли?       Проходит минута размышлений. Шау понял, что у него не поднимается рука убить этого пацана. Он тяжело вздыхает, садится на край кровати и вытирает лезвие о покрывало.       — Как зовут?       — Санни.       Мужчина фыркает, услышав тихий, перепуганный голос. Ладно, хочет представляться борделевской кличкой, пускай так и будет.       — Санни, я пришёл только за своей целью. Мне нет смысла тебя убивать, ведь за твою жизнь ничего не заплачено, — произносит монотонный голос, — И я спокойно уйду, если ты пообещаешь никому не говорить о том, что здесь произошло. Иначе я вернусь за тобой. Ты меня услышал?       — Д-да, господин, — жалобно всхлипывает подросток, согласно мотая головой. Однако когда мужчина поднимается и начинает идти к нему с ножом, он испуганно поджимает колени, — Господин, нет! Умоляю!       — Да успокойся ты, — фыркает Шау, хватая дергающегося полуэльфа за плечо. Его нож с лёгкостью, к удивлению парня, прорезает толстую веревку, освобождая затёкшие руки. Эскортник тут же обнимает свои колени.       — Больше ныл, — монах садится рядом. Между ними повисает молчание, которое прерывает Кай, — Санни, тебе было приятно?       — Что?       — Тебе приятно, когда кто-то трахает тебя в задницу?       Светловолосый тупит взгляд. Вся эта ситуация кажется ему странным сном: на его глазах убили человека, а теперь убийца спрашивает его, нравится ли ему анальный секс. Сунэ, какой сюрреализм…       — Ну… Это приятно. Если делать правильно, — полуэльф сглатывает. Если он просто будет выполнять то, что от него хотят, то его оставят в живых. Поэтому лучше сотрудничать.       — Хмм, — Шау задумчиво разглядывает своё отражение в лезвии, — Научи меня.       — П-простите?       — Научи меня как правильно.       Эскортник, не веря своим ушам, медленно моргнул.       Зелёные глаза разглядывают недавно купленное масло. Белая, густая жидкость блестит на солнце и медленно переливается из края в край, когда пальцы в шрамах наклоняют флакон в разные стороны.       Пускай то задание было ужасным, но последний вечер внезапно принёс пользу. Раньше он думал, что секс между мужчинами может проходить исключительно при помощи рук, рта и ласк. И этого было для него достаточно: совместная дрочка и минеты казались верхом возможного взаимодействия, если не учитывать дополнительные предметы вроде веревок и хлыстов. Тем более Шау даже больше нравилось трогать Давкориса, нежели получать разрядку: казалось, его ладони намного чувствительнее, чем член.       Мастер задумчиво потёр подбородок. Мог ли Дав знать об этом способе, но молчать? Как ни как, а у его ученика явно больше знаний о сексуальной жизни, чем у него. Если да, то почему? Может, ему не хочется? Или не нравится? Пробовал ли он? Шау никогда не было интересно знать, девственник ли его ученик или нет. В этом не было нужды. Но Санни сказал, что новичков нужно дольше растягивать.       Из размышлений его вывело знакомое движение с правого бока. Ему даже смотреть не нужно, чтобы понять кто это. Ученик плавно опускается на колени за чайный столик.       — Шау? Тебя что-то тревожит?       — Не совсем, — мужчина с тихим стуком опускает флакон на деревянную поверхность. Автоматически юноша тянет руку и поднимает его, чтобы осмотреть содержимое.       — У нас закончились масла? — Давкорис вытаскивает пробку, вдыхает аромат. Его брови удивлённо изгибаются. Пахнет… кокосом? Чего?       — Нет. Это я докупил для себя.       — Зачем?       — Дав, у тебя был анальный секс?       Повисает молчание. Зелёные глаза терпеливо ждут ответа. Серая кожа полудроу потемнела в смущении, уже закрытый флакон со звоном падает на столешницу. Хорошо, что не разбился.       — Эм, ч-что?       — Был ли у тебя анальный секс?       — Я услышал! — ученик смущённо прижимает ладони к лицу, прячась от взгляда учителя.       — Зачем тогда переспрашиваешь? — мастер устало вздыхает, упираясь подбородком в ладонь. Он ненавидит себя повторять, но ради Дава иногда можно пододвинуть принципы.       Вновь наступает неловкая тишина. Правда неловкая исключительно для ученика, Шау же не чувствовал значимость интимных вопросов, относясь к ним, как к обычной повседневности на уровне заварки чая. Поэтому он безразлично продолжил рассматривать туманные горы, стуча пальцами по деревянной поверхности.       — Н-не было, — наконец-то отвечает полудроу.       — А тебе интересно попробовать?       — Н-ну, э-эм, с тобой?       — Пфф, а ты планировал с кем-то еще? Я что-то о тебе не знаю, Дав? — мужчина приподнимает уголки губ.       — Нет! — полудроу моментально хмурится, — Конечно нет.       — Конечно не планировал или не знаю?       — Боги, прекрати, — Давкорис раздражённо закатывает глаза, — Порой в тебе просыпается какой-то дошкольник. Я, вообще-то, по делу.       — Какому?       — Поехали в Трибор. Надо проведать сестёр, племянников, отца. Н-ну и я хочу познакомить их с тобой.       Шау Кай смотрит на ученика как на идиота.       — Дав, ты сейчас серьёзно?       — Что?       — Мы с тобой — убийцы. Члены ордена.       — И?       — Не притворяйся тупым, — мужчина тяжело вздыхает.       — Шау, я понял, что ты имел ввиду. Просто мне уже все равно, как, думаю, и тебе. У нас своё ремесло, такое же как и у охотников, — юноша мягко улыбается, — Порой смерть приносит боль, когда убивают кого-то хорошего, как того дворфа. Порой она наоборот приносит пользу, как тогда было с эльфийкой. Я уже молчу про то, что выбор был уже сделан за нас, так или иначе приведя к этой работе: для меня — это была единственная возможность стать полезным семье, а для тебя — единственный путь с рождения. Так что не переживай за меня. Я не стыжусь того, кем стал, благодаря тебе.       — Хорошо. Но что ты им скажешь?       — Ничего. Они не должны знать о нашей работе.       — И они удовлетворятся молчанием?       — Наверное нет. Но это не их дело. Им ещё детей растить, внуков нянчить, встречать старость. Я же не уверен, что мы с тобой доживём до седины. Оценил шутку?       — Не говори так.       — Но это правда, — Давкорис тихо смеётся, разглаживая складку меж нахмурившихся бровей мужчины, — Впрочем, это не значит, что я жду конца. Давай просто жить и радоваться, как тебе план? И начнём с того, что я хотя бы познакомлю тебя со своей семьёй. А если ты уж так не хочешь «бесполезно» тратить время, то давай возьмём заказ, выполним по пути.       Шау смущённо отводит взгляд. Раньше он просто влепил бы ученику подзатыльник, но теперь рука не поднимается оставить даже мелкий синяк (ну, кроме синяков от засосов и плетей). Давкорис на него плохо влияет. Чи была бы в шоке, узнай о таком мягкосердечии.       Он никогда не думал, что вернётся в этот городок. Такое чувство, будто ничего не поменялось: те же домики, тот же шум торговли, ржание лошадей. Уже пять лет прошло… Шау поднимает взгляд на юношу подле него. Давкорис смотрит на улицы будто впервые, с каким-то новым любопытством разглядывая прилавки и каменную кладку. Мужчине даже несколько раз пришлось хватать ученика за руку, когда тот, поддавшись инстинктам, оставшимся с детства, тянул её к товару, желая прикарманить что-нибудь.       — Мы идём к твоему старому дому?       — Нет, к Кости. Она переехала к мужу, купцу. А к Нор особо не попадёшь — она вышла за какую-то шишку, но обещала приехать в гости на неделю.       — Хмм, и ты знаешь куда идти?       — Ну… примерно? Вроде вон-тот дом — тот что нужен, — Дав указывает вперед на двухэтажный каменный домик, находящийся рядом с площадью, — По крайней мере, если судить по названию улицы. Неплохо она устроилась!       Шау лишь молча продолжил следовать за юношей. Каждый шаг давался всё сложнее и сложнее. Если честно, то ему хотелось бы просто схватить ученика за руку и заставить пойти обратно в монастырь. Движение вокруг злило и раздражало, внутри всё закипало только от мысли о том, что сейчас шуму по-прибавится: наверняка ребёнок будет плакать, Дав будет смеяться со своими сестрами, а он опять будет в одиночестве.       Короткие ногти впились в ладонь в шрамах. Но кулак расслабляется, когда серые пальцы оглаживают напряжённые костяшки.       — Всё в порядке?       — Нет.       — Боишься?       — Нет.       — Тогда что не так?       — Позже. Стучи уже в дверь, — Шау скрещивает руки на груди, стараясь держаться отстранёно. Он понимает, что это ранит Дава, но ему нужно остыть. Благо ученик не глупый и не будет давить на него расспросами. Если мастер сказал позже — значит позже.       Полудроу осторожно стучит в дверь. Слышится какая-то возня, а затем её открывает девушка. Очевидно, что она — сестра Дава: белый мягкий волос заплетён в сложные косы, серо-лиловая кожа, светлые глаза. В их чертах лица так много схожего, что её можно посчитать женской версией ученика.       — Боги! Кости, охуеть, это же Дав! — глаза девушки шокировано раскрываются, но через секунду выражение лица меняется на радостное. Она делает рывок вперёд и крепко обнимает брата, почти сбивая того с ног, — Какой же ты теперь дылда! А был ниже меня!       — А я так погляжу, Нор, у тебя до сих пор мусорка вместо рта. Мне казалось, жизнь леди меняет людей!       — За языком следи, засранец, — девушка дергает юношу за щеку. Её взгляд наконец-то обращается к мужчине рядом с полудроу, — А это…       — Шау. Мой наставник.       — Наставник? — её брови в сомнении поднимаются.       — Ну, эм… — Дав чувствует, как к щекам приливает кровь, на губах мастера появляется ухмылка, — Да. Наставник. Ну и не только. Всё сложно.       — Хммм, думала, он не будет выглядеть как уголовник. Дав, ты серьёзно позволяешь ему с тобой трахаться? Раньше за тобой, сердцеедом, красивые девочки бегали, даже и представить не могла, что в итоге ты будешь со стрёмным мужиком.       — Видимо на его вкус повлияло нахождение рядом с твоим лицом, — Шау хмурится — Как тебя вообще кто-то в жёны взял.       — Ты… Какой же ты солнышко. Это случаем не тот чёрт, который нам тогда повстречался? Он тебя украл? Моргни два раза, если держат в заложниках.       — Прекратите оба!       — Ладно-ладно! Пойдём, а то стоим как идиоты у порога.       Они втроём проходят внутрь. Помещения освещены тёплым светом из окон, шум улицы стих, как только закрылась дверь. Из кухни раздаются вкусные запахи, а слева, где предположительно гостиная, слышится тихое баюканье и скрип пола. Со второго этажа доносятся вскрики и топот.       — Знаешь, Дав, признайся, ты любишь Кости больше.       — Чего?!       — Вот у меня уже двое детей, и ты ни разу не навещал меня!       — Ну прости, я вообще-то работал! И я присылал подарки.       — Да нахуй мне твои подарки. Я тебя хотела увидеть, — девушка фыркает, наигранно дуясь, — Теперь ты обязан приехать как-нибудь в наше поместье. И это приказ. Иначе я попрошу своего мужа выдать орден на твой арест.       — Да-да, давай, пользуйся своей властью, — Дав закатывает глаза, — Так куда нам идти?       — Кости сейчас в общей комнате. Я подойду чуть позже, а то что-то слишком шумят наверху. Проверю что там.       Норлин махнула рукой, указывая направление, а затем поспешила к лестнице, крича «Мелкие шакалы, что у вас там опять?!». Полудроу повернулся к учителю и мягко улыбнулся. Шау попытался выдавить улыбку в ответ, но в конечном счёте лишь нахмурился. Честно сказать, пока что он хочет как можно быстрее обратно в орден. Чувствует себя чужаком в этом тёплом доме, полном жизни.       Они проходят в гостиную. На небольшом диване, напротив камина, сидит копия прошлой девушки с ребёнком в руках. Она, правда, выглядит более уставшей: её волосы слабо затянуты в хвост, под глазами темные мешки, плечи низко опущены.       — Привет, — Дав тихо подходит ближе. Взгляд девушки поднимается, на лице появляется добрая улыбка.       — Дав! Боги, ты и правда высокий, — голос у неё тихий, мягкий, разительно отличающийся от громкой сестры. Шау теперь понимает, что имел ввиду ученик, говоря, что их легко отличить по характеру.       — Можно? — юноша скромно наклоняется вперёд, желая взглянуть на ребёнка.       — Конечно, — тонкие женские пальцы поправляют ткань, в которую завёрнут младенец. Дав разглядывает новорождённого племянника. На его взгляд, он намного меньше похож на дроу: нет острых ушей, глаза карие, ещё более человечные черты лица.       — Эм… у него, эээ, твой цвет кожи?       — Пфф, спасибо, Дав. А кто твой спутник?       — Шау, — мужчина, представившись, прильнул к стене и скрестил руки.       — Приятно познакомиться. Дав много о тебе говорил.       Наставник лишь отвёл взгляд в сторону.       — Он не привык к новым знакомствам, — Давкорис улыбнулся, гладя сестру по плечу.       — Ничего страшного. Я понимаю. Какие планы?       — Думал зайти к отцу.       — А, насчёт этого… давай поговорим вечером, хорошо?       — В смысле?       — Просто пока не ходи. Правда. Давай обсудим это позже.       Юноша хмурится, но решает не давить с вопросами. Ему не хотелось почём зря вызывать стресс у кормящей матери, ей и так сейчас тяжело. Кстати, насчёт этого.       — Может, мы можем как-то помочь?       — Ну… я бы хотела по-спать, если честно. Да и Норлин устала, ей приходится за тремя детьми следить еще и по дому помогать. Займёте ребят чем-нибудь?       — Да, давай. Хоть узнаю кто там у вас вырос, познакомлюсь.       Шау пока что не мог понять, как ему реагировать на такое скопление детей. У Костин, помимо новорождённого, ещё и была девочка пяти лет, Жульстин. Примерно того же возраста были два сына Норлин — Карус и Оземон. И они оба, ну, тифлинги.       У этой семьи явно нет предрассудков, не так ли?       Честно сказать, мужчина чувствовал, как из него высасывают все силы: братья обладали пугающим зарядом энергии, за ними постоянно нужно было следить. Дав, в отличии от него, явно был счастлив. Он, словно вернувшись в детство, бегал за хвостатыми племянниками, играя в догонялки, валялся в траве и перекидывался грязью.       Мастер тяжело вздохнул, растирая травинку, зажатую меж пальцев.       Ему было скучно. Он не любитель подобного рода развлечений. Все эти визги, крики и писки раздражали, хотелось куда-нибудь сбежать по-дальше, где будет тихо и спокойно. Ну и, конечно, захватить с собой ученика. На самом деле, больше всего в этой ситуации бесило то, какие чувства начали просыпаться в душе.       Мастер ревновал. Да, к детям. И нет, ему не стыдно. Он привык, что всё внимание юноши обращено на него, что серые глаза ищут его взгляд, что тёмная ладонь постоянно тянется к его руке. И теперь, когда у Дава появились новые знакомства, Шау чувствовал себя одиноко. Именно этого он и боялся.       С другой стороны, он мог бы больше участвовать в происходящем, но предпочитал держаться в стороне.       Вдруг на голове появилась тяжесть. Мужчина поднял руку и, к удивлению, обнаружил венок из одуванчиков. Шау Кай повернулся к Жульстин, девочка-полудроу осторожно улыбнулась.       — Вам тоже скучно? — её тихий голос едва слышим даже за отдалёнными криками.       — А тебе?       — Они всегда такие шумные. Достали. Невозможно и слова сказать — всё внимание на себя забирают.       Повисает комфортная тишина. Видимо, девочка тоже хотела наконец-то побыть в покое, спустя долгое время рядом с двоюродными братьями.       — У Вас красивые волосы…       — И чем же?       — Они чёрные и блестят. Можно потрогать?       — Нет.       — Почему? Обещаю, я ничего не испорчу! Я даже умею плести аккуратно. Видели волосы тёти Нор? Моя работа.       — Я не хочу себе косички.       — Не переживайте, их не только девочки делают. Дядя Дамрай, вон, тоже с косой ходит. У него даже две на бороде есть.       Шау тяжело вздыхает. Если сдаться, то это мучение закончится быстрее.       — Хорошо. Давай. Плети.       — Ура! — девочка вытирает руки о свой фартук, а затем подносит их к волосу мужчины. Ловкие пальцы быстро развязывают ленту, распуская пряди, — Ого, он такой приятный. Прямо как шёлк, — дитя восторженно держит гладкую черноту. Мастер поджимает губы, сдерживая желание сбежать от прикосновений. Ему не очень приятно, но почему-то расстраивать ребёнка не хочется.       Наставник успокаивает себя тем, что так за ней легче следить. Даже если он потеряет парочку волосинок, это стоит спокойствия на ближайшие пол часа.       — Дядя Шау… Вам нравится дядя Дав?       — Почему ты так думаешь?       — Ну, Вы постоянно за ним следите. Обращаетесь обычно только к нему. Будто никого больше нет.       — Хмм…       — Так что?       — Не скажу, — губы в шрамах изгибаются в насмешке.       — А? П-почему?       — Не хочу.       — В-вы… Вы такой же задира!       Шау и Жульстин перекидываются ещё парой фраз, пока маленькие пальцы ловко сплетают волосы, затем расплетают и повторяют цикл вновь. Это продолжается до тех пор, пока Давкорис и его племянники наконец-то не устают, выбившись из сил. Продолжаясь дурачиться, они подходят ближе к сидящим на лугу мужчине и девочке.       — О, ты решила приукрасить Шау? — Дав весело щурится.       — Вообще-то он и так красивый, — девочка дуется.       — Ууу, что, уже подкатываешь к нему? — Оз мерзко гигикает, толкая локтем своего брата. Тот в ответ хитро щурится, вильнув хвостом.       — Я-я! Н-ничего подобного! — Жульстин ярко краснеет, отпрыгивая от мастера. Шау тяжело вздыхает. Наконец-то он свободен. Его голова уже начинала болеть от раз за разом натягиваемых прядей. Когда мастер поднимается, то в следующую секунду ощущает быстрое и мягкое прикосновение к своим губам. Серые глаза ученика лукаво блестят.       — Прости, мелкая, но он занят.       Жульстин шокировано выдыхает, юные тифлинги громко скандируют «бее», картинно кривясь. Человек ощущает, как в грудной клетке разлилось тепло. Всё недовольство растворилось, словно лёд в жаркий летний день.       Вернулись они к вечеру. К тому времени на столе уже стыла тёплая еда, Норлин расставляла тарелки, а Костин выглядела значительно лучше — хороший сон явно пошёл на пользу. Ужин прошёл шумно: братья умудрились подраться за кусок хлеба, чем разбудили новорождённого, которого мать тут же понесла убаюкивать наверх. Нор, взбесившись, начала отчитывать своих детей, и, устав от громких криков, Жульстин сбежала вслед за матерью. После Оза и Кара отправили в спальню.       Сколько раз Шау уже думал о том, что хочет домой?       Ну, хотя бы еда вкусная. Пускай и жирная. Как эти женщины умудряются быть такими стройными и есть так много картошки, сыра и соуса?       Последний член шумного вечера, Норлин, собрала посуду и понесла её отмывать. На некоторое время в гостиной наступает тишина потому, что мастер и ученик остались в одиночестве. Шау тяжело вздыхает и трёт переносицу. Сколько раз ему ещё нужно вздохнуть, чтобы избавиться от постоянного напряжения? Плечо мягко оглаживает юноша, будто желая помочь расслабиться.       Сегодня он на нём отыграется за эту поездку.       Когда звон тарелок заканчивается, к мастеру и ученику возвращаются две сестры. Нор ставит кружки и наливает всем чая. Мужчина заинтересованно вдохнул запах, оценивая. Давкорис едва сдержал смех от того, насколько быстро поменялось настроение того в лучшую сторону, когда предоставили свежезаваренный напиток.       Впрочем, девушки не выглядят слишком радостными.       — Дав, мне нужно кое-что рассказать тебе. Об отце, — начинает Костин, — Дело в том… что он пропал.       — Что? — глаза Давкориса шокировано округляются.       — Как только я переехала к мужу, то в тот же день он исчез. Так и не вернулся домой.       — Вы искали?       — Конечно, придурок! — вмешивается в диалог Норлин, — Ты что, думаешь, мы забили бы хрен на старика?       — Нор, тише, — вторая сестра перебивает её тираду, — Да, мы искали его. Но… он будто растворился. Не было ни следов его обуви, ни признаков похищения. Он ничего не взял с собой. Да и как бы он успел? Я ведь отошла лишь на пару минут.       Шау хотел отметить, что надо было проверить на магический след. Но понял, что они банально могли до этого не додуматься, а если бы додумались, то, скорее всего, не смогли бы себе позволить. Они тогда были простыми жителями, для которых колдовство — роскошь.       — Прошло, блять, четыре года с тех пор, как вы вылетели замуж, — на лице ученика появляется гневный прищур, — Какого хрена я слышу об этом только сейчас?       — Что бы ты, говнюк, продолжал учиться и жить спокойно! — Норлин не даёт Костин ответить, хлопнув рукой по столу, — Ты хоть представляешь, как мы были счастливы получить письмо от тебя и узнать, что все хорошо? И это после того, как ты пропал на два года! Два года, после встречи с этим… этим! Аргх! И в этом письме ты пишешь как у тебя все охуенно. Ты хочешь сказать, что мы должны были младшему брату прислать письмо счастья с тем, что батя пропал к херам куда-то? Зачем? Что бы ты сорвался его искать? Или же мучился долгие годы незнанием?       — Я должен был знать! Вдруг его похитили? Или ещё что! Я ведь могу теперь помочь!       — А тогда не мог! Да и кому нужен наш отец?! Подумай, блять, своей башкой! Он бедный крестьянин, никому не нужн…       — В том-то и дело, идиотка! Знаешь как много уродов пользуется тем, что одиноких бедняков никто искать не будет?!       — Заткнитесь оба, — тихий голос Кости холодный как лёд, отчего даже Шау напрягся. Брат и сестра замолкают, обращая своё внимание на неё, — Причина не только в этом. Я… я не говорила до сегодняшнего дня об этом, но, мне кажется, что отца лучше не искать.       — Почему? — Дав шипит и уже собирается продолжить, как его останавливает наставник, призывая взглядом поймать тишину.       — Дав, Нор… Шау. Мне кажется, что он ушёл к нашей матери.       — Что? Что ты несёшь?       — Послушайте, — Костин вздыхает, — Он всегда ходил к ней.       — Откуда ты в этом уверена? Ты её видела?       — Нет. Просто… помнишь тот день, когда Нор чуть не убилась об забор?       — Ну?       — Я тогда так перепугалась, что не могла заснуть. Встала, решила пойти к отцу, но обнаружила, что его нет в спальне. Тогда направилась в общую комнату и заметила, как отец выходит из дома. Стало страшно, но при этом мне хотелось узнать куда он идёт. Я проследила за ним до окраины: там он завернул в переулок и… исчез.       — Исчез?       — Да. Мне стало страшно и я поспешила домой. На следующее утро он уже вернулся, прямо перед тем, как вы проснулись. Решила не подавать виду, промолчать. Думала, что, может, это просто был кошмар. Для подтверждения я решила попробовать по-наблюдать за отцом некоторое время. И заметила некую закономерность: в конце недели наш отец всегда куда-то уходил ночью и возвращался на следующее утро. Каждый раз он будто бы ждал этого дня, а после был счастливым некоторое время. Я предполагаю, он виделся с мамой, потому что это не было связано ни с деньгами, ни выпивкой, ни с картами, ни с работой.       — Какого хрена…       — Ты хочешь сказать, что она прекрасно знала о нас? О нём? О том, как мы живём без неё? — Норлин грустно сводит брови.       — Я… думаю да.       — Сука! — Дав ударяет стол, поднимаясь со стула. Он проходит к камину, пересчитывая взглядом кирпичи в портале, чтобы успокоиться. Сейчас в нём кипит страшная ярость что к матери, что к отцу. Она знала о них. Она не могла не знать о том, что они живы и их растит отец. Тогда почему никогда не проверяла их? Они были ей не нужны? Она любила только отца? А отец? Почему он молчал? Неужели не мог сказать хоть что-то о ней? Боги, как много вопросов.       — Ты хочешь сказать что-то ещё, не так ли, Костин? — Шау обращает на молодую мать спокойный взгляд. Та качнула головой.       — Да, — Кости набирает воздух в лёгкие, — В общем, есть кое-что, что не даёт мне покоя. И, возможно, это связано с тем, почему отец так мало нам рассказывал. Но я предупреждаю — это должно остаться только между нами. Так просил он, — дождавшись, когда все покажут какой-либо знак согласия, она продолжила, — Один раз отец вернулся с какой-то вечерней встречи. Помните, тогда подрабатывал эскортом? Он был сильно пьян и продолжал пить уже дома. Я тогда все ещё следила за ним и, чувствуя ту же обиду, что и вы сейчас, решила спросить его… Кто наша мать? Он что-то бубнил, но я явно разобрала только то, что… в общем, он сказал, что мы не дроу.       — Естественно, мы — полудроу, — пытается шутить юноша.       — Нет, он имел ввиду, что наша мать — не дроу.       — Как это возможно?       — Не знаю. Я вообще не понимаю, что это значит. Помню, он начал говорить, что умрёт, если что-то расскажет о ней, что ему надо заботиться о нас…       — Отлично. Просто зашибись. Наша мать, возможно, прикончила отца, хотя до этого забивала на нас хер.       — Мы не можем знать, мёртв ли он. Может она его просто забрала, когда тот сыграл свою роль, вырастив нас.       — Проще говоря — избавился, чтобы не мешать их счастью.       — Дав…       — Нет, Кости, он прав, — Нор злобно хмурится, — Именно это и произошло. Мы были для него обузой, которая мешала быть постоянно с любимой.       — Тогда почему он нас растил? — парирует Костин, — Зачем ему так много трудиться, вкладывать сил, времени, переживать голод?       — Не знаю. Но почему-то мне кажется, что не из любви к нам.       В гостиной повисает тишина. Шау закрывает глаза, обдумывая ситуацию. Неужели тот шпион всё-таки был случайным совпадением, если мать — не дроу? Но тогда почему они выглядят как дроу? В этом нет никаких сомнений — их физические качества присущи именно полуэльфам с таким наследием. Мог ли отец Давкориса скрывать что-то ещё, помимо связи с таинственной женщиной? Мог ли быть не просто каким-то бедным фермером? Ведь подобные люди и правда никому не нужны и неинтересны. Может, это была лишь уловка, чтобы не привлекать внимание? Но, с другой стороны, эта теория странная, ведь полудроу, в семье бедняка…       Другой вопрос, если она настолько скрывается, то зачем дети? А если они и появились, что мешало от них избавиться как-нибудь иначе? И правда, к чему тратить столько времени и сил? Самый простой способ — убить, более сложный — подкинуть кому-нибудь, хоть на другой план, хоть феям, в общем, если они настолько не нужны, то можно с помощью них даже получить выгоду, предложив карге.       Вспоминается ассоциация с яблоней. Скорее всего отец ценил их потому, что они от любимой, несмотря на все сложности. А ей дети были безразличны. Ей был важен только он. Шау бросает беглый взгляд на ученика.       Наверное, как только любимый освободился от бремени воспитания, она моментально пришла за ним, не желая больше делиться.       И, честно сказать, он может понять её чувства.       — Темнеет… вам приготовить постель? — Костин мягко улыбается, старясь разрядить обстановку.       — Нет, — Шау встаёт со своего места.       — Ч-что? — Дав удивлённо смотрит на мастера. Вообще-то он как раз таки планировал остановиться у сестры.       — Здесь есть хороший постоялый дом?       — Зависит от цены.       — Это не важно. Главное — удобство и тишина.       — Ну, в Эвервиверн не попасть, там только благородных принимают, а вот гостевой дом Нортшильда, думаю, подойдёт. Помнишь, где это?       — Ну, да? — Дав поднимает взгляд вверх, думая.       — Отлично. Пойдём, Дав, — человек направляется к входной двери.       — Ша-       — Идём.       Давкорис виновато смотрит на сестёр, а затем, попрощавшись, спешит за уходящим мастером. Уже на улице он догоняет его. Хочется что-то сказать, но мысли с трудом собираются в единое предложение, особенно после того неприятного разговора. Если уж на чистоту, то пошли они все: и отец, и мать, и все эти загадки. Если уж тот решил испариться из их жизни — туда ему и дорога. Главное, что сёстры нашил своё счастье. Да и он, Давкорис, в некотором роде тоже. Пускай и довольно угрюмое.       — Почему? — Дав нарушает тишину.       — Что?       — Почему ты не захотел оставаться в гостях? Шумно?       — Да. И не только.       — Ммм?       — Прекрати, ты и сам уже догадался.       — Ну не только же тебе надо мной издеваться, — на лице полудроу расцветает весёлая улыбка, — Ну так что?       — Хорошо, — Шау резко останавливается, поворачивается к ученику и дергает за ворот монашеской одежды к себе. Когда острое ухо оказывается напротив его губ, то он продолжает шёпотом, — У нас давно не было секса. И я уверен, что ты не хочешь стонать на весь дом своей сестры. Мы можем вернуться, но тогда я сделаю так, чтобы твои вопли запомнил на всю жизнь даже новорождённый племянник.       Давкорис, кажется, никогда в жизни так сильно не краснел.       В гостинице Нортшильда и правда царила атмосфера спокойствия и тихого достоинства. В общей комнате не было буйных посетителей: все цивилизованно ужинают, играют в настольные игры, барды исполняют тихую музыку. Возможно, на это влияют как-то три гигантских мастифа, охраняющих трактирный этаж. На втором этаже расположены комнаты для гостей — просторные и хорошо обставленные, в которых находилось не более двух кроватей.       Шау тяжело вздыхает, начиная раздеваться. Пальцы привычно справляются с узлом пояса, и монашеские одежды вскоре отправляются на кровать. Мужчина, подвязав волосы в хвост повыше, собирался направиться за ширму, но остановился. Взгляд скользнул в сторону дорожной сумки. Словно взвешивая решение, он пристально разглядывал затянутые веревки… а затем подошёл к кровати, запустил внутрь руку, нащупал флакон с маслом и поднял перед собой. Губы в шрамах растянулись в ухмылке.       Что там говорил Санни? После тёплой ванны тело более расслабленное?       Крепко сжав трофей в одной руке, Шау наконец-то заходит за ширму, где в деревянной ванне, полной тёплой воды, развалился Дав. Полудроу откинул голову назад, расслабленно прикрыл глаза и свесил руки за бортики. Если честно, то он бы даже и поспал так — тело ощущало себя дома, словно вернулось на горячие источники. Разве что запаха свежести гор нет. И хвои. И птицы не поют…       Нет, все же он более не смог бы жить вдали от природы. Это, конечно, весело, побывать на рынке, посмотреть на товары и оценить достопримечательности, но мирская суета высасывала все силы и энергию. Забавно, что даже племянники его так сильно не утомили, как пару минут общения со слугами.       Давкорис выходит из транса, когда раздаётся плеск воды, а ноги коснулась чужая, заставляя пододвинуться. Стало в разы тесней.       — Как тебе мои родственники?       — Нормально.       — И это всё?       — А что ты от меня ожидал?       — Твоя правда, — Дав тихо смеётся, — А если по-подробнее?       — Костин — приятная. Норлин — не хочу даже думать. Племянники — шумные. Младенец еще не имеет достаточно мозгов, чтобы произвести впечатление.       — Пфф, мне казалось, что тебе понравилось с Жульстин, — юноша пропускает мимо ушей не самые приятные слова в сторону его семьи. Шау просто честный, он не хочет задеть или обидеть.       — По сравнению с детьми тифлинга — да.       — Что, будешь ждать возраста согласия?       — Ещё одна такая шутка, и я, на зло тебе, через 10 лет сделаю ей предложение, — мастер с весельем отмечает, как ученик напрягся, — Что, неприятно, котёнок?       Полудроу краснеет, отводя взгляд.       — Иди сюда, — брюнет подзывает к себе ладонью, и Дав послушно встаёт, чтобы повернуться спиной к мужчине и есть между его ног. Руки в шрамах тут же обхватывают серое тело, а нос утыкается в чувствительную шею, вдыхая запах кожи.       — Ш-шау, давай сначала…       — Тише, знаю. Просто… просто хочу хоть немного…       — Хорошо, понял, — юноша мягко улыбается, оглаживая ладонями локти мужчины. Конечно он заметил, насколько тихим был мастер, какие мрачные взгляды бросал в его сторону. Дав, конечно, пытался уделять любимому внимание, но, как ни крути, он всё-таки не видел сестёр давно, да и дети более настойчивые и требовательные, нежели тихий убийца.       Пока что эта ревность забавляла и умиляла Давкориса, но он прекрасно понимает к чему это все может придти, зная чрезмерность человека во всех делах. Поэтому было так важно для начала дать хотя бы познакомиться с роднёй полудроу.       Руки в шрамах растирают мыло по торсу ученика, сочетая с привычным массажем. Юноша довольно откидывает голову назад, прикрывая глаза, чем незамедлительно пользуется наставник: сухие губы прижимаются к бьющейся под кожей крови. Дыхание сбивается, а колени дергаются, поднимаясь над водой.       — М-мастер…       — Шшш, мы просто моемся, не так ли? — зеленые глаза хитро блестят в свете тающей свечи. Он всегда знал, как перевести Давкориса в нужное настроение. Язык мастера проходится от основания напряжённой шеи вверх, к острому уху, на котором после осторожно смыкаются зубы. Дав мягко стонет, по его плечам прокатывается дрожь, а лицо и пах начинают наливаться жаром. Ритм сердца ускорился, и наставник, ощутив быстрый стук, вновь припал к чувствительной шее, теперь безнаказанно мучая её.       Щекотка, перерастающая в возбуждение, заставляет тело полудроу изгибаться, инстинктивно пытаться убежать. Однако сильные руки, сжавшие его подбородок и грудную клетку словно тиски, не дают двинуться ни на сантиметр. Язык Шау по звериному пробует Дава на вкус, пачкает серую кожу в слюне. Зубы с силой впиваются, оставляя тёмные следы, отчего полудроу болезненно вскрикивает, но после боли приходит тепло губ в шрамах, натягивающее нервы. От переизбытка ощущений глаза начинают слезиться, а грудь часто вздыматься в рваном дыхании на грани стонов.       — М-мастер Шау, х-хватит.       — Но тебя надо хорошо вымыть. Не я же в грязи сегодня валялся, — наставник низко смеётся, прижимаясь к юноше. По серой спине поднимается дрожь, когда к пояснице прижалось горячее возбуждение наставника. Рука на подбородке заставляет повернуть голову, и двое тянутся друг к другу, соединяясь в голодном поцелуе. Дав даже не пытается бороться с языком, который настойчиво исследует рот: он уже привык, что как бы не пытался перетянуть инициативу на себя, Шау делал все возможное, лишь бы вновь стать во главе, направляя все по своему сценарию. По-началу было обидно, но затем полудроу привык. Какая разница, когда горячее дыхание щекочет губы? Какая разница, когда язык проходится по его собственному, а затем щекочет дёсны? Какая разница, когда так хорошо?       Пока его внимание отвлечено поцелуем, рука, сжимавшая грудь, спускается вниз, к паху. Кончики пальцев щекочут напрягшийся пресс, оставляя после себя мурашки. Нырнув под воду, ладонь, не церемонясь, обхватывает горячую длину, стягивает кожу с головки и оглаживают её чувствительный глянец. Давкорис глухо стонет в поцелуе, его бедра дергаются навстречу прикосновению, а когда возвращаются обратно, трутся об возбуждение мужчины. Шау довольно мычит, прижимаясь сильнее.       Обычно, этого всего было бы достаточно для них двоих. Они бы прижимались друг к другу, терлись, но сегодня у человека другие планы.       — Встань на колени и обопрись о борт, — разрывает поцелуй наставник. Ученик непонимающе моргнул, но последовал приказу: тело привыкло исполнять слова Шау Кая сразу, даже когда до мозга ещё не дошла их суть.       Серые глаза удивлённо округлились, увидев в руках мужчины знакомый флакон. Щёки налились тёмным оттенком. Он, в общем-то, не был против попробовать. Но почему-то мысль о том, что в нём будут пальцы, а затем и сам Шау казалась странной. Пока что он не понимал, чем это может быть приятно для того, кто принимает. Однако, вдруг он не прав? Есть же довольно много тех, кому подобное нравится?       Ладони наставника скользят вниз по спине, от напряжённых плеч до поясницы, проводя по линиям тренированы мышц, пересекая гладкие шрамы. Затем крепко сжимают ягодицы, мнут, словно тесто. Шау в своё время думал, что это его ошибка, раз мягкость в бедрах юноши все никак не хочет уходить. Со временем до него дошло, что это просто какая-то странная унаследованная особенность (которую он отметил и у сестёр). И, если честно, теперь он даже рад, что не смог найти способа исправить это.       Пальцы раздвигают их в стороны, чтобы взглянуть между. Дав жмурится, ощущая, как уши горят огнём. Боги, как стыдно. Мастер, игнорируя нервозность ученика, проводит большим пальцем по кольцу мышц, которое сжалось от прикосновения. Юноша дёргается, но крепкая хватка на бедрах удерживает на месте.       — М-мастер, э-эм.       — Что? Ты не хочешь?       — Н-не знаю.       — Хочешь или нет?       — …       — Давай быстрее, пока за тебя не решил.       — Х-хочу.       — Тогда постарайся расслабиться. Обещаю, больно не будет.       Дав закусывает дрожащую губу, когда подушечка большого пальца вновь гладит вход, становящийся поддатливым под давлением. Видимо нахождение в тёплой воде расслабило его везде. Шау судорожно выдыхает. Сначала ему казалось, что это не будет его возбуждать, что в итоге он будет делать это больше для юноши, нежели для себя. Но когда фалангу пальца обхватило тугое, мягкое тепло… чёрт, он был не прав. Если честно, то ему уже сейчас хочется вставить по самые яйца.       Руки в спешке открывают флакон и выливают масло. В воздухе появляется сладкий кокосовый запах. Мастер возвращает ладонь меж ягодиц полудроу, смазывая кольцо мышц. Затем средний палец начинает медленно проскальзывать внутрь. Давкорис, чувствуя, как инородное тело проникает в него, инстинктивно поджался и резко вдохнул воздух через сомкнутые зубы. Отчего-то шершавость кожи и рельеф шрамов ощущается сильнее, обжигая изнутри. Шау мягко целует меж лопаток, стараясь отвлечь от странного для ученика ощущения.       — Ты такой тёплый и гладкий, — мужчина проводит языком по загривку вверх и утыкается носом в белый волос, делая глубокий вдох, — Знай я об этом раньше, то уже давно… Почему ты молчал, м?       — Я-я…       — Ты ведь знал, не так ли? — палец сгибается, проходя по какому-то упругому месту внутри. По нервам будто ударило током, заставляя ученика выгнуться в спине. Из горла раздаётся высокий стон, дрожащие колени разъезжаются в стороны, — О, нашёл.       — М-мастер Шау, — всхлипывает Дав. Ох. Кажется он понял, почему мужикам может нравиться, когда их берут в задницу, — Я не знал, что в-вам это интересно.       — Я уже устал тебе об этом говорить, но в следующий раз спрашивай. Сколько ещё лет мне об этом напоминать? Пять? Десять?       Ответа полудроу подготовить не смог: внутрь пробрался второй палец, и площадь давления на тот комок нервов увеличилась. Чёрные ресницы вздрогнули, а с губ сорвался стон, когда к члену прилила новая волна жара. Шершавая ладонь Шау, словно змея, скользит по напряжённому прессу ученика вниз, чтобы в конце пути вновь обхватить тёплый ствол. Член напрягся от прикосновения, с него капнула смазка, когда пальцы внутри двинулись в одном ритме с кулаком. Низ живота будто бы немеет от постоянно перекатывающегося удовольствия между пальцами внутри и пахом.       — М-мастер, стой-те, боги, — голос юноши надламывается, костяшки пальцев, впившихся в деревянный бортик, светлеют.       — Терпи, — довольно ухмыляется мужчина, — Конечно приятно, если тебе достаточно моих пальцев, но у меня другие планы, — его влажное дыхание касается острого уха, — Например заставить тебя кончить только от моего члена.       Давкорис недовольно шипит. Какой же он стал болтливым.       Изначально странные, не самые приятные ощущения внутри, сменились для Дава распространяющимся по всему телу пожаром: три пальца легко скользят в растянутых мышцах, гладят изнутри и всё это закрепляет движение руки Шау. Но каждый раз, когда он, кажется, оказывается на крае, мужчина останавливается, зажимая канал у основания, дожидается, когда ученик «остынет» и лишь потом вновь продолжает. Кажется, ещё чуть-чуть, и Давкорис будет готов плакать, лишь бы это закончилось.       — Хм, кажется, всё. Пойдём на кровать, — пальцы мастера хватают юношу за плечо и заставляют вылезти из уже остывшей воды. Он ведёт ученика за собой, а затем, дойдя до кровати, толкает на белые простыни. Матрас со скрипом прогибается под их весом. Шау обхватывает ладонями серое лицо и впивается в губы, давлением языка заставляет их разомкнуть. Ему хочется поделиться жаром, разгоревшимся в груди от желания. Когда юноша начинает отвечать, их руки приступают привычно оглаживать тела друг-друга, согревая после остывшей воды и прохладного воздуха комнаты. Пальцы полудроу успевают потянуть за ленту на тёмных волосах, и чёрный водопад падает на бледные плечи, будто укрывая их двоих от остального мира       — Как ты хочешь? — мастер спрашивает сквозь мокрые поцелуи.       — В смысле?       — Поза. Как тебе удобнее?       — Откуда я знаю?!       — Хм, тогда выберу я. Хочу видеть твоё лицо, — губы в шрамах ухмыльнулись. Шау поднимается, располагается между ног ученика. Пальцы одной руки сжимают ягодицу, открывая вид на то, как глянцевая головка прижалась к смазанному входу.       — Готов?       — Н-наверно?..       Член мастера начинает постепенно, сантиметр за сантиметр погружаться в Дава, преодолевая сопротивление. Когда кажется, что юноша полон до краёв, то его взгляд замечает, что за кольцом мышц оказалась лишь головка. Издав жалобный скулёж, Давкорис откидывает голову назад и жмурится, пытаясь расслабиться. Боги, он не поместится. Он не может поместиться.       Шау издаёт тихий, низкий стон. Его возбуждение обхватывает тугое, мягкое тепло, скользящее от ароматного масла. Приходится применять недюжинную силу воли, чтоб не согнуть ученика по полам и не вогнать член по основание, вместо этого стараясь быть осторожным и нежным, насколько это возможно. Зеленые глаза то и дело переводят взгляд с лица Дава, на место, где плоть пропадает внутри него, и обратно. Убийце хотелось запомнить всё до мельчайших подробностей, ведь первый раз — всегда единственный. Хотелось запомнить то, как полудроу хмурится, как его щеки наливаются тёмным цветом от смущения, как дрожащие пальцы сжимают белые простыни, а зубы кусают опухшие губы.       И это воспоминание будет принадлежать только им двоим.       — М-мастер, вы… сколько осталось? — сиплым голосом спрашивает юноша.       — Совсем чуть-чуть, котёнок, — Шау невесомо целует в лоб. И он не врёт — буквально пару секунд, и колкий волос паха прижимается к поджавшейся мошонке ученика. Мужчина довольно прикрывает глаза, оценивая ощущения. Чем-то схоже со ртом: кольцо туго сжимает, словно губы, но дальше идут мягкие, гладкие стенки. Приятно. Очень. Хочется ещё. Взгляд зелёных глаз встречается с серыми.       Дав опустил одну из рук себе на низ живота, что вызвало тихий смешок со стороны мастера. Он чувствовал, будто бы заполнен, будто бы внутри появилась тяжесть. Это странные ощущения. С одной стороны, хочется по-быстрее избавиться от них, с другой — что-то в глубине души довольно урчит от одной мысли о том, что они сейчас настолько близки. Серые пальцы скользят по плечам в шрамах, призывая к действиям.       Но Шау не спешит.       И, кажется, Дав догадался чего он ждёт.       — Мастер, не надо.       — Ммм, не понимаю о чём ты.       — Я-я не хочу просить.       — Жаль. Тогда не буду двигаться.       — Шау!       — Прости, я тебя не слышу, — мужчина тихо смеётся, проводя языком по носу полудроу. Тот тяжело вздыхает, сдаваясь. Зная упрямство мастера, намного проще просто поддаться игре. Тем более, если честно, Даву это нравится. Но он в этом никогда не признается.       — П-пожалуйста.       — Хм, ладно. Для первого раза сойдёт, — губы Шау инициируют очередной поцелуй, явно направленный на то, чтобы отвлечь от неприятных ощущений. Несмотря на медленный и неглубокий темп, юноше казалось, будто каждое движение выворачивает его наизнанку. Когда мужчина двигался назад, то оставлял после себя пустоту, умоляющую быть наполненной вновь, но вернувшись, все распирало так сильно, что хотелось сбежать от этого давления. Дав попытался обнять тело над собой, но рука в шрамах обхватила его шею, прижимая к матрасу. Зеленые глаза хищно следят за лицом, запоминая каждое движение.       Самоконтроль Шау давал трещину. А как иначе, когда все ощущения сплетаются в единый клубок под названием Дав? Его плоть внутри него, взгляд блуждает по серому телу, блестящему от влаги, ноздри улавливают слабый, но знакомый запах кожи. Все чувства направлены на нижнего, и сердце бешено колотится в желании показать это. Но он вновь не знает как это выразить, как правильно прикоснуться, как завернуть это в слова. Как объяснить то, насколько Дав для него важен?       Поэтому убийца делает как может: дождавшись, когда член наконец-то начинает легко двигаться, он нависает над лежащим, впивается ногтями в напряжённую шею и берет настолько сильный темп, что кровать жалобно скрипит и стучит о стену. Дав едва успевает закусить губу, чтобы не начать полноценно кричать от смеси боли и удовольствия — толчки слишком грубые, слишком глубокие, но при этом Шау умудряется постоянно задевать то приятное место, разливающее тепло по всему телу.       Мужчина хрипло стонет с каждым движением, его чёрный шёлковый волос плавно раскачивается в такт шлепкам кожи о кожу. Серые глаза завороженно смотрят в голодные зелёные. Дав никогда не видел Шау настолько счастливым, настолько красивым. От собственной радости дышать становится сложнее, а голова будто бы пустеет, готовясь потерять сознание. Тёмные пальцы тянутся к члену, молящему о прикосновении, но ладонь в шрамах со шлепком ударяет по ним, приказывая не трогать. Удар приходится и по глянцевой головке, истекающей смазкой, отчего юноша выгибается в безмолвном крике, давясь воздухом. Глаза начинают блестеть от слёз. Снова больно. И приятно.       — Я же сказал, что сегодня без рук.       — Н-не мог-гуу       — Сможешь, — Шау затыкает любимого поцелуем и крепко обнимает. В поиске хоть какой-то опоры, Давкорис обвивает мужчину руками и ногами. Его оглушает скрип, стук, хлопки бедер о ягодицы и хлюпанье масла. У самого уха раздаются тихие хриплые стоны, щекочущие дыханием серую кожу. Места, к которым прикасаются сухие губы и мокрый язык, будто начинают таять.       Юноша жмурится, царапая ногтями бледную спину. Хорошо. Боги, так хорошо, что тело онемело и более ничего не чувствует помимо жара идущего изнутри и от убийцы над ним. Его конечности будто набиваются ватой, член трётся об твёрдый от постоянного движения пресс мастера.       В какой-то момент всего становится слишком много, и Дав чувствует, как внутри него что-то обрывается, застилая взгляд белой пеленой. Напряжение, заполнившее всё тело, словно сосуд, внезапно волной смывается к паху, заставляя выгнуться, откинуть голову назад, зажмурится и выдохнуть весь воздух из лёгких. Он, проходя через горло, превращается в череду надрывных стонов. Короткие ногти оставляют красные полосы на плечах в шрамах, пока сперма пачкает животы, растираясь с каждым новым толчком.       Шау наконец-то мог отпустить себя. Задыхаясь сдерживаемыми стонами, он вжимается в тело под собой сильнее, кончая внутрь ученика. Дав почти готов удовлетворённо урчать, каждый раз, когда член мастера вздрагивает, заставляя мышцы рефлекторно сжаться. Все звуки будто бы сошли на нет, оставив лишь тяжёлое, сбитое дыхание двоих, медленно возвращающихся обратно в реальность из своего уютного кокона.       Они нежатся в послеоргазменной истоме, мягко целуясь, гладя влажную от пота кожу. Мастер не спешит выходить из ученика, оставаясь в нём до тех пор, пока член сам не выскользнет из растянутого кольца мышц. Впрочем, юноша не был против немного погреть любимого, особенно когда это значит, что тот будет лениво вылизывать синяки и продолжать ощупывать серое тело.       — Всё в порядке? — нарушает наконец-то блаженную тишину Шау.       — Было бы неплохо, если в следующий раз ты не будешь стремиться порвать меня. А так, на удивление, все просто офигенно.       — Хм, мне казалось, тебе так понравится больше.       — Да, но завтра я точно буду ходить, будто всю ночь на лошади херачил. Если уж это станет постоянным досугом, то я предпочёл бы на следующий день иметь возможность работать. Ну, за исключением особых случаев.       — Понял, — рука в шрамах опускается вниз, к ягодицам, чтоб с удовлетворением ощутить, как сперма скользит меж пальцев. Дав закрывает лицо ладонью, пряча смущение. Как же тяжело в это поверить. Он даже не предполагал, что однажды кому-то отдаст задницу. И уж тем более он не думал, что захочет ещё. Дело было не только в физических ощущениях, скорее это что-то внутри него теперь буквально требует вновь и вновь быть заполненным, объятым, используемым. Стоило лишь попробовать… прямо как тогда с хлыстом.       — Мне тоже понравилось, — вновь тихо шепчет Шау. Его объятья сжимаются крепче. Белый волос щекочет щёку, когда нос утыкается в шею, но он не хочет двигаться. Ученик устало вздыхает, накручивая на палец черные локоны. Они блестят в свете угасающих свечей, скользят по ладони словно вода.       — Шау?       — Ммм.       — Не хочешь ещё?       — Пфф, котёнок, дай отдохнуть пару минут. Мне уже не двадцать.       — Не прибедняйся, старик, я знаю, что в тебе ещё есть порох. Эй, Ша-а-ау...       — Ну что? — бурчит наставник.       — Ты же знаешь, что я никуда от тебя не денусь?       Зеленые глаза удивлённо открываются, встречаясь с серым взглядом. Тёмные пальцы перестают играться с волосом, вместо этого переплетаясь с пальцами в шрамах. На губах полудроу появляется мягкая улыбка. Шау вновь чувствует, как бешено колотится сердце. И он вновь не знает, что сказать. Но он уверен, что Дав понимает его.       Мужчина прячет стремительно краснеющее лицо в белом волосе. Ученик весело смеётся, целует мужчину в макушку и крепко обнимает в ответ.