Однажды в Неваде

Леон хорошо помнил, как все началось. Его разбудили ровно в четыре утра: мелкая сделка, на которой он даже не посчитал нужным присутствовать, не просто сорвалась, а превратилась в настоящую бойню. Вражда с Янковичем и его ублюдками была всегда, но прежде заканчивалась максимум перестрелкой, после которой все разбегались, едва заслышав полицейскую сирену. Теперь же, пока Леон пытался одной рукой зашнуровать кроссовки, другой прижав телефон к уху, один из его людей истошно вопил в трубку, что их всех расстреляет невидимый снайпер. Снайпер оказался не выдумкой. Обезумевший молодой альфа из группировки Янковича косил и своих, и чужих, спрятавшись где-то под потолком заброшенного склада. Когда Леон наконец въехал прямо в широкие проржавевшие двери складского помещения, его люди кинулись к машине, вопя от ужаса. В тусклом свете двух сохранившихся ламп Леон увидел и трупы, и разбросанные вспоротые пакеты с товаром. Даже люди Янковича, славившиеся своей выдержкой и жестокостью, трусливо сбежали, кто смог. Леон вышел из машины, и стрельба стихла. Снайпера ранили, оглушили и теперь волокли вниз по железным ступеням. Его бросили прямо к ногам Леона, в лужу чужой крови. Совсем молодой. Высокий, крепкий, сытый, с короткими светлыми волосами и приятными чертами лица. Что произошло? Что перемкнуло у него в голове, что он решил без разбору уничтожить всех? Леон не знал. Зато он хорошо понимал, чего от него ждали люди — простые парни, перемазанные кровью, соплями и рассыпавшимся белым порошком. Они хотели показательной казни своего врага. Леон тронул пистолет под полой куртки, но потом передумал: ни зрелищ, ни хлеба. — Везите его в больницу. Решать будем потом, — хмуро скомандовал он. Уцелевшие уставились на него будто на безумца. — Ты собираешь товар и кладешь обратно в тачку. Ты и ты — увозите раненых. Ты составишь мне список погибших. И наших, и сволочей. А я разберусь с Янковичем и со всем… этим. Леон окинул склад взглядом, и его замутило. Только он всерьез стал думать о том, чтобы отойти от нелегала, как случилось это — что могло быть хуже? Он не представлял, как будет объяснять такое количество трупов полиции. Технически, он и его люди даже не были виноваты. Но еще меньше ему хотелось общаться с самим Янковичем. Лидер одной из самых крупных и грязных преступных группировок этого проклятого штата был настолько же умен, насколько непредсказуем, если не сказать безумен. Однако разговора не состоялось. Янкович отказался встречаться лично и через посыльного передал, что Леон может сам прикончить снайпера и вместе с прочими погибшими пустить на корм рыбам. Это добавляло только больше вопросов. Леон стоял у палаты стрелка и никак не мог заставить себя войти. В стекле напротив, отгораживавшем помещение с медперсоналом, он поймал свое отражение. Прежде красивое лицо осунулось буквально за несколько дней, под карими глазами залегли тени от усталости, темная щетина грозила превратиться в бороду. Леон был в деле с шестнадцати лет и по сей день, но только теперь, в двадцать три, почувствовал себя настолько потерянным и опустошенным. Вдохнув и взлохматив короткие каштановые волосы, Леон наконец вошел в палату. Было темно. Тускло светила лампочка на прикроватном столике, мерцала кнопка вызова медперсонала. Пациент спал, укрытый по грудь белым одеялом, и Леон застыл рядом, разглядывая его. Марко Янкович, двадцать два года, альфа, родной брат того самого Янковича, который построил в Америке настоящую криминальную империю. Леон узнал о нем многое, и понимание, что жизнь этого молодого альфы теперь всецело принадлежит ему, пугало. Леон был волен делать с ним все, что вздумается - пытать, допрашивать, издеваться, и ни один человек на земле не захотел бы спасти Марко. По-хорошему, Леон должен был давно убить его, застрелить на глазах матерей и друзей погибших. Однако не стал. Так же он мог бросить Марко у порога Янковича-старшего, чтобы тот прикончил спятившего братца сам, но не сделал и этого. Веки стрелка дрогнули, и он с трудом приоткрыл глаза. Леон скользнул взглядом по ране на его виске, по острым скулам, тонким сухим губам с кровавой трещиной на нижней, по широким плечам и шее с темным кровоподтеком. Марко был бледен и слаб. Но пуля попала ему в бедро, не задев кость. Счастливчик. Леон обязан был вытащить пистолет и закончить эту затянувшуюся агонию здесь и сейчас, но не хотел. Он понимал, какие последствия его ждут, и все равно не желал этого делать. — Твой брат отказался от тебя, — тихо сказал альфа. — Велел убить. Марко вскинул на него взгляд, мутный от лекарств. Доктор, давно прикрывавший грязные дела Леона, напичкал его таблетками до беспамятства. Тонкие губы тревожно дрогнули. — Я дам тебе время прийти в себя, пока все не утрясется. Сейчас ты ходячая мишень и для своих, и для моих, — продолжил Леон. — Потом у тебя будет выбор: остаться в долгу или заинтересовать меня. Альфа сунул руки в карманы и развернулся, собираясь уходить. Он не ждал ответа: этот несчастный парень с потухшим взглядом сейчас не мог дать ему ничего, кроме проблем. — Стой, — окликнул его осипший голос. — Почему? Леон обернулся. Изможденный Марко смотрел на него почти зло. Леон повторил вопрос у себя в голове, но не решился произнести ответ вслух. В целом, это был и не ответ вовсе: это была тьма, зародившаяся в его душе. Тьма, перед которой он дал слабину. Не эгоистичное желание спасти жизнь и получить за это благодарность, и даже не жажда власти над другим человеком. Это было нечто большее, чего Леон не хотел осмыслять. То, что пугало его в себе. — Смерть слишком мягкое наказание для тебя, — наконец ответил альфа, лишь бы не оставлять вопрос повисшим в воздухе. Марко хотел сказать что-то еще, но Леон уже стремительно вышел из палаты. Первые несколько недель разговоры были только о случившемся. Все ждали показательной казни, но Леон упорно отмалчивался, надежно спрятав Марко сперва в больнице, а потом в психиатрической лечебнице где-то на границе с Айдахо. Затем дядька, до крайности недовольный всем происходящим, вызвал его к себе. Леон стоял на красном ковре перед столом в его кабинете, словно какой-то провинившийся школьник, и молча смотрел на едва ли не трясущегося от ярости господина Ферхати. Тот поднялся из кресла, обитого зеленым бархатом, и нервно переминался около, соря пеплом тлеющей сигареты на идеальную поверхность стола из темного дерева. — Я тебя еще раз спрашиваю, куда ты дел стрелка?! — буквально прорычал пожилой альфа, обращаясь к племяннику. Пиджак распахнулся на его груди, являя едва сходящуюся на пузе рубашку и тяжелую золотую цепь на шее. Леон гордо расправил плечи. Он собирался стоять на своем, как бы самонадеянно, абсурдно и безумно это не было. Он пер против родного дядьки, клана, всей группировки ради какого-то парня, и не видел для себя дороги назад. — Я не стану его убивать, Бесмир, — твердо ответил он. Дядька задохнулся от гнева и хлопнул ладонью по столу. — Да как тебе… хватает наглости… Я тебя вырастил, я научил тебя всему, а ты! — альфа тяжело закашлялся и затянулся практически выкуренной сигаретой. — Тебе и не надо его убивать! Привези его сюда, я пущу ему пулю в лоб, и мы на этом закончим! Бесмир изобразил пальцами пистолет. Здравый смысл кричал, что нужно сдаться, но Леона охватило тупое упрямство. Он всегда был хорошим, старательным мальчиком, слушал дядю, управлял дядиными делами с оглядкой на дядю, разве он не заслужил что-то свое? Например, того альфу, едва не прикончившего всех его людей и его самого. — Для меня это то же самое, что убийство, Бесмир, — Леон покачал головой. — Я позабочусь о том, чтобы он сполна отработал тот вред, который он нам причинил. Люди вскоре забудут его и продолжат ненавидеть старшего Янковича, как всегда. — Ты все равно не попадешь в рай, глупый мальчишка, — севшим голосом сказал Бесмир и раздавил окурок в тяжелой хрустальной пепельнице. Леон скривился в ухмылке и промолчал. Какой уж тут мог быть рай — дело было далеко не в этом. Но, пожалуй, если бы дядька узнал правду, Леон сию секунду отправился бы в загробный мир при помощи пистолета. — Убирайся! Мои глаза не хотят тебя видеть! — простонал пожилой альфа и картинно схватился за сердце. Не проронив ни слова Леон вышел из кабинета. Спустя ровно два месяца после перестрелки Марко заявил, что сделал выбор. Леон обедал в их семейном ресторане, когда ему сообщили эту новость. Сегодня он сидел не в общем зале, а в отдельной маленькой комнате, где ему не помешали бы многочисленные посетители, их разговоры и звон приборов. Высокое окно было заклеено матовой пленкой, но сквозь него все равно проникал яркий свет дня; стены и потолки были облицованы яркой узорчатой плиткой, под ногами лежал восточный ковер, на столе расположились тарелки с закусками и большой чайник чая. Леон договорил по телефону и поднял глаза на омегу напротив. Мягкие черты его лица резко контрастировали с острым взглядом серых глаз, строгим костюмом и аккуратно собранными в пучок русыми волосами. Леон знал его еще с колледжа — после выпускного их дороги ненадолго разошлись, а вскоре их связала не только дружба, но и работа, когда Леон сам предложил Томми помогать с делами группировки. Томми отлично слышал, о чем Леон говорил по телефону, но не оторвал взгляда от ноутбука, водруженного подле тарелок. Альфа точно знал, как его друг относился к его решению, и тоже промолчал: он уже устал от конфликта со всеми вокруг. — Обсудим это позже, хорошо? — мягко сказал Леон, глотнув крепкий чай. — Подготовь письмо к… да, ты понял. Омега кивнул. Отчего-то растерянный, альфа потер лоб рукой — все его мысли в тот момент занимала отнюдь не работа. — Я пойду, — Томми резко засобирался, внезапно став холодным и отрешенным. — Береги себя. — Ты тоже, — коротко бросил Леон. Не успел Томми подойти к двери, как та распахнулась. Двое рослых альф ввели Марко под руки, хотя тот и не вырывался. Коротко глянув на них, омега поспешил выскочить в зал ресторана, прижимая к груди ноутбук. — Спасибо. Оставьте нас, — Леон махнул альфам рукой. — И да, Сэм, передай повару, чтобы приготовил нам чего-нибудь еще. И кофе. Тот, рослый и мрачный, которого звали Сэмом, кивнул и нехотя отпустил Марко. Стрелка уже не боялись, как тогда, но опасались — это было видно. — Это был Том Эванс? — спросил Марко, едва дверь захлопнулась и они с Леоном остались вдвоем. — Так ты правда доверяешь дела омегам? Альфа окинул его долгим оценивающим взглядом. За два месяца Марко окреп, вернувшись в прежнюю форму: высокий, почти ростом с него самого, сильный, подтянутый, светловолосый и голубоглазый — такой, на каких омеги вешались пачками. Леон иногда приезжал в больницу, но в основном общался с докторами, а на этого альфу смотрел лишь украдкой, не позволяя себе лишнего. Теперь Марко был прямо перед ним, весь в его власти, и это пугало. — Почему нет? Он лучший в том, что он делает, — альфа безразлично пожал плечами. — Садись. Марко опустился на низкий диванчик напротив. Его движения были раскованными, лицо спокойным; даже спрашивал он без насмешки, без попытки задеть — просто из искреннего любопытства. Пропала и пустота во взгляде, которая так запомнилась Леону в больнице. Марко ожил. С одной стороны, это радовало Леона, а с другой, он чувствовал, будто младший Янкович может вот-вот упорхнуть от него. — Ешь, — бросил Леон, заметив, с каким интересом альфа смотрел на еду. Пахло мясом и специями. — Так что ты решил? Марко нарочно медлил с ответом. Отщипнул кусочек теста, макнул в желток и растопленный сыр. Леон все смотрел и смотрел на него и ненавидел себя за это. — Вкусно, — сообщил альфа, игнорируя вопрос. — Мне нравится твой ресторан. Вот это — как в детстве. Марко указал на пахлаву, и Леон слабо улыбнулся. Попытайся кто-то другой так играть с ним — он бы взбесился. Но у младшего Янковича это получалось беззлобно, и столько искреннего восторга было на его лице от еды, что злиться не хотелось. Принесли кофе. Леон глотнул густого горького напитка и хотел было спросить еще, но Марко опередил его. Утер губы и пальцы салфеткой, поднял голову, глянул на него серьезно: — У меня есть образование. Я хорошо разбираюсь в бухгалтерии. Налоги, законы, все это… Я буду полезен. Леон даже оторопел от такой решительности. Откинулся на спинку дивана, испытующе глядя на своего пленника. Марко был красив. Он казался открытым, мягким, к нему хотелось тянуться. А еще он был альфой, и это все портило или… наоборот. — Хорошо, — легко согласился Леон. Приблизить к себе недавнего стрелка значило снова поставить на уши всю группировку. Даже, пожалуй, всю Неваду. Что ж, он был готов на это. — А что с твоим братом? — Лучше не попадаться ему на глаза, — задумчиво покачал головой альфа. Потом вдруг нахмурился, и Леону на миг показалось, что в глазах мелькнул страх: — Ты ведь не вернешь меня ему? — Нет. Уж в этом Леон точно был уверен.