Я - трус. (Другой Дом, Дурман)

На самом деле я – ужасный трус. Вы не верите? Вам объяснить, почему? Хорошо. Начну с самого начала. С того, как я стал трусом. У меня на руке есть маленький шрам. Маленький шрам с большой историей. Когда мне было пять лет, я сидел в гараже родительского дома и наблюдал, как отец чинит машину. Помогать мне не разрешали. А очень хотелось. Поэтому, когда отец вышел из гаража покурить, я взял отвертку и полез под капот, забравшись на стоявший рядом ящик с инструментами. И, конечно же, обо что-то поранился. Что самое обидное, даже не об отвертку. Отец застал меня сидящим на ящике и разглядывающим капельки крови, падающие на бетонный пол. Тогда я думал: «Интересно, а что все же будет, если она на самом деле вся вытечет?» Родители запаниковали, сразу же отвезли меня в больницу. А я все думал об этом. И тогда мне впервые стало страшно. Этот страх вкладывали в меня с раннего детства. Скармливали мне его вместе с кашей по утрам, клали с собой в коробку для обеда, бережно подсовывали под одеяло, вместо мягкой игрушки, перед сном. И чем старше я становился, чем яснее понимал, что такое смерть, тем мне было страшнее. Потом, уже в Доме, я понял, что по-настоящему страшна лишь внезапная смерть. Когда ничто не предвещало. Когда не успел подготовиться. Когда ничего еще не успел, даже подумать о том, чего не успел. Поэтому, когда мне однажды показалось, что я окончательно устал бояться, я переборол свой страх и разрезал себе руку поверх того детского шрама. Тогда мне казалось это очень правильным. Будто я исправляю давнюю ошибку. Меня нашли раньше, чем я успел истечь кровью. Но в этот раз никто вокруг не паниковал. Меня просто сосредоточенно вытаскивали с того света. И от этого стало еще страшнее. Я понял, что всем, кроме меня, плевать, умру я или нет, внезапно это будет или ожидаемо. Тогда я решил, что должен себя защитить. И постепенно стал тем, что я есть сейчас. Но, на самом деле я – трус. Потому что я до сих пор начинаю дрожать при виде острых предметов, ножей, стекол, и краев неровных консервных банок. Я – трус. Потому что мне каждый раз безумно страшно лезть в очередную драку. Ведь в этот раз моя стая может не успеть меня прикрыть. Я – трус. Потому что все мои табаки и травы – это на самом деле не что иное, как допинг. Чтобы расслабиться, чтобы заглушить этот страх. Я – трус. Потому что мне страшно поворачиваться спиной даже к младшим. Ведь они жутко любопытные, почти как я был в пять лет. Я – трус. Потому что смелее меня даже маленькая Белка, смотревшая в лицо Смерти с глазами ее матери. Ведь она и после этого не боится жить так, как боюсь я. Я даже Смельчака недолюбливаю исключительно за его кличку. Ведь получается, что даже этот младший намного лучше меня. Потому что он – Смельчак, а я – трус. Я живу с этим страхом каждую секунду своей жизни, засыпая с ним и просыпаясь. Что бы я ни делал, куда бы я ни шел, во что бы я ни ввязывался, как бы широко ни улыбался, каким бы расслабленным и уверенным в себе ни казался, на самом деле я – ужасный трус.