de expeditie

      Проснувшись ранним утром, Питер не увидел рядом с собой Уилсона. Сонно потерев глаза, Питер надел его синий вязаный свитер, висевший на Питере словно мешок, откопал из-под кровати нелепые, огромные меховые тапочки и, крепко обнимая себя за плечи, вышел из спальни.       Последнее время они часто говорили. И о Суринаме, и о Канаде. Вспоминали Египет, что-то упоминали о Ваканде. Часто говорили то, что приходило первым на ум, долго обсуждали всё то, что терзало их последние месяцы. Уэйд много шутил, Питер всегда смеялся. А глубокой ночью засыпали вдвоём, плотнее заворачиваясь в пуховое одеяло.       Прошлый вечер они провели в Драй-Крик. Питер ходил на почту, Уэйд — в строительный, за инструментами для лодки. Вернувшись домой поздней ночью, Питер тут же уснул, упав на кровать, а Уэйд, тем временем, что-то делал на улице.       Питер не знал, сколько прошло времени, когда Уэйд, провонявший дешевым табаком и чем-то, отдалённо напоминающим шоколад и острый перец, хоть и тихо, но всё равно разбудив Питера, вошёл в спальню.       — Завтра нарубим дров? — сонно спросил Питер, когда Уэйд лёг к нему под одеяло. Уэйд что-то промычал, а Питер, не до конца понимая, что именно, тут же уснул, утыкаясь носом куда-то в область плеча Уилсона.       — Я люблю тебя, — сказал тогда Уэйд, поцеловав Питера в лоб.       Дома пусто. Печка всё ещё не горела, дров не было. На столе стояла чистая чашка, а рядом с ней полный кофейник. Подойдя к кофейнику, Питер коснулся его кончиком пальцев — горячий. Открыв холодильник, Старк вздохнул — пусто. Питер, нахмурившись, огляделся.       Поехал в город за продуктами?       Питер выглянул в окно, оттопырив шторку указательным пальцем. Обе машины на месте.       И куда он подевался?       Не надев куртки, Питер вышел на улицу прямо в тапочках. Тяжелые, тёмные снежные тучи, тянулись с севера, скрывая давно вставшее солнце, окрашивая хвойный лес серым светом. Несколько птиц, прятавшихся в окружающем их лесу, щебетали между собой так тихо, что Питер не сразу обратил на них внимание.       — Уэйд! — крикнул Питер, отходя от дома на несколько шагов вперёд, к реке. — Уэйд!       Ответа не последовало. Ёжась от сильного, но короткого, порыва ветра, Питер отошёл достаточно далеко от дома, к машинам, чтобы лучше видеть лес. Сейчас, в это ветреное и холодное утро, их одноэтажный дом казался заброшенным, одиноким и ветхим.       — Нет, ну не съебался же опять, в самом деле, — прошептал Питер, заглядывая в чащу. — Я уже устал от твоих приколов, Уэйд! — крикнул Питер, решив пойти в лес.       Может, дрова пошёл рубить.       Только почему его не слышно?       Питер ускорил шаг, теребя между замёрзших пальцев рукава свитера.       Среди тёмных крон деревьев проглядывал знакомый бежевый цвет дубленки Уилсона. Питер, облегченно выдохнув, улыбнулся и ускорился.       Ну, хотя бы он здесь.       Только не отвечает отчего-то.       — Уэйд, клянусь всем Божьим светом, однажды я тебя при.       Питер не договорил, замерев на месте.       Прикончишь? Придушишь?       Улыбка медленно спадала с лица. Даже кровь, казалось, решила покинуть его тело.       Питеру стало так холодно, что он задрожал сильнее.       С самой крепкой дубовой ветки свисала верёвка. А петля, как назло, затягивалась на шее Уэйда Уилсона.       Он сам решил это сделать, Питер. Твои услуги больше не нужны.       В висках стучало так сильно, что окружающий мир потерял все свои звуки: скрежет старых веток на ветру, щебетание птиц, шелест прошлогодней листвы, гоняемой по сухой земле. Если бы в горах вдруг обрушилась лавина из всего того снега, что припорошил верхушки, Питер и этого не услышал.       Ритмичное, безостановочное тук-тук-тук-тук-тук.       Мир сузился, сосредоточился на одном месте, в одной определённой точке на карте и времени. Прямо сейчас, в этом моменте, под этим деревом, на этой веревке и на этом лице.       Время — относительно. Висельник — относителен. Сколько висит он, сколько стоит здесь Питер, сколько прошло часов, какой сейчас день, почему он не двигается, отчего всё это происходит, почему он не сбежал, зачем Питер приехал.       Резкий порыв ветра толкнул Старка вперёд. Холод, будто ледяная вода, закрался прямо под ворот свитера, режа сотней ножей загорелую кожу.       Что-то в Питере щёлкнуло. Чувства обострились, всё стало казаться таким огромным, а он — таким маленьким. Нос резал свежий воздух леса, а голова гудела после долгих разговоров ночью. Серый свет был таким ярким, что вот-вот начнётся мигрень.       Питер почувствовал ход времени.       Питер рванул к Уилсону.       Ему казалось, прошло слишком много времени. Ему казалось, он опоздал.       С момента, как Питер обнаружил Уэйда, прошло четыре секунды.       Четыре драгоценные секунды!       В сторону от дерева отброшено бревно. Скорее всего, на нем Уэйд и стоял, когда.       Думай, думай, думай.       Рядом валялась недопитая бутылка виски. Глотку драло от горечи: злость смешалась с досадой, досада перетекала в паническую истерику, что давила на Питера.       В голове мелькнула мысль: шоколад с острым перцем. Именно так пах Уэйд ночью.       Он опять напился.       Питер, не думая, машинально, словно проделывал этот трюк всю свою жизнь, схватился за бутылку, тут же разбив её об ствол дерева. Осколки разлетелись в разные стороны, а оставшаяся в руке розочка выпивалась своим холодом во вспотевшую ладонь Питера. Шоколад, острый перец, нотки вишни и карамели. А ещё острый запах спирта.       Отбросив розочку в сторону, Питер поднял самый большой осколок от бутылки, слишком резко ухватив её в руках. Ладонь обожгло болью, из линий жизни стекала кровь.       Что могут значить кровоточащие линии жизни?       Питер, встав спиной к мужчине, поднял Уэйда, запрокинув его ноги себе на шею, и тем самым снижая давление петли на шею Уилсона. А затем, кое-как дотянувшись до веревки, стал злостно резать её, будто вымещал всю ту ярость, что испытывал сейчас к Уэйду.       Мудак. Кретин. Ублюдок.       Почему ты так поступаешь?       Верёвка с треском оборвалась. Уэйд свалился вниз, вместе с Питером, не удержавшим равновесие. Они упали назад. Питер, тут же перевернувшись, подтянулся к лицу Уэйда, вновь запрокинув его ноги себе на плечи.       Ему когда-то говорили, так нужно делать. Он и сам видел, как отец проделывал этот незамысловатый трюк.       Потому что так уже делала мама.       Пыталась повеситься.       Нащупав сонную артерию, Питер всем телом напрягся.       Ну же! Давай, блять!       Питер ничего не чувствовал.       — Не смей умирать, ублюдок! — громкий вскрик Питера распугал нескольких птиц. Те, с отчаянным возгласом, разлетелись в разные стороны, и лишь шорох крыльев, разрезающих воздух, было слышно в оглушающей тишине леса.       Питер стал делать Уэйду массаж сердца, отсчитывая в голове каждый удар так, словно звучал гонг.       Как же он мог? Как же он мог?!       На пятый нажим, Питер зажал нос Уилсона, и коснулся его рта, вдыхая воздух.       — Очнись, уёбок! — взревел Питер, продолжая массаж. — Не смей меня бросать, сука! Я же люблю тебя, ну же, давай, подонок, живи!       На задворках сознания разум шептал, что его уже не спасти.       Когда Питер второй раз вдохнул воздух в рот Уэйда, Старк потянулся к груди Уэйда окровавленной рукой.       И почувствовал, как Уэйд сделал вдох.       Питер коснулся шеи Уилсона.       Прощупывался слабый пульс.       — Господи, блять, — Питер, закусив губу, поморщился, и стал хлопать Уэйда по щекам, — Уэйд, умоляю, очнись. Пожалуйста, Уэйд.       Глаза так сильно щипало, что Питер перестал видеть перед собой Уэйда.       Чертов ком в горле мешал говорить.       — Прошу тебя, — голос Питера надорвался, — не оставляй… останься со мной.       Уэйд закашлялся, открывая глаза.       Питер больше не мог ничего сказать, опустив голову на содрогающуюся от кашля грудь Уилсона, отмеченную кровавым следом ладони Старка.       Казалось, время запустилось. Их маленький мир вновь стал вращаться вокруг своей оси.       Пошёл снег. Крупные пушистые хлопья медленно опускались к земле. Несколько снежинок запутались в волосах Питера, а некоторые — белым пятном остались на куртке Уэйда.       Эти чёртовы двойные звёзды.       Как же он их ненавидел.

***

      Питер сидел на старом диванчике, разглядывая окровавленную руку. Противная корка застывшей крови покрывала всю ладонь, зудя так, что хотелось зубами вцепиться, лишь бы прекратилось жжение.       Порыв ветра затряс старые окна. Тучи сгущались, снег валил крупными хлопьями. Казалось, будто декабрь в самом разгаре, но только вот май подходил к концу.       Не верь северу.       Зашуршала шторка на кухне. В гостиной оказался Уилсон, сжимая в руке аптечку, покрытую заметным слоем пыли. Питер, подняв голову, поджал губы.       На шее Уилсона — яркая красная полоса. Верёвка так натерла кожу, что в некоторых местах видны капельки засохшей крови. На его куртке кровавый след ладони Питера. А в глазах такое сожаление и стыд, что Питеру тут же захотелось отвести взгляд.       Если бы по одному внешнему виду людей можно было определить их эмоции так же, как и у собак, то Уэйд Уилсон сейчас прижимал уши, слезящимися глазами смотря на Питера снизу-вверх. Если прислушаться, слышно скулёж, а хвост крепко прижат к полу, не смея дрогнуть.       Питер злился. Питер чертовски злился на Уилсона.       Но он чувствовал вину за собственные эмоции. Разве можно кричать на человека, что в порыве отчаяния потянулся к веревке, не зная, как ещё справиться со своими чувствами?       Уэйд потерялся. В самом себе, в этом мире. Он не мог справиться самостоятельно с тем, что творилось в его голове.       Они оба думали лишь о себе. Уэйд о том, как избавиться от вечной боли, от мук желтого голоса в голове. Питер — как будет потом переживать факт смерти Уилсона. Не важно, на его руках или глазах, не важно, в данную секунду или через несколько лет.       Он не хотел жить с этим всю свою осознанную жизнь. Вплоть до старости, что накроет деменцией. Вплоть до героической смерти в одной из экспедиций. Вплоть до каждого дня, когда он ещё мог дышать и быть Питером Старком. Не хотел видеть образ висельника. Не хотел считать каждую секунду, пытаясь понять: был ли у него шанс? Была ли малейшая возможность спасти его?       Терзал ли себя этими мыслями его отец? Человек, допустивший самоубийство матери двух сыновей? Начал жить, отпустив прошлое, или оплакивал любимую, которую, возможно, никогда не любил?       Питер не думал о том, что там с мертвым Уэйдом. Уэйд не думал о том, как там живой Питер.       Оба были теми ещё эгоистами.       Питер злился. Питер сочувствовал. Питер чувствовал себя виноватым.       Становилось тошно от противоречивости собственных мыслей.       Тишину в доме прервал до жути сиплый и тихий голос Уилсона.       Будто всю ночь кричал, умоляя о помощи, а под утро остался совсем один, хрипя режущее слух «Помогите», пока болото медленно тянуло его на дно. А он уже смирился. Продолжал шептать одно и то же по привычке, и не надеясь даже, что кто-то его услышит.       Почему Питер не услышал? Почему не пришёл раньше?       — Давай перебинтую, — лишь прохрипел Уэйд, опустившись на колени рядом с Питером.       Питер не сопротивлялся. Дал свою руку самоубийце, чудом спасённому из петли.       А если бы Питер не успел?       Уэйд плеснул перекисью на ватку, осторожно касаясь кожи вокруг глубокого пореза. Обрабатывая, не отрывал взгляда от ладони, а Питер — от сосредоточенного лица Уэйда.       Что могло привести к сегодняшнему утру? Почему Уэйд сделал это? Что Питер упустил вчера, что уже сегодня пришлось вытаскивать Уилсона из петли?       Уэйд ведь уже пытался однажды. Пытался. Когда оказался в ледяной реке.       Самоубийца однажды, самоубийца навсегда? Так говорил отец?       Ледяная река поглощала в себя снежинки. Тьма Уэйда Уилсона поглощала в себя Питера Старка.       Уэйд, взяв бинт, стал медленно и аккуратно бинтовать руку Питера. Шикнув от боли, Питер дёрнулся, а Уэйд, осторожно сжав запястье Питера, успокаивающе провёл большим пальцем по выделяющейся венке.       — Прости, — сказал Уэйд, стараясь больше не причинять боли Питеру. В нос Питеру ударил запах виски.       И этот бесконечный круг.       Уэйд делал что-то не думая, а потом извинялся. Бросал в Египте, предавал в Суринаме, сбегал, лгал, кричал. А потом извинялся. Всегда извинялся.       И Питер прощал. Раз за разом, изо дня в день.       — Тебе нужно в больницу, — взгляд Питера метался по лицу Уэйда, — я не врач и не знаю, что могло произойти… после этого.       — Я в порядке, — ответил Уэйд, сглотнув вязкую слюну. И, неожиданно для Питера, посмотрел ему в глаза, — а вот куртку мою любимую ты испоганил.       Уэйд криво улыбнулся. А Питер — нет. Медленно закрыв глаза, он отвернулся к окну, разглядывая начинающуюся бурю по ту сторону.       Вечные шуточки.       Поджав губы, Уэйд сел ближе к Питеру, крепче сжимая его запястье.       — Я напугал тебя, — не спрашивал, констатировал очевидное. И отчего-то сейчас уголок губ Питера дрогнул в попытке улыбнуться.       Смешно потому что. От очевидности сказанного, от осознания: «О, как ты догадался? Я же так умело скрывал свою ложь!», от нелепости всей ситуации.       И, да, куртку он изговнил. Это тоже факт.       — Ты чертовски умён, Уилсон. Даже несмотря на твою безмерную тупость.       Вздохнув, Уэйд покачал головой.       Потому что понял. Сразу понял, что натворил. Что его поступок значил для их только наладившихся отношений. Не было смысла лгать, пытаться исправить хоть что-то. Уэйд облажался. Облажался в очередной раз, и не было резона отрицать очевидное.       Уэйд Уилсон опять всё испортил.       Ещё не поздно прогнать Питера. Не поздно сказать, что всё кончено. А потом…       — Я не смогу так, — в горле — тяжелый свинцовый ком, сдавливающий все дыхательные пути; Питер вновь посмотрел на Уэйда, тем суровым взглядом, что когда-то Уэйд уже видел, но только не мог вспомнить, где, — Уэйд, я не выдержу, если…       Питер, закусив губу, нервно выдохнул. Он не стал продолжать свою мысль, а Уэйду и не нужно было слышать то, о чем он и так знал.       За окном всё белым-бело. В доме темно. И никто больше не сиял так, как прежде.       Может, они не так всё поняли? Никакие не двойные звёзды, лишь два идиота, воспринимающих случайность — помощью судьбы. Не тянет их к друг другу, могут они оторваться друг от друга. Достаточно лишь уйти, не оборачиваться, дверь за собой закрыть и двигаться дальше.       Как и просил когда-то Уэйд. Как и пытались они однажды.       — Помнишь, я говорил тебе, что вместе мы придумаем, как тебя спасти? Мы… у наших есть одна идея, но ты должен поехать со мной…       Да только бред это всё. Питер не глуп, себя знает. Если любит — любит без остатка, по-настоящему. Пока весь не перегорит, пока не отдаст всё, что у него есть.       Да, Питер злился на Уэйда.       А ещё он любил его.       — Не неси хуйню, Пит, — не выдержав, Уэйд встал с колен.       Пошатнувшись, удержал равновесие только благодаря колену Питера, на которое он успел опереться, да руке Старка, подхватившей его под локоть. Не разогнувшись в полный рост, закачал головой, тяжело дыша. Голова закружилась, в лёгких не хватало воздуха; запершило, Уэйд закашлялся. А, закончив, стал говорить невнятно, смотря в пол, но зато так ровно, что на секунду обоим показалось, будто и не было никакой петли, сдавливающей шею:       — Это магия. Не рак, поддающийся химиотерапии. И не шизофрения со вкусом таблеток, что решат проблемку голосов в голове. Это, мать его, Камень Разума, — Уэйд, повернувшись лицом к Питеру так, что их разделяло несколько сантиметров, застучал указательным пальцем по своему виску, — желтый червь, паразит, жрущий мой мозг изнутри. И от этой хуйни лекарства нет. Так скажи мне, бусинка, чем ты мне поможешь?       Питер вновь начинал закипать.       Питер не должен на него злиться. Питер не должен кричать. Он должен поддержать, помочь, сделать хоть ещё что-то, чтобы не быть плохим человеком. Но такой Уилсон… беспомощный, уставший. Потерявший смысл.       Старк понимал — Уилсон пытается прогнать Питера. Делает всё, лишь бы тот злился, но больше не лез. Не пытался спасать.       — А виселица, по-твоему, проблему ахуеть как решает? — Питер сбросил руку Уэйда со своего колена, поднявшись с дивана. — Пиздатое решение, Уэйд.       Уэйд провёл по лицу рукой, следя за тем, как Питер идёт к телефону.       — Что ты делаешь?       — Решаю проблему, — огрызнулся Старк, взяв трубку в руки.       Он успел набрать первые четыре цифры, когда Уэйд схватил Питера за руку, пытаясь вырвать телефон.       — Уйди на хуй! — закричал Питер, плечом толкая Уилсона.       Кратковременная перепалка за телефонную трубку прекратилась, стоило Уилсону, оказавшемуся намного сильнее Старка, выхватить из рук Питера предмет. Провод, соединяющий трубку и сам телефон, с легкостью вырвался из разъёма.       — Не нужна мне помощь! — зарычал Уэйд, отбросив трубку в сторону. Та полетела к дивану, оттолкнувшись от спинки и упала, в конечном итоге, на пол с характерным грохотом.       — Совсем спятил? — чуть ли не прокричал Питер. Уэйд, развернувшись к Питеру, тяжело дышал. — Это, по-твоему, нормально?       — Смотря, что для тебя норма, пупсик. Если тебе что-то не нравится, можешь свалить из моего дома.       — А ты можешь пойти на хуй, — со злостью выпалил Питер первое, что пришло на ум. — Я не понимаю тебя, Уэйд! Что с тобой случилось? Зачем ты… блять, я же спал в доме, совсем рядом! Это у тебя приколы такие новые, а? Показушник хуев, разве ты не понимаешь, что пытался сделать? Тебе, видимо, последние клетки мозга выбило твоим бухлом, раз ты решил, что можешь так со мной поступать.       Уэйд, не изменившись в лице, подскочил к Питеру, прижав того к стене. Упёрся сложенной в локте рукой прямо в грудь Питера, смотря на него разъяренным волком. У Питера сердце упало, а в висках застучала знакомая боль.       Перед глазами мелькнула картинка из новостей. Те люди, убитые в Канаде.       Уэйд не контролировал себя тогда. Как и сейчас не контролирует.       Неужели, этот шёпот не прекращается?..       — Уэйд, — голос Питера резко изменился: от той желчи, коей он плевался в сторону Уилсона, не осталось и капли; теперь же он звучал жалобно, практически молил, чувствуя, как от паники сводит желудок, — ты меня пугаешь.       Питеру впервые, блять, стало настолько страшно рядом с тем, кому он доверяет.       Опомнившись, Уилсон тут же отпустил Питера, сделав шаг назад. Зажмурившись, покачал головой.       — Я говорил, говорил тебе, что со мной лучше не связываться, — шептал Уэйд, слишком сильно потирая пальцами виски.       Да, страшно. По-настоящему. До дрожи во всём теле, до потери способности дышать. До сигнала тревоги где-то в мозгу, до желания сбежать.       Но красные полосы на шее Уилсона возвращали к действительности.       Питер отчего-то в глубине души знал: Уэйд может навредить кому угодно, особенно и в самую первую очередь — самому себе, но только не Питеру. Как бы не пытался.       — Да заткнись ты! — неожиданно закричал Уэйд, запустив пальцы в волосы.       Питер хотел подойти к Уэйду. Взять за руки, притянуть к себе, крепко обнять и больше не отпускать. Дать знать — Питер рядом, всегда. Даже несмотря на этот чёртов жёлтый голос, даже несмотря на всё то, что было до этого.       Но он не мог и шагу сделать. Колени предательски дрожали, кончики пальцев еле соприкасались.       Уэйд, в пару больших шагов, преодолел расстояние до кухни, скрывшись за бисерной занавеской.       Питер смотрел на подрагивающую шторку, пытаясь выдохнуть.       Перед глазами всё ещё одна картинка.       Тело, свисающее с самой большой ветки. Яркое пятно на фоне тёмного леса.       Питер услышал, как щелкнула зажигалка, а затем упала куда-то на стол.       Он бесшумно подошёл к дивану, поднимая телефон с пола. По дому разносился запах сигарет. Питер сделал пару шагов назад, стараясь быть таким же тихим и незаметным, как и до этого. Взяв свисающий на пол провод, вставил его обратно в трубку. Тот прилегал неплотно, отходя от разъема. Прижимая провод к разъёму, стал набирать знакомый номер, постоянно косясь на кухню.       Ну, в самом-то деле, Питер, не станет же он убивать тебя за звонок!       Или станет?       Через два гудка ему ответил весёлый голос. А Питер, не зная, что сказать, вдруг с грохотом положил трубку обратно. Провод вывалился из разъёма, медленно покачиваясь из стороны в сторону.       Нужно попытаться ещё раз.       Уэйд на кухне закашлялся от горечи дыма, дерущего травмированную глотку. Сжав кулаки, Питер кивнул самому себе.       — Попытка вторая, — прошептал Питер, направляясь на кухню.       Бисер на нитяной шторке зашуршал друг о друга, Уэйд даже головы не поднял, продолжая смотреть в никуда с зажатой в зубах сигаретой. Толстая полоска пепла дрогнула и упала на стол, даже не развалившись на части.       Питер стоял в проходе, его грудь заметно поднималась от глубоких вдохов. Он выглядел таким ребёнком, гордым дитя, что вышло в песочнице на защиту своей чести. Кулаки так и не разжал, грудь вперёд, подбородок вздёрнут.       Не пытайся тягаться с мальчишкой, что крупнее тебя в несколько раз.       Но Питеру, честно говоря, срать хотелось на такие нравоучения. Что в детстве, что сейчас.       — Я не хотел тебе говорить, потому что верил в тебя. Но после этого — отказ даже не стану слушать.       — О чём ты, блять? — голос Уэйда стал ещё более сиплым.       — Стрэндж сейчас в Тибете изучает магию. Пытается найти способ от той хуйни, что творится в твоей голове.       — Бред какой.       Питер, ударив по столу, закричал на Уэйда:       — Бред — это, блять, повеситься, когда я, сука, сплю совсем рядом! Это попытаться убить себя, зная, что мне потом видеть это дерьмо до конца своих дней!       Уэйд, затянувшись, отвернулся к окну. Ни мускул не дрогнул.       — Мы поедем с тобой, — Питер, которого всё ещё потряхивало от злости и страха, сел рядом с Уэйдом. — Поедем к Стрэнджу. И мы в лепешку расшибемся, но решим твою проблему.       — Мне нельзя покидать Аляску, пирожочек, — криво улыбнулся Уэйд, — или ты забыл, почему мы здесь собрались?       — Росс порешал то дело, — с легким намеком на облегчение, сказал Питер. Только сейчас до Питера дошло: у них намного больше шансов избавиться от влияния Камней, чем он думал изначально. Начать всё заново. — Ещё как только мы вернулись в Америку, Генерал дал слово помочь, если потребуется. И, как видишь…       — Mi amor, я устал. Устал пытаться, понял? Оставь меня в покое. Без тебя всё было нормально.       — Нет. Нет, Уэйд, нет.       Питер, схватив Уилсона за запястье, дернул мужчину на себя.       — Ты поедешь, понял меня, Уилсон? Если Стрэндж тебе не поможет, то, пожалуйста, хоть сто пуль себе в башку пусти. Но тогда не говори, что любишь меня.       Питер хотел что-то добавить. Уэйд готов был ответить. Неожиданно раздалась громкая трель новенькой Моторолы, припасённой Питером на случай экстренных ситуаций. Номер этого телефона был только у членов экспедиции. Сам же Уэйд, до этого момента, и не подозревал о существовании телефона.       Питер вздрогнул, не обратив внимания на то, как посмотрел на него Уэйд.       Уилсон и до этого понял, как сильно напугал Питера. А сейчас поганая мысль лишь прочнее засела в голове, не давая ему покоя.       Так же резко, как он схватил, Питер отпустил руку Уэйда, встав из-за стола. Направляясь в гостиную, он остановился и сказал, не оборачиваясь:       — Постарайся не проебать свой последний шанс.       Питер вышел с кухни, его трясло намного сильнее, чем до этого. Найдя свою сумку, порылся в ней, выудив оттуда новенький телефон. Нажав зелёную кнопку, поднёс трубку к уху и, не успев слова вставить, тут же услышал родной голос:       — Чё случилось с тем телефоном? — подавляя зевок, спросил Харли. — Мне следует начать беспокоиться?       Питер нервно усмехнулся. Звонил-то он изначально не в особняк.       Видимо, в этой семье сложно что-то скрыть, раз сам Харли соизволил позвонить Питеру в такую рань.       — Я просто… — Питер поджал губы, ненадолго замолчав. — Всё-таки, не справился. Как вы и говорили.       Воцарилось молчание. Харли по ту сторону чем-то зашуршал.       — Погоди минуту, — сон старшего будто рукой сняло. Его голос в миг стал таким же серьёзным, как когда-то был у Говарда. — Ты говоришь, что он что-то сделал?       — Харли, он… боже, я так обосрался, ты понимаешь? — из Питера вырвался тихий смешок. Ни хрена не смешно. Ни хрена. — Я не хотел, чтобы вы знали. Думал, если приедет Тор, он мне поможет… он же рядом. Мы бы разрулили всё мирно, это же Тор. Я бы хотел, чтобы здесь была Елена, она всегда знает, что делать, но…       Питер шумно выдохнул. Опустившись на пол, Питер зажал пальцами переносицу.       Он не планировал всё, как на духу, вываливать остальным. Да, они помогли найти Уэйда, они верили в чудо исцеления и мир-дружбу-жвачку-свободу-кайф. Но ещё, Питер не сомневается, в их глазах виделись блики сомнения, печатным текстом вопросы, вроде: «Ты точно этого хочешь?» или «У тебя самого нет проблем? Потому что нам кажется, ты так пытаешься игнорировать собственные», а ещё слышалась музыка из нот, состоявших, в основном, из: «Мы же говорили, он опасен».       Питер не планировал всё, как на духу, вываливать остальным. Но он не мог остановиться.       Ему самому, честно сказать, была нужна помощь.       — Мне так стыдно, Харли, мне так стыдно, что я на него накричал. Но мне было страшно, понимаешь? — отчаянно зашептал Питер. Адреналин от всего, что произошло за утро, отступал, давая волю эмоциям. Страх и прежняя уверенность улетучивались, уступая место панике и желанию спрятаться. Туда, где безопасно. Туда, где нет тела, свисающего с древа, где нет безумных глаз, смотрящих в саму душу, пока Питера прижимают к стене.       — Маякну Тору, чтоб выдвигался к тебе, — решительно заявил Харли, — мы тоже будем собираться. К вечеру будем у вас.       Харли продолжал говорить, когда из кухни вышел Уэйд, потирая травмированную шею. Стараясь больше не пугать Питера, он, прислонившись к стене, медленно опустился на пол, смотря на Старка. Питер же, сидя в паре шагов от Уэйда, посмотрел на Уэйда.       Крепко прижимая мобильный к уху двумя руками, Питер покачал головой и тихо сказал:       — Подожди.       — Он тебе что-то сделал? Пит, всеми чёртовыми богами клянусь, если он…       — Ничего. Я в порядке. Правда.       Уэйду не нужно было слышать вопрос Харли, чтобы понять, на что отвечал Питер. Закусив губу, Уэйд опустил голову, разглядывая свои руки, покрытые мелкими шрамами.       Как же ему было тошно от себя.       И как один человек мог причинять столько боли?       — Лучше скажи, где искать Стрэнджа, — еле двигая губами, сказал Питер.       Харли пообещал перезвонить. Питер, облизнув пересохшие губы, поблагодарил старшего брата, слабо улыбнувшись. А сам не мог перестать смотреть на Уэйда.       Сломленного. Утонувшего в ненависти к самому себе.       У всех есть право на ошибку. У всех есть право на сотый шанс.       Питер протянул руку Уэйду. Такой простой жест, не требующий физических и умственных затрат. Просто протянул руку, как протягивал всегда. Уэйд поднял голову, заглянув в глаза Питера.       Он не просто позвал Уэйда к себе. Он говорил: «Я держу тебя, помнишь?».       Уэйд, медленно и неуклюже, подполз к Питеру, взяв его руку в свою.       — Умоляю, малыш, прости меня, — прошептал Уэйд, поцеловав тыльную сторону ладони Питера.       — Пообещай мне, что хотя бы попытаешься, Уэйд.       — Я обещаю, — Уэйд кивнул, не убирая руки Питера от своих губ. Поцеловал ещё раз, поднимаясь с каждым поцелуем выше, к локтю. — Обещаю, обещаю, обещаю.       Питер, не выдержав, притянул Уэйда к себе, уткнувшись носом ему в шею.       — Я держу тебя, — тихо сказал Питер, коснувшись губами натёртой и раскрасневшейся от верёвок кожи. Его голос надломился, когда он повторил: — Держу.       Уэйд крепко обнял Питера, позволяя Старку дать волю всем эмоциям, что нахлынули за одно лишь утро.       Уэйд слышал жёлтого, слышал его назойливый шёпот, но отодвигал его на задворки сознания, проводя носом по вьющимся волосам младшего Старка, вдыхая еле уловимый запах шампуня и сигарет, которыми Питер провонял по вине Уэйда.       Сугробы на улице становились всё больше и выше. Дороги замело, солнце и не видно вовсе. Они сидели в холодном доме на полу, Уэйд, крепко прижимая к себе младшего Старка, шептал что-то бессвязное Питеру в макушку, а тот, кусая губы, пытался подавить всхлипы.       Он так боялся проиграть.