Разборки

Смотря на огонь в камине, Нэда даже не заметила, что в гостиную кто-то зашел. Ночной гость прошел в глубь гостиной и остановился позади кресла, в котором сидела Нэда. Она поняла, что не одна, когда чья-то большая ладонь опустилась ей на плечо. — Джуно вызывает вселенную, где летают твои очаровательные мозги, и просит отпустить их к хозяйке, ведь у народа есть вопрос, на который нужен ответ, — сказал Джастин своим вкрадчивым баритоном. — Мои мозги всегда при мне, что нельзя сказать о твоих. А на вопрос я отвечу, — отозвалась Нэда, вставая и поворачиваясь к ночному гостю. — Ну да, я же обычно без них хожу. Когда куда-нибудь соберусь из дома выходить, то в холодильник их кладу, чтобы не расплавились. Я ведь не такой мозговитый как ты, — договорив, он, поморщившись, отвернулся и состроил обиженную моську. — Конечно нет, если бы ты имел хоть малую долю моих мозгов, то меня бы здесь уже не было. Так, что за вопрос, который надо ночью обсуждать и который не подождёт до утра? — он повернулся к ней лицом и внимательно посмотрел своими красными глазами. — У меня в последнее время… эээ как бы это сказать… — замялся Джас. — Ну, говори, смеяться не буду. Возможно. — В общем, в последнее время меня как будто вырубает, и я вижу воспоминания, причем не от себя, а от третьего лица, со стороны как будто. Вот не знаю, что это такое может быть, ведь раньше такого не было никогда. Как думаешь? — Когда это началось? — Месяц назад. Я работал с бумажками и не заметил, как меня вынесло, очнулся через восемь часов, плюс-минус. — Значит, ты тоже, — задумчиво протянула Нэда. — Что тоже? У кого-то еще такая проблема? — удивился Джас. — Да, у меня и девочек. Я тоже проваливаюсь в воспоминания. Из-за этого два месяца уже не могу мирный договор с оборотнями подписать. Сначала надо контракты заключить с их резервацией, а потом уже договор. А я как за условия контрактов сажусь, так вырубаюсь постоянно. Оборотни уже волнуются, что я время тяну. А у Ари это как наплывы наяву, только это происходит так же как и видения. Кайди видит это в сознании сестры, а Мира чувствует, что что-то не то творится. Не только с сестрами, но и со мной. Это нагнетает — эта неизвестность будущего. Сейчас прошлое буквально врывается в настоящее, а дальше что? — Да, проблема. Вам определённо сложнее со всем этим, чем мне. Между тобой и дочерьми такая крепкая связь, которой никто никогда не видел, что уж говорить о девочках. Их связь между собой — это новый уровень. Они чувствуют, не только когда что-нибудь плохое, но и радостное, они чувствуют эмоции друг друга, даже если они на разных частях планеты. А что это за вылеты в воспоминания? Что это вообще может быть? — Понятия не имею. Я всю свою библиотеку перерыла, есть похожие случаи, но это все не то. Есть случаи, когда тоже проваливались в воспоминания, но потом у всех крыша ехала, а об этом узнавали из дневников близких из клана. Но ничего похожего на наш случай нет. Нет нигде упоминаний про то, что вампиры отключались. А в случаях, где с ума сходили, воспоминания приходили наяву, и вместо настоящего они видели прошлое. Они буквально жили в прошлом. Это вообще все странно. За свои десять тысяч лет я не видела ничего подобного. — Понятно. Надо у Джона спросить. Он у нас все время в книжках копается и в библиотеке чуть ли не живет, должен знать. А что насчёт странного… так и появление девочек тоже странно, ведь ты была уже давно обращена. — Да надо, но утром. Я ночью к нему не пойду, как ты по мне приперся. А девочки появились по вполне понятным причинам. Я полукровка. Что стоишь? Садись, раз пришел. Виски будешь? — спросила она, подходя к бару и наливая алкоголь, уже зная ответ. — Не откажусь. Ну да, конечно, но даже не обмолвилась, что у тебя есть дети. Когда мы познакомились, ты все отрицала, — сказал Джас, садясь в кресло, стоящее рядом с тем, в котором сидела Нэда, и принимая из ее рук стакан. — Я не говорила «да», потому что не доверяла тебе. А девочки приехали уже через три года после того, как я здесь поселилась, — спокойно с чуточкой лени в бархатистом голосе ответила Нэда. — Да, вот только я до сих пор не знаю, где они были, пока ты в осаде сидела, — он и правда не знал, что тогда случилось, что заставило сестер, которые за мать порвать любого могут оставить ее в осаде и задержаться еще где-то на три года. — Это долгая история. Я потом ее расскажу, а сейчас у меня нет настроения это сейчас обсуждать, — в голосе и глазах читалась вселенская печаль. — Выпьем за нас, — предложил он, смотря на огонь. — За дружбу, что прошла столько испытаний и за то, что ты она выстояла новые, — сказала Нэда, приподняв стакан в воздухе, и сделала глоток. — За дружбу, — сказал Джас, тоже поднимая свой стакан и отпивая. — Знаешь, я когда узнал, что ты вампир-полукровка, обрадовался. Сначала думал, ты слабая — вдруг признался он, улыбаясь воспоминаниям. — Откуда мне было знать, что твоя вторая сущность это… — Ну, ну, ну. Не надо напоминать. — Ладно, не буду. Я вообще не знал, что о тебе думать: ты такая уверенная, гордая. Всех сразу уважать себя заставила. Мой клан тоже сталкивался с Вольтури еще до того, как они тебя сместили, нас стали считать самым строптивым кланом Севера. А ты сразу смогла заставить тебя уважать и принести клятву верности. А я когда приехал сюда, меня чуть на куски не разорвали. — Ну, а что? Я должна была мышью серой притвориться? — Не думаю, что ты когда-нибудь была ею. Ты феникс, а не серая мышь. — Это ещё почему? — Нэда была искренне удивлена подобному сравнению, за очень долгую жизнь (делать тысяч лет это долго даже для бессмертного) никто не сравнивал ее с животными. Хотя если подумать, то эта птица олицетворяла её лучше, чем что бы то ни было, наверное, поэтому она выбрала её в качестве герба для клана. — Потому что ты живешь как феникс: тебя уничтожают, ожидая смерти, а когда ты сгораешь, и враги радоваться начинают, что нет тебя больше, возрождаешься, и тогда уже твои враги сгорают. Но возродиться не могут,? — она смотрела в глаза, пока он говорил, и поняла, что действительно, что бы с ней не происходило, в какое бы отчаянье она не впадала, никогда не падала духом и давала отпор врагам, ведь у нее была опора — ее девочки, дочки. Наступила тишина, которую нарушал только треск брёвен в камине. Оба больше не сказали ни слова, пока не начало подниматься солнце. А пока была ночь, она думала, что хорошо все-таки быть полукровкой. Если бы она была обычным вампиром, не было бы у нее дочерей. На камине, в огонь которого смотрел, думая о своем, Джастин, стояла фотография девочек. В рамке из красного дерева стояла свежая фотография трех сестер, улыбающихся матери, которая фотографировала. Посередине стояла высокая, выше сестер, девушка, старшая из сестер. Ей было уже почти четыре тысячи лет, а точнее три тысячи девятьсот сорок семь лет. Это Мира — девушка с каштановыми волнистыми волосами до поясницы, чертами лица которая была копией матери, подтянутым стройным телом с хорошими формами и красными глазами, в которых было собрана мудрость веков. Слева от старшей стояла, средняя сестра. Ей три тысячи шестьсот восемьдесят девять лет. Ариана или Ари — жгучая брюнетка чуть ниже плеч, черты лица которые напоминали Нэди отца девушки, который умер в войне с Вольтури, с телом напоминавшим песочные часы и пронзительным взглядом красных глаз. Справа стояла младшая. Ей три тысячи четыреста девяносто два года. Кайди — блондинка с волосами по плечи, с лицом отца, спортивным телом и красными глазами, во взгляде которых обычно была ненависть, сейчас светились счастьем, которое появлялось чаще, чем думали другие, и заметное только сестрам и матери. Ее гордость, ее лучшие творения, ее любимые доченьки, защитницы. Когда-нибудь она обязательно расскажет Джасу о том, что отослала дочерей подальше от дома к знакомым шотландского клана, чтобы в случае поражения, ее дочери остались живы, и их не казнили. 1098 год до н. э. Замок Нэды в Англии — Мама, я не стану прятаться за спинами других, пока ты будешь в осаде здесь, одна! Я не стану прятаться, пока другие сражаются за нашу семью! — кричала Кайди. — Душа моя, я не буду рисковать вашими жизнями. Вольтури идут сюда убивать, это не те вампиры, что будут разговаривать, они уничтожат всех, кто встанет у них на пути. А вы у меня все воительницы, готовы за меня в порошок стереть любого, вы не пожалеете себя, а они вас. Я не переживу вашей смерти, не смогу видеть, как вам отрывают головы и сжигают на моих глазах, — стараясь говорить спокойно, ответила Нэда. — Поэтому я прошу, уезжайте, если не ради себя, то ради меня. — Мама, ты уверена, что без нас будет лучше, — спросила Ари. — Да, мама. Не будет ли лучше, если мы поможем в этой войне? Тем более наши способности могут помочь, — присоединяясь к младшим сестрам, сказала Мира. — Да, я уверена. Мне будет спокойнее, если вы будете в безопасности, подальше от этих мест, — ответила она дочерям, по очереди посмотрев на каждую. — Ну да, пока ты тут будешь плевать, мы будем сидеть и ничего не делать, пока нам не придут новости, и когда уже ничего исправить будет нельзя. Мамуль, а если мы тебя потеряем, нам что делать? Мы страдать не будем? Или Вольтури смилуются и оставят нас в покое? — Кайди с мольбой смотрела в глаза матери. — Девочки мои, все будет хорошо. Я и не через такое проходила и ничего, жива. Я всегда буду с вами, а вы со мной. Но сейчас вам надо уехать, — сказала Нэда, обнимая дочерей. — Хорошо, мы уедем. Но как только нам придут новости с любым исходом этой битвы, мы едем обратно, — сказала Ари под взглядами сестер, которые означали что последнее слово остается за ней. На этом разговор был окончен. Девочки покинули дом, в который им не суждено вернуться. Они жили в деревне в Шотландии под присмотром местного клана, глава которого был обязан Нэде своей жизнью и жизнью своих детей. Если бы за девочками пришли, то просто так их бы никто не отдал, и Нэда это знала, поэтому отправила туда дочек. После верховного суда над Нэдой В деревню пришел разведчик и сообщил, что в деревню направляется вампир с вестью о судьбе Нэды Блэквуд. Гонцом оказался Римо, вампир, что раньше был в охране сестер, а после свержения их матери присягнул на верность Вольтури, о чем сестры, конечно, не знали. Он-то и стал вестником самого ужасного времени в их жизни. После рассказа Римо для сестер наступили смутные времена. Он рассказал, как Вольтури обращали целые деревни, как взяли в осаду крепость и про суд над их матерью. Вот только он не про ссылку рассказал, а про то, что Нэду казнили во дворе их родного дома. Сестры отказались верить словам бывшего охранника, но тот отдал им кольцо, которое Нэда никогда не снимала. Они были убиты горем и хотели мести за мать и за тех, кто ее не предал даже в безвыходном положении. Но мести не суждено было случиться, сестер никуда не пускали, потому что понимали: если уйдут сейчас, то уже не вернутся. Так продолжалось три года, пока Нэда не прислала письмо. Понимая, что дочек одурачили, она отправила письмо, в котором рассказала про ссылку, и, чтобы в него поверили, с письмом отправила Джастина, чтобы Ари могла прочесть его воспоминания. В письме Нэда поведала дочерям, что ее сослали на Аляску, чтобы она там правила и не мешала новым хозяевам мира вампиров, а также попросила задержаться в Шотландии, пока строится их новый дом. После восьми лет разлуки они наконец-то воссоединились. Семья была снова вместе и делиться о событиях разлуки не спешила, так как это их дела. Казалось бы, все хорошо: дочери воссоединились с матерью и стали жить счастливо. Но вот только сестры в тайне от матери готовили свою месть. Каждая поклялась убить Вольтури и вернуть матери честное имя. Мира — Маркуса, Ари — Аро, Кайди — Кайуса. Каждая выбрала себе жертву. Они стали вынашивать свой план мести, не зная, что у их матери свои планы на правителей Вольтури.