Однажды в Неваде

Леон не ожидал, что Марко так стойко перенесет смерть брата. Если он и плакал, то не показывал слез, не кидался ни на кого с обвинениями, лишь казался подавленным и задумчивым. Леон же чувствовал себя странно: он ощущал вину и вместе с тем облегчение. Это он скинул дяде координаты, это его дядя сделал его любимого человека круглым сиротой, и в то же время, над Марко больше не нависала вечная угроза, страшная тень старшего брата. Милоша Янковича хоронили через три дня в закрытом гробу на кладбище около Санрайз-Сити. Марко настоял, чтобы гроб накрыли американским флагом, точно так, как это делали для военных — как символ мечты Милоша найти свое место под солнцем в этой далекой, неродной ему стране. Гроб несли незнакомые Леону люди. Здесь вообще было много таких: они стягивались из ниоткуда, приезжали на роскошных лимузинах с охапками дорогих цветов, прибегали, словно второпях, с чемоданчиками в руках, опасливо оглядывались и убегали, смотрели издалека, бросали землю и камни, порывались плюнуть в могилу — таких оттаскивала и выпроваживала полиция. Леон не знал практически никого из них, не помнил их лиц: но большинство из них старались подойти к Марко. Одетый, вопреки всем обычаям, в простую белую футболку, Марко резко выделялся на общем фоне траурных черных костюмов; к нему тянулись, словно мотыльки на свет. Что-то просили, говорили, складывали руки в мольбе или нервно жестикулировали. Еще в первый час после смерти Милоша Леона настигло осознание того, в насколько огромной опасности все они оказались. В одночасье Марко вдруг стал владельцем всего, что нажил его брат: множества криминальных бизнесов, безумного количества недвижимости в самых разных точках планеты от ОАЭ до Карибских островов, и такого же количества врагов, проблем и ответсвенности. Все, кто работал на Милоша, теперь ждали его решений. Марко не мог и не хотел решать. Леон окружил круглосуточной охраной его и себя, не отпускал буквально ни на шаг, пока дядя заперся в доме, превратив его в объект, охраняемый, будто Пентагон. Боялись мести, но ничего не происходило. Могилу Милоша Янковича засыпали цветами, обливали краской и грязью, в конце-концов, разбили простенький каменный памятник: Леону пришлось в кратчайшие сроки заказывать новый, потому что он не хотел, чтобы Марко видел это. Жизнь стремительно пролетала, превратившись в какой-то сюрреалистичный кошмар: признаться, альфа даже скучал по тем дням, когда самыми большими проблемами в жизни были сорванная сделка или навязанная старшими свадьба с Джеком. Потребовалось много времени, чтобы все утрясти. И то, эхо бурной деятельности Милоша по всей Америке то и дело долетало до Санрайз-Сити: каждый хотел видеть Марко, как если бы он был боссом всей мафии на континенте. Янкович продал почти все, отпустил людей, откупаясь огромными суммами: дело всей жизни его старшего брата разваливалось, рассыпалось на глазах, словно карточный домик. Лето давно вступило в свои права. Только рассвело, а солнце уже нещадно припекало, раскаляя серый потрескавшийся асфальт. Леон сидел прямо на земле, привалившись спиной к сетке-рабице и подставив лицо солнечным лучам; Марко устроился рядом, скрестив ноги по-турецки и прижавшись к нему плечом — было жарко, но так хорошо ощущать его рядом. Почему-то Марко так и не решился продать площади, относившиеся к аэропорту — может, было слишком много неясного, как они вообще могли оказаться в собственности, а может, они навевали ему воспоминания о брате. Тем не менее, дверь в подвальные помещения он приказал заварить, а ангары сдал под нужды аэропорта: складские помещения, находившиеся прежде в беспорядке, наконец были использованы по назначению, всюду активно работали люди. Они притащились сюда после бессонной ночи и поездки в Венесуэлу; Леону пришлось объяснять какому-то жирному наркобарону почему распалась криминальная империя Милоша Янковича. В самолете он не сомкнул глаз: перед внутренним взором так и стояли грязные подворотни окраин Каракаса. Особенно остро альфа почувствовал благодарность Всевышнему за то, что он подарил ему спокойное детство и любимых людей — остальные сложности можно было пережить. Леон закинул руку Марко на плечо и притянул к себе. Впереди стояло несколько запасных трапов, тяжелый топливозаправщик, тягачи, какая-то техника. За ними медленно катился пассажирский аэробус с надписью «Американ» на блестящем белом боку. Позади готовился ко взлету темно-серый грузовой самолет, пузатый и приземистый — глядя на него несложно было засомневаться, что тот взлетит. — Люблю это место, — сообщил Марко, укладывая голову ему на плечо. — Может, мой брат тоже приходил сюда смотреть на самолеты. — Вряд ли у него было время, — задумчиво отозвался Леон, не желая расстраивать альфу и говорить, что у старшего Янковича вообще вряд ли случалось желание созерцать небо и думать о вечном. — Он и спать-то успевал, наверное, только во время перелетов. — Мне хочется так думать, — пожал плечами Марко. — Мне хочется думать, что в глубине души мой брат был неплохим человеком. Военный самолет стремительно разогнался и взлетел вверх, к выжигающему все вокруг раскаленному белому солнцу. Марко проводил его взглядом и потянулся к Леону, забыв спросить любимое «Можно?»; тот с готовностью ответил, жарко поцеловал сухие губы с оставшейся на них горечью сигарет. Леону хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Он знал, что стоит им покинуть аэропорт, их снова окружит охрана, и они поедут решать какие-то бесконечные вопросы Марко, дела дяди, дела, связанные с Сандерсами, и прочее — и только в это мгновение они могли побыть наедине. — Здесь нет камер? Марко сделал руками жест «не знаю» или «какая разница?» и снова коснулся его губ, прикрыв глаза. Леон целовал медленно, отрываясь, рассматривая его лицо, гладя пальцами по щекам и за ушами, зарываясь в короткие светлые волосы — наслаждаясь им. В последнее время все перевернулось с ног на голову, и было уже как-то все равно, если их заметят: эта тайная связь неожиданно превратилась в не самую большую их проблему. В кармане коротко загудел телефон. Леон глянул на экран, но не ответил — Джек скинул фотографию, наверняка, с Мэйсоном. После побега старый мэр Сандерс так перепугался за сына, что временно оставил попытки найти ему жениха. — Голову напечет, — вдруг выдохнул Марко ему в губы. — Ну и пусть, — улыбнулся Леон, щурясь от солнца. Притянул его еще ближе, с удовольствием сжимая подтянутое тело сквозь тонкую ткань футболки. Даже уставший, он был безумно красивым, и пах так вкусно и по-летнему, что хотелось бесконечно целовать его беззащитно открытую шею и зарываться носом в волосы, вдыхая любимый запах. — Когда все закончится, хочу съездить на острова. Сент-Бартс, белый песок, омеги в плавках, коктейли… С тобой. Леон не хотел разочаровывать его, говорить, что влипли они надолго. Погладил по щеке, ответил: — Не надо ждать, когда закончится. Выбирай любую дату. — Думаешь? — альфа глянул на него недоверчиво. — Я думаю, что там голову точно напечет. Марко усмехнулся и снова удобно устроился у него на плече. Под весом скрипнула сетка-рабица за спиной, гулко загудели турбины очередного самолета, порывы теплого ветра гоняли по асфальту пыль и песок. Может быть, все происходящее между ними было неправильным, может быть, этот альфа, как говорил дядя, был для их семьи большой проблемой, но, тем не менее, мягко гладя расслабившегося Марко по плечу, Леон думал, что если бы мог вернуться в прошлое, то спас бы его еще раз.