165: Морской бой

Юрий Иванович никогда не стебался над ростом президента. Деловые отношения не позволяли такого рода роскоши. Но и он никогда не позволял себе злых колкостей, которые определенно точно могли задеть человека. Временами премьер, конечно, отпускал пару безобидных и невинных шуточек, но на этом всё удовольствие заканчивалось. Василь в своей манере прямо и с откровенным недовольством пялился в глаза напротив, а через мгновение опускал голову и тихо смеялся, потому что ситуации, в которых появлялись эти действительно смешные шутки, были до жути забавными. Всё началось с той чертовой двери. Той двери в кафе, что была дурацким отщепенцем, подкидышем во всей дверной системе здания ВДНХ. Она была на голову ниже своих сестер, и этой своей особенностью доставляла массу неприятностей посетителям, которые приходили попить ароматного кофе или просто перекусить бутербродами за 12 гривен. Лично у Василя Петровича с этой дверью сложились максимально тёплые и понимающие отношения. Президенту она не доставляла никаких проблем, поэтому тот, гордо задрав подбородок шагал сквозь неё со своими метр шестьдесят пять, не задумываясь лишний раз о том, как бы так изловчиться, чтобы не получить еще один синяк на лбу. А вот Юрию Ивановичу и другим в этой ситуации повезло меньше. Столкновение с этой глупой дверью стало своего рода традицией, которой премьер-министр неизменно следовал. Хотя вовсе не хотел. Сидя за кофейным столиком в уголке небольшого помещения, Юрий внимательно вслушивался в бархатный голос, который так увлеченно рассказывал ему что-то про зарплаты, реформы, бюджетников будь они прокляты, новые законы и так далее по революционному списку Голобородько. Разумеется, он уже не был тем наивным неопытным мальчиком, который слепо следовал за Чуйко, как брошенный котенок пристает на улице к незнакомцам. Но хоть Василь и окреп как президент, теперь осознавал свои возможности и ставил новые цели, та его неподражаемая почти что детская наивность и доброта никуда не делись. Вот и сейчас, когда они собираются выходить из кафе, Юрий впервые бьётся головой об этот коварный, низкий косяк. Президент тут же подскакивает, мечется перед глазами из стороны в сторону и встревоженно заглядывает в глаза. — Юрий Иванович! Вы не ударились? — а вот и его абсолютно милая неуклюжесть подоспела. В целом то нет, не ударился, господин президент, просто так забавы ради о косяк головой приложится решил. — Всмысле… — тут же прячет глаза, переминается с ноги на ногу, покусывает губы. — Очень больно? Этот пронзительный сочувственный взгляд уставших от черной полосы в стране карих глаз, которые смотрели только на него. И этот взгляд тоже посвящён был только ему. Это льстило, и от этого приятно покалывало в груди. — Нет повода беспокоиться, Василь Петрович. Но за заботу спасибо. А эту дверь надо бы устранить, чтобы людям жить не мешала. С каждым новым визитом в кафе и каждым новым безмолвным конфликтом Юрия Ивановича с надоедливой дверью, менялся и президент. Словно тоже становился участником этой бесконечной ссоры. Если поначалу тот суетился вокруг, каждый раз спрашивая своё коронное «Очень сильно?», то спустя пару таких дверных атак гарант решил сохранять нейтралитет. За один шаг до прохода он лениво сообщал: "Дверь". Но этого, благо, было достаточно, чтобы Юрий Иванович успевал пригнутся. А потом Василь вдруг резко занял сторону врага. Во-первых, он перестал предупреждать о стопроцентной угрозе, лишь изредка кидая хитрый взгляд. Во-вторых, когда премьер всё-таки не успевал увернуться, в глазах президента плясали озорные огоньки. Потому что, если задуматься, быть не очень высоким — не так уж и плохо. — Злорадствуете, Василь Петрович? — Злорадствую?! Боже упаси, что вы! — вот только его интонация говорила совершенно об обратном. Правда, ликование президента длилось недолго, но он упивался этой маленькой победой, потому что следующий подобный случай собственного превосходства над другими вряд-ли скоро подвернется. Так и было. Приятный фоновый шум монотонного стука колес поезда о металлические рейки. Пейзажи за окном сменялись в лучах заходящего солнца, что падали на прикроватный столик и подсвечивали крохотные пылинки на жёлтых страницах словаря по итальянскому языку. Юрий Иванович задумчиво смотрел в окно, а вот Василю Петровичу не сиделось. Он волновался — план по вербовке губернатора Харькова ему был понятен, но президент совершенно не представлял, как он сможет убедить всех в своей несуществующей личности вора и хапуги. — Василь Петрович, всё хорошо? — учтиво поинтересовался тогда еще бывший премьер-министр, а получив в качестве ответа неразборчивое бормотание, предложил следующие: — Хотите, в морской бой сыграем? Президент как-то растерянно и совершенно беспомощно на него посмотрел, будто не знал, что такое морской бой. Нет, сам то он любил эту игру, но не был уверен, насколько их с Юрием Ивановичем отношения подходили для этой игры. Гарант в последнее время очень часто задумывался на счёт того, какие между ними всё-таки отношения. Границы были очень расплывчатыми, но в тоже время четкими и ясными. Самому Василю до невозможности хотелось нарушить протокол, выйти за рамки, но он понимал, что это нереально. И он не знал, что по этому поводу думает сам Юрий Иванович. А повредить, а вследствие этого и уничтожить их шаткий союз своими необдуманными действиями гарант боялся так же сильно, как и хотел из союзничества перейти во что-то более конкретное. Подумав пару секунд, президент радостно кивнул: — Да! Надо же хоть чем-то занятся. — Тогда давайте листочек и ручки. У вас есть? Василь задумался, вспоминая, брал ли он эти вещи с собой. Оказывается, брал, и оказывается, они пригодились. Бросившись к чемодану, президент тут же замер, устало глядя на полку и проклиная свой невысокий рост. За спиной послышалось шуршание и гарант, запоздало решив обернуться, оказался прижат к тонкой дверце их купе. Ошарашенно глядя на Юрия Ивановича снизу вверх, который так любезно доставал чемодан с полки, президент и слова не мог вымолвить, сильнее вжимаясь спиной в дверь, словно хотел стать с ней единым целым. Когда цель была достигнута, бывший премьер отступил на шаг, давая немного больше пространства потерянному президенту, протягивая тому сумку и улыбался. Искренне. Честно и по-доброму. Он смотрел прямо в блестящие карие глаза напротив, запоминая каждую деталь, каждый кусочек этого их личного, тайного момента. Василь потянулся первым, замерев в паре ненавистных сантиметров от лица Чуйко. Есть время передумать, отступить, свести всё в шутку, упасть и сказать что оступился, черт возьми. Что угодно, нельзя рушить их хрупкую идиллию. Нельзя. Василю — нельзя. Юрию — можно. Сейчас можно, когда все маски сброшены, а души открыты друг для друга. Премьер мягко касается своими губами губ президента, нежно отталкивая того обратно к двери. Но Василь и не замечает, совершенно не сопротивляется, самозабвенно утопая в поцелуе и нежась в объятиях, хватается за плечи Юрия, как утопающий за спасательный круг. Золотистые лучи падают на впервые за столько дней расслабленное, счастливое лицо президента, и это самое красивое зрелище, которое Чуйко доводилось видеть. Конечно, они доиграют в морской бой, но позже. Это будет позже. И Василь уверен, что победит, потому что в молодости он «перестрелял» не один десяток вражеских кораблей. А Юрий Иванович капитулирует, признает поражение и всё будет хорошо. Они обязательно что-то придумают, и бывшему премьеру не придётся бежать из страны. Придумают, потому что у них всегда всё получалось. Потому что Юрий Иванович профессионал. И они продолжат ходить в кафе, Юрий Иванович продолжит биться головой о ту злосчастную дверь, а Василь довольно улыбаться, не без тени сочувствия, конечно. И они продолжат играть в морской бой по вечерам, под конец рабочего дня, когда оба уже свободны и могут полностью посвятить себя друг другу. Василь сходит B5, а Юрий — C8, и оба промажут. Но не страшно, потому что можно будет победить позже, ведь у них впереди всё время мира. Ведь они наконец вместе, есть друг у друга, а это значит, что теперь, только теперь, всё по настоящему будет хорошо. И это единственное, что было важно. Важно для них обоих.