Убийственный цветок

      — Сева, мне нужна твоя помощь…       Вид свежей крови волновал, особенно когда она не останавливается. Медленно, но верно покидает тело, будто издеваясь и специально затягивая со смертью, возможно, давая время на подумать о том, как же глупо ты прожил свою никчёмную жизнь. Вот и КНДР оторопел, не двигаясь с места пару секунд и пытаясь переварить то, что только что узнал, услышал и увидел. Китай же расценил это молчание в смеси с бездействием по-своему. Он тяжело вздохнул и направился прямо по коридору, обойдя Демократическую республику стороной и ведя окровавленными пальцами по стене для собственной подстраховки.       — Ну конечно, я совсем забыл, кого прошу помочь мне не… — врач запнулся, так как чуть не свалился на пол, на секунду ощутив невыносимую слабость и предчувствие того, что упадёт в обморок и больше никогда не встанет, — не… умереть…? — с явно видной неуверенностью в голосе он закончил своё предложение так, хотя изначально хотел сказать «не потерять много крови».       — Китай, нет, нет, — Корея стал приходить в себя, — Я просто испугался… немного, но я могу и хочу помочь! Что мне сделать?       — Я уж думал, ты напомнишь мне, что я сам говорил: «не нуждаюсь в твоей помощи, когда ты после операции», — КНР, слегка шатаясь, встал на месте, пережал рукой своё кровоточащее плечо и уставился на тумбочку, которая скрывала под собой вход в его подземную операционную, — Сможешь подвинуть? Просто скажи, да или нет. Не можешь - не пытайся даже.       Северный поразмышлял секунд десять и, опустив голову, ответил: — Не смогу.       — Чёрт, так и знал, — раздосадовано выдохнул Китайская республика, сам не понимая, зачем спрашивал, и, прилагая большие усилия, чем обычно, смог сдвинуть тумбочку на достаточное расстояние, чтобы убрать кусок ковра, открыть не такой уж лёгкий люк и, чуть не упав во второй раз, спуститься вниз.       — Прости, прости, я всё ещё могу помочь чем-нибудь. Да… чем угодно! Только вот, что вообще случилось? Ты же расскажешь мне хотя бы на этот раз? Пожалуйста, хоть что-нибудь. Я же не смогу помочь, если не буду знать, — стал лепетать астматик, нервно жестикулируя худыми руками и наблюдая бегающим взглядом за действиями психолога, после того, как спустился в подвал.       — Теперь я понимаю, почему ты был так не любим своим придурком-отцом. Наверняка единственное, что он вообще ценит в людях - это молчаливость и беспрекословное повиновение, да? — анализируя весь полученный ущерб и складывая его в голове, уже практически ровным и спокойным голосом говорил Народная республика, снимая верхнюю одежду, заляпанную в крови.       — Мой…отец? — Северную Корею передёрнуло от одной мысли о том, что этот ужасный человек всё ещё жив и представляет опасность. Он вернул взгляд на собеседника через пару секунд молчания и уже не мог отвести его, краснея от одного только вида чужой обнажённой спины.       — Ну да, Японская империя. Где-то с меня ростом, жутко агрессивный, матерится через каждое слово, с короткими, вроде как, тёмно-синими волосами… Не буду даже пытаться угадать какого цвета у него глаза, но они точно были необычные, почти как твой один. Склера глаза была темнее радужки.       — Тёмно-красная. Как будто кровью налитая склера глаза и белая радужка. А ещё куча шрамов на лице. Без сомнений, мой, как ты выразился, придурок-отец, — с досадой и горькой болью в голосе сказал КНДР, снял очки и опустил голову, услышав только, как прошипел хирург, обрабатывая рану на плече и вместе с этим промывая её от крови.       — Какое точное… — Китай затянул бинт на плече, — описание. Никак не выходит из твоей головы?       Демократическая республика кивнул, мол, да, врач как всегда прав, и снова поднял на него взгляд, вернув очки на место. Честно, КНР выглядел ужасно. Синяки уже отчётливо выделялись на его теле, такие, что Корея начал подозревать наличие у Китайской республики десятка переломов, а лицо последнего, которое тот сейчас вытирал, всё ещё было в крови.       — Что же всё-таки произошло? — ещё раз спросил Северный, надеясь услышать ответ хотя бы сейчас.       — Твой отец решил, что это я ответственен за твою смерть и смерть твоего брата. Хотя, как будто это не так. В любом случае, как ты видишь, ему не понравилось, что я позарился на его право вас убить. А ещё, видимо, ему сильно не понравилось моё лицо, — психолог указал на себя пальцем и поморщился, стирая кровь с носа, который, судя по ощущениям, был сломан.       — Как ты выбрался? — единственное, чего не мог понять астматик.       — С Божьей помощью, похоже… О чёрт, мне что, теперь придётся уверовать? — Народная республика задумался на несколько секунд, вспоминая, что наговорил и как чуть не принял религию, когда подумал, что умрёт, — Ан нет, скорее поверю в то, что я самый везучий человек на планете, чем в то, что это всё какой-то Божий замысел.       Хирург нашёл у себя на столике с инструментами небольшое зеркало и стал через него осматривать своё лицо, не понимая, почему он продолжает ощущать кровь. Не так быстро, как хотелось, из-за лёгкой дрожи в руках, но он нашёл до сих пор немного кровоточащую рану от брови до виска. С глубоким вздохом Китай установил зеркало так, чтобы обе руки были свободны, и он при этом мог следить за тем, что делает, и принялся осторожно зашивать порез, оставленный рукоятью пистолета. После наложения не очень ровных швов, он в последний раз вытер лицо от крови. Северная Корея стоял позади и нервно перебирал пальцами рукава одежды, изредка поглядывая на врача.       — Ты хотел помочь, если я не ошибаюсь, — монотонно сказал Китайская республика, пока рассматривал результат в зеркале.       — Да, прости, — КНДР сложил пальцы в замок и быстро выдохнул, — Мне кажется, у тебя как минимум один перелом. Ты должен это проверить.       — Я знаю, но я нервничаю, а я себе не доверяю, когда нервничаю.       — Ты никому не доверяешь.       КНР обернулся и смерил Демократическую республику недовольным взглядом.       — Я могу проверить, не сломано ли у тебя что, — выпалил Корея, смотря в пол, чтобы не пересечься взглядом с психологом.       — Ты? — переспросил Народная республика.       — То, что я не доучился, не значит, что я ничего не смыслю в медицине.       — Ты стоматолог… Должен был быть.       — Какая разница? Я прочёл столько литературы, изучил десятки дополнительных источников информации. Я достаточно эрудирован, чтобы различить сломан у тебя нос или нет, — Северный немного повысил голос.       — Просто не люблю стоматологов. Долгая история, потом, может быть, расскажу, если не умру сегодня, — хирург показал клыки.       — Ты преувеличиваешь. Можно мне осмотреть тебя?       — Если от этого будет польза, да, — Китай придвинул к себе стул и сел, позволяя астматику дотянуться до его лица.       Северная Корея подошёл к врачу и, слегка краснея, аккуратно прикоснулся пальцами к его носу, провёл по нему уже увереннее, ощупывая.       — Он точно сломан, — почти сразу констатировал КНДР.       — Да что ты… — съязвил КНР.       Демократическая республика решил, что может взять на себя не только осмотр, но и лечение. Он пару секунд собирался с мыслями, а затем вправил Китайской республике нос.       — Мать твою! — выругался психолог и приложил руку к лицу, но не касался при этом носа, который возобновил кровотечение, однако не сильное и кратковременное, — Ты хоть отдаёшь себе отчёт в том, что делаешь?       — Прости, но я уверен, что сделал всё правильно. Тебе сломали его совсем недавно, значит мои действия были уместны. Если ты про сторону, в которую я вправлял, то она верная. Не волнуйся, в этом я точно не мог ошибиться. Я уже много раз вправлял себе нос сам после того, как получал от Южного.       — То-то он у тебя кривой, — огрызнулся Народная республика.       Одного такого комментария из уст хирурга хватило, чтобы пристыдить Корею и заставить его разочароваться в себе сильнее.       — Ладно. Просто в следующий раз предупреждай меня, когда собираешься делать что-то, что я не могу предсказать, — уже спокойным тоном продолжил говорить Китай.       — Значит, я не такой бесполезный и могу проверить на переломы не только твоё лицо? — Северный поднял на врача взгляд с частицей надежды в нём.       — Я не говорил этого, но да, можешь. Только пообещай, если найдёшь перелом в одном из рёбер, не соберёшься "вправлять" его таким же образом.       — Это звучит глупо, конечно, не стану. В таком случае, может у тебя болит что-то сильнее всего?       — Нос. Спасибо, что спросил, — демонстрировал свою злопамятность КНР.       — Извини. Перефразирую. Может ты по ощущениям можешь понять, что что-то сломано?       — Я ломал что-то посерьёзнее переносицы больше двадцати лет назад. Я не помню, какого это. А ещё по ощущениям болит вообще всё, но перелома каждой кости моего тела же быть не может?       — Неуместный вопрос, я понял. Можно тебя касаться?       — Если бы было нельзя, я бы давно встал и ушёл.       Астматик выпалил тихое «хорошо», потеряв уверенность в своих действиях с концами, и прикоснулся к ключицам Китайской республики с такой осторожностью, будто лез руками в капкан. Психолог, видя это, хотел было напугать Северную Корею, но не стал, понимая, что себе дороже выйдет.       КНДР потратил несколько секунд на то, чтобы собраться с мыслями и начал ощупывать тело Народной Республики. Он аккуратно проводил пальцами по бледной коже, которая давно не видела солнца, но при этом не стеснялся надавливать, чтобы быть уверенным, что ничего не упускает. Хирург в любом случае не пойдёт с этим в больницу, это Демократическая республика понял сразу, так что нужно сделать всё возможное в домашней обстановке, чтобы избежать ухудшения его состояния.       Молча усидеть на месте, ощущая усиленную из-за прикосновений боль во всём теле, Китаю не давалось, поэтому Северный то и дело слышал его измученные вздохи и видел, как он жмуриться. В его оправдание, у КНР и не было ни цели, ни причин скрывать факт того, что он испытывает боль. Рядом с Кореей он мог не притворяться, что не чувствует, и не притворяться, что чувствует.       Астматик краснел сильнее, слушая чужое тяжёлое и громкое дыхание практически на ухо, но старался не отвлекаться, ведь у него выдался шанс получше рассмотреть тело врача, чем он не забывал пользоваться, пока по несколько раз перепроверял все его рёбра по очереди, для уверенности, конечно. На самом деле, для человека, который эмоциональнее всего в своей жизни отреагировал именно на чью-то излишнюю худобу, Китайская республика был достаточно худым. Всё то, что Северная Корея увидел в их первый раз, было лишь плодом его воображения, в попытках найти хоть один плюс в происходящем. Теперь он мог отчётливо это видеть и понимать.       — Эй, мне кажется, ты уже не о том думаешь, — отрезвляющий голос психолога заставил КНДР резко отдёрнуть руки и отстраниться от него, смутившись тому, что неосознанно приблизился к Народной республике слишком близко.       — Прости, прости, — Демократическая республика нервно потряс руками, а потом приложил их к пылающим щекам.       — Просто скажи, мне стоит переживать по поводу перелома или нет? — хирург встал со стула.       — Нет, я ничего такого не нашёл, — а искал он, по правде, даже слишком старательно, — Тебе повезло.       — Я удивлён, — настолько равнодушно сказал Китай, что было сложно отличить это от сарказма.       Любую идиллию всегда должно что-то нарушить, как и сейчас. Раздался настойчивый стук во входную дверь.       — И этому удивлён не меньше, — врач поднял взгляд наверх, будто мог сквозь потолок и стены увидеть, кто стоит на пороге его дома. В голову лезли всякие мысли, — Значит так, спокойно сидишь здесь, не делаешь глупостей и не разочаровываешь меня, — с каждым разом, когда КНР говорит что-то подобное, он всё больше смягчает тон голоса. Сейчас это не звучит, как угроза, скорее простое напоминание, в котором нет нужды - Северный давно выучил эти слова наизусть.       Китайская республика вышел из подвала и плотно закрыл ведущий в него люк. Он подошёл к двери и только прикоснулся к ней пальцами, чтобы подвинуть крышку глазка и взглянуть в него, как вздрогнул и сделал шаг назад, вновь услышав требовательный стук в дверь.       Однако все опасения развеялись, когда с улицы послышался голос СССР: — Киииит, Китай!       Психолог облегченно выдохнул и приоткрыл дверь, выглянув из-за неё.       — О, Боже, — выпалил Советский, хотя являлся таким же атеистом, как его друг, — Ты так меня напугал! Что-то случилось? Ты в порядке?       СС положил руку на узкую сторону двери, чуть выше замка, и собирался открыть её полностью, но Народная республика точно не желал того же. Сам факт, что кто-то ещё узнает о произошедшем, особенно такая личность, как Союз, ведь внешний вид хирурга явно вызовет у него вопросы, проявлял в нём до тошноты неприятное, липкое чувство волнения вперемешку со страхом.       Китай крепче сжал дверную ручку и попытался быстро придумать себе оправдание: — Я в порядке. Просто у меня слегка изменились планы, и я забыл предупредить тебя. Столько всего случилось в последнее время, почти ни на что не нахожу времени.       — Я понимаю, но ты вроде дома ничем не занят. Мог хотя бы сообщить, что я могу тебя не ждать и не волноваться, — СССР наклонил голову и попытался рассмотреть товарища и его дом через часть дверного проёма, что была открыта.       — Послушай, я не очень хорошо себя чувствую, не могу и не настроен сегодня проводить с тобой время. У тебя наверняка есть ещё чем заняться в такое позднее время, правда? — врач нервно порывался закрыть дверь, но его остановили сильная рука Совета и собственное нежелание ухудшать ситуацию.       СС посмотрел на КНР, прищурился и ещё несколько раз провёл по нему внимательным взглядом. Сейчас даже ограниченный в чувствах Китайская республика ощущал напряжение между ними. Он сглотнул, отчётливо замечая в глазах Союза искры негодования.       — Да, ты прав, у меня ещё куча дел, — СССР отпустил дверь и развернулся к ней спиной, чтобы уйти, — Извини, что побеспокоил. Спокойной ночи.       Психолог бросил недолгий взгляд в спину Совета, захлопнул дверь и прижался к ней спиной, быстро дыша. Он взялся руками за голову и вслух сказал: — Блять… Как же плохо это всё кончится…       Народная республика провёл пальцами по лицу и снова взял себя в руки. Он спустился в подвал, чтобы забрать из него свою запятнанную кровью рубашку и Корею, правда его он в руках, как одежду, не нёс.       Доделав все дела, которые требовали завершения именно сегодняшним вечером, хирург вместе с астматиком стали готовиться ко сну. Всё же, Китай ещё в ту ночь усвоил свой урок - что бы ни случилось, а сон нужен по расписанию, иначе всё будет раза в два хуже, чем уже есть.       — Слушай, расскажешь мне что-нибудь? Например, какие у тебя отношения с СССР? Мне показалось, я слышал его голос, — начал диалог Северная Корея.       Врач сел на кровать рядом с КНДР и уставился на него, пронзая насквозь осуждающим взглядом, а потом стал отвечать на его вопрос, но не на тот, на который ему хотелось услышать ответ: — Сейчас я не способен на то, чтобы проводить тебе лекции. Или ты правда думаешь, что после всего этого я с радостью буду рассказывать тебе о своей жизни, которая, к тому же, тебя не касается? Тебе вообще стоит забыть о том, что находится за пределами этого дома.       — Хорошо, тогда… Я заметил, что мы как-то перешли на сон в одной кровати, почему? — Демократическая республика приложил подушечки указательных пальцев друг к другу и до сих пор надеялся завязать разговор.       — Ещё один вопрос, и ты вылетишь из спальни, приземлишься в подвале и проведёшь там ночь без света и на полу, — больше изнемогая от усталости, чем от злости, пригрозил Северному КНР и улёгся на своей половине кровати, — И если не выключишь свет, будет тоже самое.       — Ладно, ладно, — Корея снял очки и положил их на тумбочку, а после выключил лампу.       Но тишина в комнате продержалась всего секунд пять.       — Тебе бы лучше выходной взять и не идти никуда завтра, — подал в темноте голос астматик.       — Я предупреждал по поводу твоих вопросов, нет? — рявкнул Китайская республика и поднялся с подушки, чтобы посмотреть тому, кто мешает ему спать, в лицо.       — Это был не вопрос, а всего-навсего вежливый совет.       — Я не нуждаюсь в твоих советах, от слова совсем.       — Я лишь хотел поблагодарить тебя.       — Если это не сарказм, то за что?       — Мой отец убил бы меня, если бы не ты.       Психолог помолчал пол минуты, вздохнул и ответил: — А если бы не твоя анорексия, тебя убил бы я и это было бы намного хуже.       — Ты хотя бы красивый, — прошептал Северная Корея.       — Что?       — Что? — он покраснел.       — Ладно… Просто заткнись, спи и самое главное - не мешай спать мне, — Народная республика лёг и отвернулся от КНДР на другой бок.       Демократическая республика уставился в пустоту, он почти ничего не видел. Темнота и дальнозоркость играли с ним свою злую шутку. Северный закрыл глаза и стал прокручивать весь сегодняшний день в голове, все свои действия и ошибки, а вместе с этим и все действия хирурга, уже даже не стараясь понять его поведение и отношение к окружающим его людям.       Китай в это время уже спал, но назвать его сон хорошим язык не поворачивается, как и плохим его можно было назвать с натяжкой. Он был хуже. Абсолютно, неисправно ужасен. Как и сам КНР. Он то засыпал, то снова просыпался, иногда с дрожью во всём теле. Сны мелькали быстрыми картинками, иногда мрачными, иногда ядерно-яркими, размывались в сознании при каждом пробуждении, превращались в кашу и смешивались в один большой кошмар.       Посреди ночи, после очередной неудачной попытки заснуть, врач устало сел на кровати, вслух чертыхнулся и встал с неё, чтобы потом пойти вниз, на кухню. Он стоял и размышлял, оперевшись руками о кухонный стол, около пяти минут, пока всё-таки не достал из шкафа бокал и бутылку вина, вскрыл её и налил почти полный бокал.       Китайская республика никогда не увлекался ни сигаретами, ни алкоголем, ни чем-либо другим, он следил за своим питанием и образом жизни, однако мог позволить себе выпить хорошего, дорогого вина в приличных дозах, а иногда бывало, что он пил и не вино, но только если СССР подначивал его выпить с ним. Психологу ещё не приходилось использовать алкоголь в тех же целях, ради которых пил его друг, чтобы забыться, поэтому это давалось ему с трудом, но он понимал, что лучше он поспит под седативным эффектом от вина, чем не поспит вовсе.       Где-то на шестом бокале Народная республика остановился. Он пустым взглядом полузакрытых глаз смотрел на рябь алкоголя в стакане из-за его дрожащих рук и не мог заставить себя выпить ни капли больше. После этого он точно не будет пить как минимум несколько недель. Хирург постоял так ещё минуту, да и вылил вино из бокала в раковину, закрыл бутылку и убрал на место. Он вернулся в спальню, забрался на кровать и лёг рядом с Северным, лицом к нему. Корея, как казалось, уже давно спал, но Китай видел только его спину, поэтому уверенным быть не мог, его это, по правде, и не беспокоило.       КНР аккуратно обнял астматика и уткнулся носом в его кудри, думая о чём-то своём и параллельно его мыслям сильнее прижимая к себе Северную Корею, который так никогда и не узнает о чём же в этот момент думал врач. КНДР, как оказалось, не спал, было трудно даже делать вид, что он спит, когда к нему стали проявлять такую непривычную нежность.       От Китайской республики исходил запах алкоголя, который Северный узнает где-угодно, поэтому догадаться, что он поступает так не потому, что проявляет к Демократической республике светлые чувства, много ума не надо. В конце концов психолог уснул и ослабил хватку, а Корея облегчённо выдохнул. Впервые в его жизни пьяный человек не сделал с ним ничего ужасного. Он понял, что тоже может теперь спать спокойно.       Утро было не лучше вечера или ночи. Народная республика проснулся от звона будильника и нашёл астматика в своих объятиях не без доли удивления, однако удивляться ему было некогда. Он сел на кровати и хотел выключить будильник, но в ушах зазвенело, звук не исходил от устройства, казалось, он сам создаётся в его голове, которая, кроме всего, болела так, будто он снова не спал всю ночь.       Пока хирург пытался выключить будильник, проснулся Северная Корея. Он сонно посмотрел на Китая, по чьему внешнему виду точно можно было сказать, что он подрался, и это ещё будет комплиментом, ведь на деле он ни разу никого даже не ударил.       — Тебе точно нужно взять выходной, — констатировал КНДР.       — А ты мне не мать, чтобы говорить, что мне делать. Даже если бы был, я всё равно не обязан тебя слушать. Спи давай, ещё шесть утра, — врач встал с кровати и пошатнулся, после чего его грозная речь не ощущалась таковой, но встал ровно и пошёл вниз.       — Я же просто хочу помочь, — сказал Демократическая республика ему в след.       Северный посидел немного под одеялом, подумал, смог побороть своё желание спать, встал и пошёл вниз за КНР. Застал он его за процессом приготовления кофе. Корея никогда не понимал, как он может пить его без молока или сахара, но факт оставался фактом.       — Послушай, я серьёзно. Тебе нужно позаботиться о себе или хотя бы позволить мне позаботиться о тебе. Если ты в таком виде пойдёшь на работу, вопросов о твоём состоянии тебе не миновать. Ты же не хочешь, чтобы об этом узнали, — начал приводить аргументы астматик, — А ещё, как я понял, ты пил вчера, в таком состоянии лучше не садиться за руль.       — Да не могу я больше сесть за руль, я пешком пришёл, но, знаешь, я очень хочу пойти сейчас на работу, только чтобы унизить тебя и твоё мнение, но не стану, потому что признаю, ты прав. Более мудрым решением будет отсидеться дома, хотя бы пока я не придумаю себе какую-нибудь историю, — спокойно сказал Китайская республика, заглядывая в кофейную гущу. Он поставил кружку на стол и обернулся, чтобы посмотреть на улыбающегося Северную Корею, — Поздравляю, ты доказал, какой ты умный. Доволен?       — Да, думаю, да, доволен. Тебе нужно ещё поспать, да и я хотел бы. Обещаю, на этот раз не буду задавать вопросов.       — Мне надо сообщить о том, что я не появлюсь сегодня и о том, что всё потом отработаю в двойном объёме, иначе этот придурок, если не увидит хоть немного выгоды для себя, скажет мне тащиться туда и работать, — психолог закатил глаза, вспоминая, какой главврач двуличный и меркантильный.       — Хорошо, но после этого - спать.       — Не командуй. Один раз, когда ты оказался прав, не исправляет десяток твоих проколов.       — Понял, прости, — КНДР смутился.       День тянулся удивительно медленно, но Народная республика вместе с Северным его пережили. Индия поругался, но позволил взять немного времени на то, чтобы поправиться, однако при этом поставил перед фактом о сокращении зарплаты за такие, цитата, «выкрутасы». После разговора с главврачом хирург присоединился к Демократической республике в постели и смог уснуть, тихо оскорбляя Бхарат себе под нос.       Когда герои снова проснулись, время уже близилось к обеду, а Китай начал завидовать Корее, раз он может так долго спать каждый день. Астматик очень хотел помочь, но к приготовлению завтрака врач его, естественно, и близко не подпустил, ему с головой хватило той попытки сварить рис. Однако своё желание Северная Корея всё-таки исполнил и после завтрака помог убраться и помыл посуду, ведь теперь аргумент «ты после операции» на него не работал, по крайней мере из уст КНР с его окровавленным бинтом на плече.       КНДР не остановился на простой уборке, он пол дня крутился вокруг Китайской республики и то и дело помогал ему со всем, хотел даже предложить перепроверить все его кости ещё раз, но после того, как тот вчера ночью его крепко обнял, не сомневался в том, что все кости у него целые. Демократическая республика занимался этим не только ради благодарности или по доброте душевной, он до сих пор очень хотел поговорить с психологом и узнать все ответы на интересующие его вопросы.       Наступал вечер. Северный уже хотел завести с Народной республикой диалог, однако тому нужно было ответить на какой-то важный звонок, поэтому Корея снова остался в проигрыше, ну, или он просто чувствовал это как очередную свою неудачу.       Хирург отошёл в прихожую, поднял трубку и усталым голосом сказал: — Здравствуй, Россия.       — Добрый вечер, ты же уже понимаешь, почему я звоню в такой час? — со вздохом ответила девушка на другой стороне провода.       — Понимаю, но я очень хочу, чтобы ты опровергла мои мысли.       — К сожалению, нет. Ты нужен мне здесь, пожалуйста.       Китай закрыл микрофон рукой и громко выругался, вздохнул и уже спокойно ответил: — Я не думаю, что смогу сегодня. Ты без меня точно не справишься?       — Ты же знаешь, что нет. Он опять напился и бредит, а мне ещё нужно укладывать младших, чтобы они ещё и не узнали о том, какой у них отец.       Врач начал тяжело дышать, и одно ругательство превратилось в череду матерных слов, что становились всё громче с каждым последующим, но он смог взять себя в руки и продолжить разговор с РФ негромким тоном: — Я… Я не уверен, но я постараюсь. Я сделаю, что смогу.       — Пожалуйста, Китай. Меня он не послушает.       — Я приду, — с тяжёлым вздохом заключил КНР и услышал, как Россия кричит на кого-то, видимо, из младших, а после благодарит, прощается и кладёт трубку.       Китайская республика вернулся в комнату, в которой сидел астматик, и поймал его недоумённый взгляд.       — Подслушивать чужие разговоры очень некрасиво. Отец тебя разве не научил? — язвительно сказал психолог, недовольный тем, что и по этому поводу Северная Корея задаст штук двадцать вопросов.       КНДР вздрогнул от упоминания его родителя, но ответить что-то вразумительное смог: — Я не нарочно, извини. Ты куда-то уходишь?       — Я думал, ты и так всё, что нужно, услышал.       — Нет, не очень понял. Расскажешь?       — Как-нибудь в другой раз. Мне надо быть там срочно. В моей жизни слишком много придурков… Надо что-то менять, — Народная республика покачал головой и пошёл собираться, чтобы выйти на улицу.       Через пару минут хирург уже шёл к дому соседа, прокручивая все возможные сценарии развития событий в голове и пытаясь одновременно с этим мысленно решить их. Стоя на пороге чужого дома, он постоянно отряхивал штаны от невидимой пыли, пока старшая дочь Советского Союза, Россия, не открыла ему дверь.       — Только тихо, пожалуйста, не как в тот раз. Я еле как уложила ребят, — устало попросила девушка и впустила Китая внутрь дома.       — Я просто не ожидал от него такого тогда. Думал, мы уже об этом забыли, — врач прошёл в прихожую и снял куртку вместе с обувью.       — Буду в своей комнате, не шумите, — бросила РФ и ушла на верхний этаж.       КНР прошёл в гостиную и сразу же нашёл там развалившегося на диване СССР, пьяного, в компании нескольких пустых бутылок. Китайская республика глубоко вздохнул и подошёл к другу, встал напротив него, смотря сверху за тем, как тот подаёт какие-то признаки жизни на диване.       — До чего ты себя доводишь, Сова…       Услышав голос психолога, Советский поднялся с места на руках и обнял его, а голову положил на его живот, потираясь лицом о его одежду. Он что-то мямлил себе под нос, но Народная Республика смог среди мычаний различить постоянно повторяющееся: — Вась… Вася…       Хирург опешил, а потом вздохнул и ответил: — Я… Не она… Я - не она, Совет. И я не смогу тебе её заменить.       СС поднял голову и посмотрел на Китая совершенно отрешённым взглядом.       — Ну, хватит. На этот раз ты просто сам себя превзошёл… — врач устало посмотрел на товарища в ответ, — Если я узнаю, что ты на самом деле всё это симулируешь, только чтобы меня полапать, я тебя прикончу, клянусь.       — Я… Люблю тебя, — сказал Союз и снова уткнулся носом в живот КНР.       — Я знаю, я знаю, — Китайская республика провёл пальцами по золотистым кудрям, — А ещё я знаю, что ты совсем запутался, но это не повод деградировать в худшую версию себя при помощи алкоголя.       — Тогда какого хуя, Китай? — СССР сжал руками чужую одежду, в которой только что плавал лицом, — Скажи мне, ты успел найти ещё кого-то? Так быстро забыл про Южного? Ты мне даже шанса не даёшь, только и делаешь, что меняешь партнёров, как перчатки.       Психолог, кажется, теперь понял причину, по которой Советский вчера так легко ушёл и по которой напился сегодня. Он понял, что Народная республика что-то скрывает, но сделал неправильный вывод и подумал, будто он просто в это время был занят кем-то. Что ж, это даже к лучшему, не нужно придумывать оправдание.       — Во-первых, не смей, я любил Южного. Во-вторых, я ничем тебе не обязан. Или ты считаешь это изменой? Какая может быть измена, если мы даже не в отношениях?       -Ээ… Я не знаю, но это ощущается таким болезненным. Мне кажется, что всё, что, между нами, какое-то неправильное, будто оно не то, чем должно быть. Я хочу быть ближе к тебе, но, если ты этого не хочешь, просто скажи прямо. Хватит играть со мной и моими чувствами.       — Ты и так крайне нестабилен. Я не хочу делать тебе хуже. Тем более, что ты просто не понимаешь происходящее. Ты не понимаешь, кого ты любишь.       — Что это значит? Ты издеваешься? — СС поднял хирурга над землёй, вызвав у него ощущение сердечного приступа на одну секунду, и посадил его на свои колени, — Я люблю тебя больше двадцати лет. Как я могу не понимать?!       — Ты путаешь понятия. Мы знакомы больше двадцати лет, но любить меня столько времени ты не можешь. Да и просто любить меня ты не можешь. Хватит страдать хернёй, просто пойми это. Ты ошибаешься. Ты не можешь любить меня.       — Но я люблю тебя! Как я могу ошибаться? — Союз сжимал кисти рук Китая в своих и смотрел на него так, будто всё понимает и абсолютно трезв, но это было не так.       — Точно так же, как можешь путать меня… С ней, — врач выдернул свои руки из рук СССР и попытался слезть с него, но тот ему не дал, а напротив - повалил его на диван и навис сверху.       — Тебе нужно доказательство? — Совет, видимо, вообще не слушал, что ему пытаются сказать, а лишь стоял на своём.       — Н-нет. Нет, нет. Ничего мне не нужно. Прекращай, — КНР отодвинулся от пьяного друга, но упёрся спиной в ручку дивана. Деться ему некуда.       СС приблизился к Китайской республике неприлично близко и настойчиво поцеловал его в губы. Психолог отвернул голову и попытался встать, но Союз был явно сильнее него и не хотел выпускать, только прижал к себе и расположил голову на его груди. Народная республика прошипел, его тело ещё не успело забыть о вчерашнем и через боль доносило этот факт до хирурга.       — Чёрт возьми, почему я такой слабый… — раздосадовано спросил в пустоту Китай, посмотрел на засыпающего на нём СССР, затем в потолок, вздохнул и продолжил: — Каждый раз, Совет, каждый раз ты так. Я устал от этого, устал от того, что ты всё потом забываешь и начинаешь весь этот цикл заново… Но я во всём виноват. Слышишь? Я признаю свою вину. Будь ты не так пьян, не поверил бы…       Врач услышал всхлип со стороны друга, замолчал и посмотрел на него. Советский поднял голову, по его щекам лились слёзы.       — Я не вывожу это… Я не могу, я не справляюсь… Без тебя не справляюсь. Я нуждаюсь в тебе. Просто объясни мне, что я должен сделать, чтобы всё было как раньше. Я так хочу, чтобы мы были ближе, хочу видеть тебя рядом, — дрожащим голосом шептал СС, вытирая руками слёзы. Слова давались ему с трудом из-за кома в горле.       КНР спокойно слушал, не перебивая. Такое случалось достаточно часто, чтобы он привык. Союз мог быть каким-угодно, когда пьян. Как и его настроение, его слова быстро меняли смысл, метаясь от одной крайности к другой.       — Она бы тоже этого хотела, — тихо сказал, а может и соврал, Китайская республика, когда образовалась тишина, понимая, что всё это СССР говорит не ему, а ей.       — Я перестаю понимать, что происходит. Мне кажется, Россия скоро съедет к какому-нибудь парню, она стала такой безразличной ко мне… Украина совсем перестал меня слушать… Север… Северный… О нём ни слуху, ни духу… Котёнок Каза, Рыжик, ушёл ночью… Он его так и не нашёл… Почему… Почему всё это происходит?       Когда Советский упомянул сначала КНДР, а потом и котёнка, судя по имени - рыжего, и, видимо, именно того, которого убил психолог, последний занервничал. Оказалось, виноват он перед СС не только по той причине, по которой думал изначально. Народная республика не успел ответить ничего вразумительного, так как Союз продолжил.       — Крики… Они не выходят из моей головы… Они продолжают сниться мне… Иногда, — СССР взялся руками за волосы и опустил голову. Слёзы пачкали мятую одежду хирурга — Пожалуйста, не дай мне присоединиться к ней.       Китай выпал в осадок. Вот, чего он не ожидал услышать сегодня. Не думал, что его друг способен дойти до такого. Однако он даже думать не стал над тем, что ему ответить.       — Я обещаю, — тихо сказал врач и уткнулся носом в кудри Совета.       — Прости меня, прости меня… — шёпотом повторял СС, прижимая к себе КНР.       — Тебе не за что извиняться, особенно передо мной, — Китайская республика помолчал, а после почти не слышно молвил: — Я тоже тебя люблю.       Психолог провёл вместе с Союзом где-то полчаса в тишине и на диване, а после, будучи уже полностью уверенным в том, что тот уснул, попытался осторожно вылезти из-под его тяжёлого тела и цепких рук. Это заняло немного больше времени, чем ожидалось, но так или иначе Народная республика оказался цел и невредим на полу. Он встал на ноги, отряхнулся и подошёл к двери, которая вела в комнату России, постучался. Девушка открыла дверь и посмотрела на хирурга.       — Он уснул. Закроешь дверь за мной? — первым сказал Китай.       — Пора бы сделать тебе дубликат ключа, чувствую, такие случаи становятся всё чаще, — устало ответила она и вышла в коридор, а затем пошла в гостиную, чтобы укрыть отца пледом и пару секунд понаблюдать за его сном, — Китай…       — Да?       — Я не могу осуждать тебя, но почему ты не можешь просто объяснить мне, что происходит с моим отцом и между вами?       — Я бы сказал, если бы понимал сам, — наполовину соврал врач, — Но я буду приходить каждый раз, когда нужен.       — Знаю, спасибо.       РФ открыла дверь для КНР, а после того, как он ушёл, закрыла её на ключ и ушла спать. Китайская республика не помнил, как шёл домой, в голове были только события этого вечера. Поцелуй, признание СССР, а потом и признание психолога, пропитанное ложью, как думал он сам, не выходили из головы, пока он не вернулся домой. Теперь все его мысли занимал Северная Корея, на чьи вопросы он будет обязан рано или поздно ответить, иначе от него банально не отстанут.       КНДР долго ждал своего звёздного часа и сегодня, именно сегодня, он настал. Народная республика сам сказал, что готов поговорить и на всё ему ответить, добавив недовольным тоном, что это только ради того, чтобы Демократическая республика его больше с этим не беспокоил. Но последнее пролетело мимо ушей, Северный уже был счастлив.       Хирург заварил чай и пригласил Корею за стол. Последний сел напротив Китая и принял из его рук кружку с горячим напитком, думая, о чём бы спросить в первую очередь, и слегка нервничая.       Когда врач устал ждать, пока астматик соберётся с мыслями, он сказал: — Давай, соображай быстрее, а то я передумаю.       — Ты сильно будешь злиться, если узнаешь, что я рылся в твоих вещах? — тихо признался Северная Корея, смотря в пол, весь красный от стыда.       — Ты… Что? Какого чёрта? Что ты там нашёл?       — Я нашёл одну папку с медицинскими документами о некой женщине и…       КНР с громким стуком поставил кружку на стол, чем сбил Демократическую республику с мысли и заставил его замолчать, встал из-за стола и подошёл к своему книжному шкафу, отворил нижний ящик и достал ту самую папку, осмотрел её, попутно удивившись тому, как она хорошо сохранилась. Он вернулся на кухню и положил эту папку перед КНДР, который уже успел представить свою смерть от избиения этой самой папкой.       — Эта папка? — спросил Китайская республика и сел на место.       — Да, эта. А ты разве не злишься?       — Злюсь. Это было низко с твоей стороны. Но, зная тебя, спрашивать ты о ней продолжишь в любом случае, а я устал, так что, прошу, спрашивай, — психолог пожал плечами.       — Пожалуйста, расскажи мне всё о ней. Кто она, кем тебе приходиться, что с ней сейчас и чем она болела. Я не могу, я уже столько всего себе напридумывал, пожалуйста, Китай, я умоляю. Жить не смогу без этой информации, — взмолился Северный.       — Раз так хочешь, ладно. Она давно мертва, уже лет как семнадцать. Мне она приходилась примерно… никем. Разочарован? Отлично, идём дальше. Она болела фатальной семейной бессонницей. До второй половины жизни болезнь себя почти никак не проявляет, но ей не повезло - у неё симптомы начались всего в 21 год. Фатальная семейная бессонница делиться на несколько стадий, начинается болезнь с того, что больной испытывает проблемы со сном, а заканчивается на том, что человек просто не может спать и умирает от этого. Она продержалась почти два года.       — Боже… — только и смог сказать Корея, посидел немного, подумал, а потом уточнил: — Но… Почему папка с информацией о ней тогда у тебя, и откуда ты её знаешь?       Народная республика достаточно долго ничего не отвечал, было видно, не хотел, затем вздохнул и начал объяснять: — Василиса… Была женой СССР. Россия её родная дочь, всех остальных детей Совет приютил уже после её смерти. Я просто был одним из свидетелей того, как протекала её болезнь и ухудшалось её состояние. Она прожила так долго лишь благодаря ему, он был готов ради неё на что-угодно. Она могла прожить даже дольше с его помощью, но не смогла терпеть симптомы в виде панических атак и галлюцинаций… Она повесилась, оставив его одного с дочерью и предсмертной запиской. Когда она это сделала, он начал пить. Чередовал работу и выпивку, а мне иногда приходилось заботиться о его России. Я пытался помочь ему переключиться на что-то другое, решил, что ему лучше будет забыть о ней и заботиться о дочери. Допереключался… Из-за моих действий и нежелания Совета верить в то, что она мертва, он переключился на меня. Заменил её образ в своей голове моим. Понятия не имею, что теперь с этим делать… Ещё вопросы по теме?       Астматик смог только помотать головой в знак отказа. Ему нужно переварить то, что он уже успел услышать. Он вспомнил, где видел её глаза, у России. Точно такие же, но более живые. То, что цвет волос у РФ и её матери отличался Северная Корея списал на то, что Василиса могла их красить. Однако, значит ли это, что…       — А Рос, получается, тоже больна? — спросил КНДР.       — С вероятностью в пятьдесят процентов да. Это не получится проверить. Или у неё проявятся симптомы, или она проживёт жизнь без них.       Демократическая республика снова погрузился в раздумья обо всём, что успел услышать, пока хирург следил за ним и пил чай.       — Оно того стоило, а, Сева? — с усмешкой спросил Китай.       — Не знаю. Правда всегда оставляет такое ощущение подавленности?       — Поверь, да.       — Слушай, а почему ты иногда называешь меня Сева? И от чего это зависит? Ты же не всегда это делаешь, а только в определённые моменты, — после непродолжительной паузы продолжил спрашивать Корея.       — Какой… Вопрос… Я об этом даже не задумывался. Почему ты вообще обратил на это внимание?       — Меня почти никто больше так не называл. Только мама, иногда Рос и теперь вот ты, — астматик опустил голову.       — Чёрт возьми, почему у каждого второго есть женщина, с которой он может меня сравнить? — врач всплеснул руками и посмотрел на собеседника.       — Не знаю… Я думал, это я буду задавать вопросы, — попытался шутить Северная Корея.       — У тебя что, ещё есть, что спросить? — КНР, видимо, шутку не оценил.       — Да, я вспомнил кое-что, тоже связанное с тем, как ты меня называешь. Почему я именно ягнёнок? Ты ко всем людям относишься, как к скоту? Просто тогда это объяснило бы…       — Нет, нет, всё куда прозаичнее, — Китайская республика перебил КНДР, — Ты просто кудрявый такой, с этими своими постоянно опущенными ушами и большими умоляющими глазами.       Северный покраснел, а психолог, видя, что тот принимает это, как комплимент, дополнил свои слова: — А ещё ты упрямый, как баран, но взрослым бараном тебя назвать я не могу, так как в отцы тебе гожусь, поэтому ягнёнок. Да и лицо у тебя глупое, как у животного.       Корея опустил голову. Народная республика, казалось, сделал всё возможное, чтобы отбить у него желание задавать вопросы, и у него получилось - астматику больше нечего было сказать, поэтому герои направились в спальню. Час был поздний. Кружка с чаем была Северной Кореей почти не тронута и осталась дожидаться своего часа на столе.

***

      Крики, кажется, были слышны всем соседям, но он сам виноват, что захотел следить за ней дома, а не в какой-нибудь больнице. У неё опять были галлюцинации, она опять не знала, куда деться, и забивалась в угол комнаты, закрывая глаза руками от страха, однако голоса в голове были слышны всё равно.       Пока он консультировался с врачом по телефону, она пыталась лишить себя жизни, порезав вены, за что потом долго извинялась, когда приходила в себя. А он всё прощал. Простил бы даже последнюю попытку, если бы было, кому сказать: «я тебя прощаю», а затем самому начать извиняться, за то, что не уследил, позволил окончательно сойти с ума, за то, во что превратил себя и свою жизнь. А она бы простила.       Она мечтала о большой семье - он завёл её. И теперь винил себя за то, что не способен уследить за всеми, ведь пропадал на двух работах, а по вечерам тонул в алкоголе. Способен лишь витать в своих мечтах о том, кто не разделяет их.       4 часа утра. За окном кромешная тьма. СССР спал в гостиной и что-то бурчал себе под нос, прижимая к себе диванную подушку.       — Китай…