Dark stories

27 апреля 1976 — Почему она всегда в черном платье? — четырехлетний Кассиус внимательно рассматривал большую картину на развороте книги. Люди на картине двигались, но все его внимание было приковано к женщине в черной одежде, стоящей по центру. — Она носила траур по своему мужу, — Беатриче погладила живот. Стоило ей присесть, малыш сразу просыпался. — Когда кто-то кого ты очень любишь умирает, то счастье и радость пропадают, словно тебя окружают тысячи дементоров. Люди облачаются в черное, чтобы их одежда была такой же как их горе. Потом, когда они забывают свою боль, они снимают траурные вещи и одеваются в цвета жизни. Но она никогда не снимала траур. Потому что если умер твой муж, то солнце в твоей жизни больше не взойдет. — Ты тоже умрешь? — Кассиус с ужасом поднял глаза на мать. — Я никогда не умру, — улыбнулась спокойная Беатриче. Состояние беременности странным образом всегда умиротворяло ее. Она чувствовала себя целым миром для малыша, плавающего в глубине ее тела, и весь внешний мир казался блеклым и неважным. — Я всегда буду с тобой, мой любимый маленький мальчик, — Кассиус придвинулся к матери, и Беатриче обняла и поцеловала его в щеку. — Это враги вокруг? Ты сказала, что вокруг были враги. У них должны быть когти и огромные зубы, — Кассиус снова вернулся к огромной книге, лежащей перед ним на полу. Ему постоянно надо было получать подтверждение, что мать его действительно любит. Но когда он был удовлетворен, то на время переключался на что-то другое. — Да, вокруг нее было множество врагов, — Беатриче показала на людей вокруг женщины в черном платье. — Души у них были черные, злобные. Они плели свои мерзкие сети вокруг нее и ее детей. Они думали, что она слабая и трусливая. Они думали, что женщины слишком глупы. Но это не так. Твоя прапрапрабабушка была умной женщиной. Она обманула их всех. — Обманывать плохо, — нахмурился Кассиус. — Ты говорила. — Плохо обманывать меня, — поправила его Беатриче, — или отца, а обманывать врагов хорошо и правильно. Поэтому они и враги. Врагов нельзя жалеть и сострадать им нельзя. С ними нельзя играть честно и благородно. Их нужно уничтожить и это главное, о чем ты должен помнить. — Она их убила? — Кассиус вернулся к картине. — Да, но сначала обманула, — Беатриче хитро улыбнулась. — Ей нужно было заманить их в ловушку. Она сказала, что они теперь друзья, что им нужно помириться. И предложила выдать свою дочку за сына этих врагов. Враги согласились. Они подумали, что она признает свое поражение. Они приехали на свадьбу, растянули шатры, выпили вина и успокоились. Они думали, что они выиграли. Но конечно нет. Она была великой волшебницей. У деда есть ее драгоценности и палочка. Можешь попросить посмотреть. Он разрешит. После свадьбы в ночь святого Барталамео, когда враги не ожидали их всех уничтожили. Их убили не с помощью магии, нет. Они были маглами и крысами и умереть должны были, как маглы и крысы. Им перерезали глотки и вырезали сердца, и реки крови потекли по улицам Парижа, Лиона, Тулузы и Руана. — Это не здесь? — нахмурился Кассиус. Названия были не знакомые. — Нет, мой милый, это во Франции. Это другая страна. Я отвезу тебя однажды во Францию. Там приятно и в Париже шьют очень хорошую одежду. — Когда? — Кассиус поднял на нее глаза. — Позже, — Беатриче снова погладила живот. — Не сейчас — Я не хочу, чтобы ты уезжала, — жалобно проговорил Кассиус, глаза у него наполнились слезами. — Мой любимый мальчик, это ненадолго, — Беатриче вздохнула и погладила сына по голове. — Ты поживешь здесь совсем чуть-чуть. Няня будет с тобой каждую минутку. Дядя Козимо покажет тебе цветение лунной орхидеи, а тетя Лучиана будет целовать каждое утро, как я. Я попрошу, и дедушка дочитает тебе нашу семейную историю, — Беатриче показала на книгу. — Ты не успеешь заметить, как я вернусь и познакомлю тебя с твоей маленькой сестричкой. Кассиус немного успокоившись аккуратно погладил большой живот матери. — Она будет красивая? — с опаской спросил мальчик. — Очень красивая, как я. Ты будешь читать ей сказки, и собирать утренние цветы, как я тебя учила. — Ты будешь любить ее больше меня? — Кассиус ревниво посмотрел на мать. — Нет, конечно, нет, — Беатриче улыбнулась. — Ты мой самый любимый маленький мальчик. А она будет моей самой любимой маленькой девочкой. — А Октавиус? — А он мой любимый старший мальчик. — Но ты должна вернуться ко мне, — он крепко обнял мать и заплакал. Беатриче гладила Кассиуса по мягким волосам, прижимала к себе и целовала. Затем она отстранила его от себя и строго сказала: — Вытри слезы. Скоро придет отец и ему это не понравится. Ты ведь мужчина. Слезы — это удел слабых, удел женщин и детей. А ты уже не ребенок. Ты должен быть сильным, как отец. В комнату вошла полная пожилая женщина в длинном темно синем платье и покрытой темно-синим платком головой. Беатриче неловко встала из-за стола. — Ох, няня, я напоминаю кита. — Ты прекрасна, Беатриче, как и всегда. Помню, тебя в таком возрасте, — няня подошла к ним и потрепала Кассиуса по волосам. — Я плела твоей маме косы, а она рассуждала за кого ей стоит выходить замуж. Мы читали с тобой историю Рима. Не помню, кого ты выбрала тогда, но в итоге ты вышла за повелителя подземного мира. Иди ко мне мой милый. Хочешь я дочитаю тебе? — Нет, — Кассиус прижал книжку к себе. — Мама сказала, что дед мне дочитает. Няня, взглянув на обложку, насторожилась и с недоверием посмотрела на Беатриче, та слегка улыбнулась и ответила — Я поговорю с папой, он согласится. — Не рано ли мальчику читать такие вещи? — няня неодобрительно покачала головой. — Это история его семьи, — удивилась Беатриче. — Там нет ничего ужасного. — Как скажешь маленькая красавица, — няня никогда не спорила. Затем она забрала у Кассиуса книгу, положила ее на стол и взяла его за руку. — Я отведу мальчика на занятие. Учитель уже пришел. — Спасибо няня, — Беатриче с благодарностью посмотрела на женщину, а затем поцеловала Кассиуса несколько раз и помахала ему рукой. Когда они скрылись за дверью, Беатриче вышла на широкую лоджию, тянущуюся вдоль всего фасада, и посмотрела вперед. Сад утопал в цветах. По лоджии гуляла женщина с золотистыми волосами держащая младенца на руках. Она, не глядя на Беатриче спросила: — Не жалеешь, что будешь рожать в Англии? Тут все так цветет. — Септимо не хочет, чтобы я рожала тут, — Беатриче вздохнула и прикрыла глаза. Цветочный аромат долетал до лоджии. — Он хочет, чтобы все дети были рождены в Англии. Он до сих пор недоволен, что Кассио здесь родился. — Это не твоя вина, что роды начались раньше срока. Ты же не могла прекратить рожать. Да и, что бы ты делала в Англии одна? — Женщина пожала плечами. — Он ведь был на сборах или где? Он сюда-то еле успел. — Он не обвиняет меня, Лучиана, — уточнила Беатриче. Она не любила, когда кто-то сомневается в правильности решений ее мужа. Даже, если это жена старшего брата. — Но он недоволен. — Может поэтому мальчишка на тебя и похож, что родился во Флоренции, — женщина продолжала укачивать младенца. — Я думаю это, потому что я всю беременность смотрела на красивые вещи, — Беатриче улыбнулась и погладила живот. — С Октавио такого не было. Меня папа вообще из Флоренции выгнал. Помнишь? Поэтому он и похож на мужа. — Я помню, как твой муж, ну, тогда он еще не был твоим мужем, пришел сюда, заявил, что он на тебе женится, что ты ждешь его ребенка, взял тебя за руку и вывел в сад, — светловолосая женщина прикрыла глаза, вспоминая эти события. — Мы просто окаменели от таких новостей, а потом, когда опомнились, вы уже трансгрессировали. И после я тебя только на свадьбе увидела. — Он всегда был прекрасен, — засмеялась Беатриче.– Когда я сказала, кто мой отец, он даже глазом не повел. Сказал, что его решение жениться на мне окончательное. И он у меня даже согласия спрашивать не будет, он просто уведомляет меня. Санта Лучиа, ну разве можно было выйти еще за кого-то? Ни одному мужчине в мире, кроме Септимо, я бы не стала рожать сыновей. — Я так за тебя переживала, и до свадьбы и после, — Лучиана тяжело вздохнула. — Думала, как же так, отец так тебя любил. Ну он тоже полгода после свадьбы сам не свой ходил, думал, что потерял тебя. Но гордость написать тебе первым не позволяла. А потом, когда увидел малыша растаял, а уж когда ты попросила его стать крестным, то и вовсе тебя простил. — Папа очень смешной, думал, что я через неделю жизни в Англии сама к нему прибегу, — Беатриче хитро улыбнулась. — Но не рассчитал. Климат там ужасный и здания некрасивые. Папа считал, это наказанием для меня. Зато Септимо разрешил мне дом сделать, как мне хочется. Платья разрешал покупать, какие мне нравятся. Что еще надо для счастья? А во Флоренции мне все это запрещали. А там я хозяйка. И поверь, может на улице там и ужас, но дома у меня все идеально. — А меня устраивает, что за меня это все решает Козимо, — Лучиана засмеялась. — Не люблю я выбирать мебель и все остальное. Так что, сейчас ты насмотрелась на достаточное количество красивых вещей? Дочка будет такой же как ты? — Уж в эту беременность я очень постаралась, — с гордостью сказала Беатриче. — Я пила каждую неделю по три специальных зелья, гребень, заговоренный использовала, в полнолуние ритуал три раза проводила. Платья только серебристые надевала. Никаких рубинов и алмазов, никакого золота, никакого красного цвета, ничего, что символизирует мужскую энергию. Это должно помочь. А уж сколько я по Флоренции нагуляла, не представляешь. Септимо даже рад, что я сейчас не в Англии, ему так спокойнее. У него столько матчей в этом году, что я грущу в одиночестве. Ты не хочешь сходить в Дуомо посмотреть на закат? — Лучиана покачала головой, а Беатриче вздохнула — Вот по этим прогулкам я действительно буду грустить. Они так меня вдохновляют. Козимо вечно занят, но попроси Луку, он тебя проводит. Мы с ним последнее время часто ходили. Ему тоже нравится вид на город. Я бы и к новой площади у Арно сходила, но Лука такой ретроград. Не любит ничего нового. Хотя площади уже сто лет. — Ну, сто лет — это небольшой срок, — малыш на руках у Лучианы заворочался, и она поцеловала его в висок, покрытый легким пушком. — Я думаю, он не в восторге, что там наши статуи стоят, даже в виде копий. Ты же знаешь, как Лука все это болезненно воспринимает. — Если бы его назвали Лоренцо, как и положено, то может быть он был бы более терпимым, — Беатриче недовольно нахмурилась. — Но папа уперся и назвал его в честь колдомедика, который спас маме жизнь. А так может быть этот дурачок и понимал бы, что смысл красоты в том, что она должна быть повсюду, а не только в твоем доме. Лоренцо вывел красоту в город. Он даже позволял смотреть на великие полотна маглам и заходить в наши дворцы. — А в итоге все эти наши дворцы попали к маглам, — с горечью произнесла Лучиана. — Лоренцо был не столь дальновиден. — Кто мог предположить, что нам придется прятаться от маглов, а не наоборот, — задумчиво сказала Беатриче. — Мы все равно сохранили большую часть, но мне обидно. Говорят, они даже бродят по нашему саду и даже гуляют в амфитеатре. — Няня рассказывала, что они считают этот сад музеем, — покачала головой Лучиана. — Но я не хожу по местам, где ходят маглы. — А я, ты представь себе, посетила магловскую часть Дуомо, — Беатриче ухмыльнулась, глядя на пораженную собеседницу. — И маглы пытались сделать мою колдографию. Это так дико. А еще я недавно была в Уффици. И Кассио с собой брала. Ему нравится красота, он весь в меня. — Ох, отец и Козимо будут недовольны, — Лучиана явно не одобряла такое поведение. — По Уффици ведь так просто ходят маглы. — Главное, чтобы Септимо не узнал, а в остальном я переживу, — засмеялась Беатриче. — Ну, я знаю, как пройти туда, чтобы не встречаться с маглами. Да, и поверь, они ходят далеко не везде. Козимо переживает не о том. Уж где-где, а в Уффици я не заблужусь. Это на уровне крови. — Представь, если бы мы жили там, — мечтательно произнесла Лучиана. — Там бы папа, да Козимо работали, — Беатриче снисходительно посмотрела на собеседницу. — Мы бы с тобой жили в Палаццо у Сан-Лоренцо или вот там, — она махнула рукой в сторону сада, — в Питти. — Это я бы жила в Палаццо, а ты бы жила в Англии, — засмеялась светловолосая волшебница. Беатриче замерла на секунду, а затем тоже засмеялась, а потом, вздохнув, сказала: — Ох, Лучиана, ты бы знала, как в Англии неприветливо. Сколько лет там живу, а привыкнуть не могу. Мне не нравится их архитектура. Они словно пытаются от чего-то скрыться. И это во всем. — Ты должна следовать за мужем, а мужа ты выбрала сама, — Лучиана снисходительно посмотрела на Беатриче. — Папино любимое выражение, — закатила глаза Беатриче. — Как только начинаю жаловаться на Англию, он сразу говорит, что я сама это выбрала, — Беатриче погладила живот. Спину начинало тянуть. Она предложила. — Давай присядем. Они дошли до края лоджии, где располагалась широкая мраморная скамья и сели. — Тяжело уже? — участливо спросила Лучиана. — Мне последние месяцы всегда так не нравятся. — Тяжело. Очень устала. Хочу уже родить побыстрее, — Беатриче даже не стала спорить и положила руку на живот. — Как только присяду или лягу, начинает толкаться. Очень плохо сплю. С мальчиками такого не было. Они были спокойнее. Как рожу, отдам малышку няне и буду спать, наверное, сутки. — По мне так это лучшая часть родов, — засмеялась Лучиана, покачивая младенца. — Все закончилась, и ты наконец-то можешь поспать. Ребенок на руках у нее заворочался и закряхтел. Лучиана откинула край платья с правой стороны, и приложила ребенка к красивой круглой груди — В Англии — это считается неприличным, — спокойно прокомментировала данное действо Беатриче. — Они вообще сами не кормят своих детей. — А кто их кормит? — удивилась Лучиана. — Кормилицы, — Беатриче округлила глаза. Она до сих пор не понимала этих традиций. — Когда я сказала, что кормлю ребенка сама они смотрели на меня, как на падшую женщину. Смешные они. — Спроси, зачем, по их мнению, женщинам нужна грудь? — Лучиана покачала головой. — Хороший вопрос. Видимо, чтобы прятать. Они такие ханжи. Падают в обморок, увидев обнаженное тело, — Беатриче усмехнулась. — Они гордятся тем, что учились в школе, но боятся кормить грудью своих детей. Как можно было дойти до такого. Я как-то болтала со своей невесткой, ну женой брата Септимо и она сказала, что вообще старается в спальне глаза закрывать. — Ох, Санта Лучиа, бедная женщина, — Лучиана обеспокоенно покачала головой. — Ты-то хоть не станешь такой? — Нет, что ты! — рассмеялась от такой перспективы Беатриче. — К чему мне прятать мое тело? Септимо меня обожает именно за это. А вот его брат ужасный пуританин. Однажды он сказал мне, не могла бы я надеть более закрытое платье. Я сказала, что могла бы, но не вижу в этом смысла. Я красивая, зачем это скрывать. Я люблю свое тело, оно прекрасно. Я двух сыновей выносила и выкормила. А сейчас еще и дочку. — Роди дочку, Беатриче, — неожиданно с горечью сказала Лучиана. — Мальчиков слишком много. Бабушка говорила, когда столько мальчиков рождается, то будет война. Марсово потомство. Он их всех заберет обратно. В Англии про войну говорят? Вроде там неспокойно. — Я не знаю, — Беатриче устало покачала головой. — Мне эти новости совершенно не интересны. Пусть мужчины решают, это их задача. — И то верно, — согласилась Лучиана, покачивая уснувшего, но не отпускающего грудь младенца. — Зря, что ли мы их рожаем в муках. Не боишься? — Два раза уже рожала. Третий справлюсь, — тяжело вздохнула Беатриче. — Говорят, что каждый следующий проще. — Мне показалось, что Стефано дольше рождался, чем Лоренцо и Маддалена. Потому что кто-то слишком крупненький, — Лучиана поцеловала ребенка, наконец отпустившего грудь, в пушистые волосы. — Как с именем? — Септимо разрешил назвать девочку, как мне нравится. И я в таких раздумьях. С одной стороны, надо назвать в честь моей прабабушки, но в то же время именем, которое нравится мне. Но и, чтобы англичане себе язык не сломали. — Я бы назвала Изабеллой, — задумчиво сказала Лучиана. — Мне так нравится. И Козимо бы его одобрил. Если рожу еще одну дочку, то назову Изабеллой. — Конечно бы одобрил, это хорошее имя, — согласилась Беатриче. — Я бы хотела назвать Екатериной, но для англичан сложновато. Может Мария — Мария всех устроит. И ассоциаций будет меньше. Екатерина очень красивое имя, но прочно ассоциируется с нашей семьей, — Лучиана искоса взглянула на задумчивую Беатриче. — Твой муж тебе не позволит. — Она была королевой Франции все-таки, — попыталась оправдаться Беатриче. — Читала сейчас Кассио про нее. Как мне не хочется его оставлять, он так тоскует. — Не переживай, мы с Козимо позаботимся о нем, — Лучиана погладила Беатриче по руке. — Он славный мальчишка, но слишком чувствительный. А старший как? — С ним проблем нет. Сказал, что раз надо, то поживет здесь. А вот Кассио уже третий день плачет, — Беатриче покачала головой. — Не хочет со мной расставаться. — Наложи Империо и не мучай ребенка, — Лучиана всегда жалела детей. — Старший у тебя конечно удивительный. Неужели такие дети бывают. — Сама поражаюсь, — Беатриче задумалась. — У Септимо уже должна закончиться тренировка, — она внимательно вглядывалась в сад, боясь пропустить какое-нибудь движение. — Смешно, что Козимо его сначала чуть ли не проклинал, когда ты из дома ушла. А сейчас посмотри — прям лучшие друзья. Не знаю, о чем они говорят, я английский так и не выучила, но могут часами просиживать. — А я вот не удивлена. Они похожи чем-то, — задумалась Беатриче, а потом вдруг спохватилась. — А ты видела дочку Франциска? Такая хорошенькая? — Очень хорошенькая. Явно не в него, — женщины засмеялись. — Заставь Козимо сделать колдографии, — попросила Беатриче. — Я напишу ему, но вдруг он забудет. Он меня сегодня снимал с мальчиками под деревом. Я потом в альбом моей малышки вклею, — Беатриче погладила живот. — Наши первые совместные колдографии. Внезапно она встала и улыбнулась. По саду шли Козимо в длинной пурпурной мантии и Септимус, отряхивающий лепестки цветов с квиддичного свитера. — Ну все, вот мой муж, — Беатриче повернулась к Лучиане. — Когда мы увидимся в следующий раз, ты уже сможешь познакомиться со своей племянницей. — Ох, Беатриче, — Лучиана встала и приобняла Беатриче. — Удачи тебе, удачи вам, — она погладила живот. — Я присмотрю за мальчишками, мы все присмотрим. Не переживай ни секунды.