born to be yours

Честно говоря, это все просто до обидного смешно. Смешно не то, как Иззи и Боннет пытаются испепелить друг друга взглядами, и не то, как сам Боннет неловко брыкается в руках Айвана. Смешон тот факт, что Эд бы бросился к нему, не раздумывая, если бы не тяжелая рука старпома на плече. Даже после, ну. Всего. — Эд… — Его зовут Чёрная Борода, кретин! — цедит Иззи. Его пальцы впиваются в плечо с удвоенной силой. Боннет бросает на него крайне недружелюбный взгляд. — Мистер Хэндс, — безукоризненно вежливо отвечает он. — Я разговариваю не с вами, поэтому, не сочтите за грубость, но не угодно ли вам будет, черт побери, съебаться отсюда нахрен? Если вас не затруднит. В голове у Эда божественно пустеет, а губы растягиваются в невольной усмешке. Иззи что-то кричит в ответ, но Боннет, будь он неладен, может и не так хорошо владеет мечом, однако припечатать невинной улыбкой умеет блестяще. Чертов Стид. Чертово всё. — Оставьте нас, — он машет рукой на начавшего возражать Иззи. — Вон. Вон. Пошли все. — Ты помнишь, чем это закончилось в прошлый раз? — Хэндс никогда не отличался чуткостью, но был упёртым, как стадо горных баранов. — Хочешь, чтобы этот… — Иззи, — старпом затыкается, сжав челюсти до желваков. — Вон. Проходя мимо Стида, Иззи одаривает его самым презрительным взглядом из своего убийственного арсенала. Боннет лишь приподнимает бровь, судя по всему, немало позабавленный. Интересно. Между ними повисает неловкая пауза. — Почему у тебя все лицо в саже? — Стид смотрит на кончики своих сапог, но Эд успевает заметить его быстрый взгляд исподлобья. Вопрос ставит его в тупик. Это бесит. — Ты за этим сюда явился? — раздраженно уточняет он. — Чтобы спросить, какого хрена у меня морда в саже? — Эд… — Стид вскидывает на него удивленный взгляд. Смотреть на Стида тяжело — хочется сделать очередную тупость из разряда тех, что Эд пообещал себе больше никогда не делать. Особенно с чертовым Боннетом. — Какого хрена тебе надо?! — рычит он, вскакивая из-за стола. — Я Чёрная, мать его, Борода, понятно? Чёрная! Блять! Борода! Не Эд! Эд остался там, где ты его… Горло сжимает спазмом, потому что чертов Боннет подходит к нему так близко, что он видит золотистые крапинки в его серо-зелёных глазах, и завитки волос цвета полированного золота, и… — Иди к черту, — Эд делает шаг назад, ненавидя себя за то, как дрожит голос. — Я больше на это не поведусь. Ни на твои дебильные улыбочки, ни на подачки, ты сам вообще… Стид делает ровно один уверенный шаг вперёд и целует его. Вот так, черт побери, просто. Эд чувствует его влажные тёплые ладони на своём лице, сухие губы и горячее сбившееся дыхание, чувствует запах соли и дерева, и Стида, и все это — то, чего он когда-либо хотел, в чем так отчаянно нуждался, — так что он думает «да к черту все», и целует Стида в ответ. — Иди к черту… — шепчет он, прижимаясь лбом ко лбу Стида и никак не может насмотреться на его лицо, перепачканное в саже из-за него, Эда. Стид улыбается. — Я… — Иди. К. Черту. — Эдвард… От нежности в голосе Стида можно было бы растаять, но Эд не воск и не сосулька, поэтому вместо пресловутых метафор он хватает Боннета за лацканы камзола и целует везде, куда только может дотянуться. Стид охает, а потом едва слышно смеётся. — Что? — Эд отстраняется, смеривая его подозрительным взглядом. Пульс отдаётся в ушах упругой вибрирующей волной удовольствия. — Погоди минутку… — Стид начинает рыться в карманах. Найдя желаемое, он поворачивается. — Могу я?.. Эд тупо смотрит на небольшой платочек в его руках. — Серьезно? — Прости, — во взгляде Боннета нет ни капли сожаления. Он аккуратно проходится мягкой тканью по губам и под глазами, стирая краску. Белый платок стремительно чернеет, как и пальцы Стида, но тому, кажется, все равно. Отбросив уже ненужную тряпку в сторону, Стид поворачивается к нему. — Ну, вот и ты. В голове у Эда не то пожар, не то фейерверк, и он понятия не имеет, как Боннет умудряется делать с ним это. — Не то чтобы было очень плохо, конечно, и если тебе так нравится… — О, да заткнись ты! — чертов Боннет может трепаться без остановки, и если в обычное время Эд обожал в нем это, то единственное, чего ему хочется сейчас — это как минимум сожрать весь этот сноп ярких кудряшек, а в идеале — зацеловать до онемения. — Я просто хотел сказать, что… Эд предупреждающе рычит, но Стид может быть непреклонным, когда ему это нужно. — Я хотел сказать, что оставил свою старую жизнь за бортом, Эд, — в его глазах как будто мигают пресловутые звёзды или светлячки, черт его разберёт. — Навсегда. И я останусь с тобой. Совсем. Если ты хочешь… Эд опять целует его. Он хочет.

***

Небо только-только занимается рассветной дымкой, но Эду не спится. Рядом лежит Стид, накрытый чуть ли не по самые уши — холодно ему, видите ли, — и умиротворенно сопит. Эд в жизни не помышлял о чём-то серьезнее перепиха на одну-две ночи, чего уж говорить про совместный сон или обжимания в постели. Но вот он здесь. Вот он здесь, пялится на восходящее солнце, выводя на спине Стида задумчивые круги, и чувствует себя наполненным счастьем от самых кончиков пальцев ног и до самых кончиков волос. Стид сонно бормочет «щекотно», слепо шарит под одеялом и притягивает руку Эда к себе. Не открывая глаз, кладёт её себе под щеку и глубоко выдыхает. Эд улыбается. Не то чтобы Стид выглядит как-то по-другому во сне, но есть что-то почти волшебное в том, чтобы наблюдать за его безмятежным дыханием и расслабленным лицом. Эд осторожно перекладывает голову чуть поближе и смотрит. Нахрен все эти метафоры, решает Эд. Стид не какая-то там дурацкая картина. А это значит, что они будут, черт побери, вместе, и они будут счастливы. Несмотря ни на что.