откровенность.net

Пройдя в квартиру, Петя громко хлопает дверью и, наступая на задники, небрежно стаскивает свои лакшери ботинки, начищенные до блеска. Они купили их около месяца назад. В тот день, зайдя в переливающийся золотом бутик, Игорь готов был поклясться, что давно не видел столько голых понтов, сконцентрированных в одном месте. Зато Пете нравилось: «Игорь, не тупи, на обуви нельзя экономить». Достойные педали требовательный Хазин выбирал около двух часов, придирчиво осматривая модели и выясняя отношения с консультантами: «Нет, говнодавы, будьте добры, оставьте себе». И что теперь? Скидывает, будто кроссы с рынка за семь соток донашивает. Вышедший встретить Игорь забирает его куртку (чёрную кожанку, кстати, потому что есть, с кого пример брать) и оставляет её на вешалке. Тяжко вздохнув, Петя поднимает уставшие глаза с залёгшими глубокими тенями, кривит губы в вымученной, но искренней улыбке и позволяет отвести себя в комнату. — Такой ебаный день, ты не представляешь, — жалуется, слегка откинув голову. Подцепляя мелкие пуговицы на тёмно-синей рубашке, Игорь замечает грубо порванную в районе правого бока ткань. Петя объясняет: — На задержании нарик вцепился. Разодрал, увидел бинт и давай ржать, сука такая. Чуть не спалил меня. Дубин выручил. — Скрутил его? — хмурится Игорь, расстёгивая крючки. Петя кивает, на рефлексах перехватывая его руки и не позволяя стянуть злополучный бинт до конца. Игорь пальцами очерчивает болезненные красные вмятины на коже, оставшиеся от грубой эластичной ткани. Сколько раз предлагал отказаться от насилия над собой и телом, сколько бился, доказывая свою правоту, но постоянно, из раза в раз получал суровый отказ. В итоге вовсе перестал предлагать. Петя доходчиво, подойдя нос к носу, объяснил, что всю жизнь утягивал и утягивать будет. Слишком боится, что узнают. Высмеют и начнут относиться с пренебрежением, самоутверждаясь за его счёт. — Давай-ка снимем это с тебя. — Да, сними. Заебал этот корсет, — опомнившись, Петя выпускает его руки из цепкой хватки, разрешая стянуть бинт и закинуть его куда подальше, с глаз долой. Игорь пристально оглядывает открывшееся зрелище. У Пети, дай бог, единичка, а стягивает, будто тройку прячет. Зачем он так? Соски вмялись, кожа покраснела, натёрлась и вспотела. — Чё ты там рассматриваешь? Ничего нового не появилось, — отведя взгляд, Петя обнимает себя за плечи, пряча сокровенное. Для него — ненавистное. — Отмокни в душе и приходи на кухню, — достав из шкафа чистое махровое полотенце, Игорь даёт ему завернуться, укрыть плечи и грудь. Быстро поцеловав Грома в уголок губ, Петя скрывается в ванной комнате, где на полную мощность врубает воду. Пока в исторически ценном жилище Игоря идёт капитальный ремонт — меняются полы и штукатурятся стены — они кантуются в Хазинской квартире, которую тот купил сразу, как продал двушку в Москве. Потому что твёрдо решил: после всего он в столицу ни ногой. Разве что по рабочим вопросам. Жить — ни-ни. Под шум воды Игорь разогревает ужин и накрывает на стол. Сегодня у него выходной, а значит уставший, только вернувшийся со смены Петя должен прийти ко всему готовому. Тем более, после всех нервирующих событий. У Пети Хазина непростые отношения с собственной физиологией. Игорь бы сказал, охуеть какие сложные и больные. В современном обществе мужчины вроде него давно не считаются третьим сортом, как раньше случалось, но и большого понимания к ним не проявляют. Хорошо, если относятся с уважением, в худшем случае — презирают и кривятся, будто грязь видят. На Петю собственный отец так всю жизнь глядел. Хотел, блять, «нормального мужика». «Знаешь, как он любил говорить? Родила царица в ночь не то сына, не то дочь», — рассказывал Петя, и у Игоря от этих слов, взятых из детской сказки Пушкина, по спине ползло отвращение к Хазину-старшему. Не понимал он, с какой целью столько лет собственного ребёнка травить. Тем более, когда тот совершенно не виноват, что пришёл в этот мир именно таким. Петя возвращается порозовевший, обновлённый, с лёгкой полуулыбкой. Облачённый в белую футболку, заманчиво топорщащуюся на небольшой груди, и чёрные трусы, облегающие крепкие подтянутые ягодицы. Первые несколько месяцев он стеснялся сверкать голой задницей перед своим мужчиной. Спал и то в шортах. Игорь раскрепощал медленно, но верно. Постепенно, кирпичик за кирпичиком разрушал стену между ними, добавляя разнообразия в интимную жизнь и приучая Петю любить себя и своё тело. Шуганным, особенно на работе, тот не выглядел, но в домашней обстановке Игорь читал его, как открытую книгу — зажимается, трахаться нормально не может, трогать себя не даёт и сам старается лишний раз в зеркало не смотреться. Беда, уныло думал Гром. За столом Петя окончательно оживает, перестаёт выглядеть заледеневшим и готовым взорваться от любого неосторожного слова. Накалывает на вилку макароны по-флотски и рассказывает, как прошёл день, как Прокопенко на Цветкова орал, что стены дрожали, как торчков солевых на Невском крутили, а те верещали обезумевшими макаками. Улыбается и ногой размерено гладит Игоря по лодыжке, заставляя пальцы предвкушающе поджиматься. Игорь слушает с искренним интересом, кивает и любуется, любуется, любуется. Светящимися глазами, острыми скулами, энергично шевелившимися губами и мокрыми растрёпанными волосами. Петя для него, коренного петербуржца, самое лучшее произведение искусства. Увидеть и умереть, потому что красивее в мире нет. Игорь как-то сказал об этом вслух, Петя сначала поржал от души, а потом, осознав услышанное до конца, раскраснелся до ушей и весь вечер ластился, лез обниматься и целоваться. Закончив с ужином, вместе прибираются на кухне, моют посуду и уходят в спальню. — Петь, могу я?.. — Игорь цепляет край его футболки и ненавязчиво приподнимает. Другой рукой гладит бледный поджавшийся живот. Знает, что с ним Пете нравится валяться по минимуму скованным одеждой. В идеале обнаженным, заласканным и прибитым к кровати сладкими множественными оргазмами. Игорю думается, что именно этого уставшему Хазину сейчас не хватает, поэтому он намерен как можно скорее исправить положение. — Да, Горь, хорошо, — поднимает руки Петя. Вскоре футболка оказывается скинута на пол, куда-то к бинтам, а Игорь нежно сжимает груди, размеренно массируя. Аккуратные конусы тонут в его гигантских горячих ладонях, розовые соски моментально твердеют под мимолётными прикосновениями. Петя выдыхает сквозь зубы и запускает пальцы в короткие жёсткие волосы, нетерпеливо привлекая Игоря для поцелуя. Жмётся тонкими губами, мягко трогает языком и проходится по кромке зубов. На безудержную страсть сил нет, зато есть на неконтролируемую долгую нежность. Да и уместнее она будет. Спускаясь поцелуями по шее и ключицам, Игорь вбирает сосок и легонько покусывает, не причиняя боли. Тут же очерчивает горячим языком, успокаивая. То же самое проделывает со вторым. Не в силах удержаться, Петя еле слышно стонет от возбуждения, волнами прошибающего тело, и напрягает бёдра. Первый раз у них случился, когда Петя был в своём любимом бадлоне. Игорь, на тот момент уже осведомлённый о нюансах физиологии, порывался с трепетом стянуть, но с размаху получил по рукам. Петя цыкнул на него, одёрнул бадлон пониже и уничижительно велел не соваться туда, куда не просят. Игорь прислушался, решив не давить. Понимал только — он это не оставит, обязательно докопается до правды, как умеет, и поймёт, чего Петя боится и стесняется. Как выяснилось позже — почти всего. Грудь, к сожалению, оказалась не самой большой из его проблем с телом и внутренней гармонией. — М-м-м, Игорёк, хорошо-то как, — бормочет Петя, держась за крепкие плечи и гладя подушечками частые шрамы. — Хочу твой член в себе. — Сегодня у нас другая программа, — обнимая за талию, Игорь с сожалением отрывается от зацелованной до проступающих засосов груди и, придерживая, укладывает Петю на спину. Отвлекая губами на щеках, носу и веках, трогает внизу живота, лёгкими поглаживаниями стараясь вселить уверенность. Петя от его слов напрягается, вытягивается и нервно вцепляется в одеяло, не зная, куда девать руки. Скоблит пальцами. — Что ты задумал? — запинается от волнения и нервов. Подрагивает даже, стаскивая бельё. — Петь, — не прекращая касаться, Игорь приподнимается и смотрит в глаза. Успокаивающе улыбается, — ты доверяешь мне? Скажи, доверяешь? — Спрашивает ещё, — Петя находит в себе силы сардонически ухмыльнуться. — Ответь. Я должен знать. — Доверяю. Больше, чем кому-либо. — Хорошо, — Игорь кивает, — скажи, если будет плохо, я остановлюсь. — Блять, Игорь, — Петя отворачивает голову и всхлипывает, но тут же, пристыдившись, судорожно зажимает рот ладонью. Лицо у него заливается пылкой краснотой. Тогда Игорь аккуратно, но от того не менее настойчиво, отстраняет его руку и прижимается поцелуем ко лбу. Как бы говорит: «Всё в порядке, Петь, в порядке, успокойся». Съехав вниз, кончиком носа, едва касаясь губами, от обласканной груди ведёт ниже, по области подреберья, прямиком к подрагивающему животу. У пупка потирается щетинистой щекой к нежной коже и пятнает её влажными поцелуями. Петя ноги сводит, сжимается, а сам дышит загнанно, будто пробежал несколько километров. Тяжело, надрывно. Понимает, что Гром собирается сделать. И толком не возражает даже. Игоря от такой открытости ведёт, голова кружится, а в штанах тесно почти до боли, но он терпит. Самое главное — Петино удовольствие. Он и только он. Драгоценный, любимый и желанный. Трогая внутреннюю сторону бёдер, Игорь указательным и средним пальцами скользит по мокрым складочкам. Петя возбуждён, жаль, закрыт сильно. Не даётся сразу, ноги свои стройные сжимает и одеяло комкает. Свет ночника, что ли, его напрягает. Выключать Игорь не хочет, иначе идея потеряет смысл. Вся соль в том, чтобы раскрепостить Хазина, расширить границы дозволенного. — Петя, ножки раздвинь, — просит ласково. — Лизать хочешь? Не надо, это пиздец мерзко. — Тебе или мне? — Тебе, — через силу выплёвывает Петя. — Ошибаешься. Хочу, аж слюной захлёбываюсь, — в подтверждение своих слов Игорь несколько раз целует лобок с тёмными отрастающими волосками. — Почему нельзя просто трахнуть? Обязательно… вот это всё? — Петя прикрывает глаза тыльной стороной ладони, ещё сильнее замыкаясь. Как внешне, так и внутренне. Плохо дело. — Петя, если тебе неприятно, я прекращу, — заверяет Игорь, убирая пальцы. — Но нам нужно двигаться дальше, согласен? Наслаждаться друг другом в полной мере. Петя молчит какое-то время, а потом, что-то для себя решив, хватает его за волосы и требовательно притягивает к себе. Целует, раздвигая губы. Вылизывает горячий рот, нёбо, сплетает их языки и сжимает волосы в кулаке, придерживая за шею. Настойчиво трётся промежностью об его пах. Отстранившись, тяжело дыша, глядит вниз. У Игоря на серых домашних штанах там, где головка, всё больше распространяется влажное пятно. — Мне приятно, но пиздец, как непривычно. Дай повыёбываться для проформы, — кусается небольно за нижнюю губу, демонстрируя характер. Игорь понимающе усмехается и возвращается к шее. Обрисовывает языком нервно дергающийся кадык, зубами тонкую кожу прихватывает и линию челюсти отслеживает. Петя цепляется за его руку и, чуть раздвинув ноги, кладёт себе обратно на низ. Грудью со вставшими сосками трётся об Игоря, откинув голову. — Трогай. Умудряется приказы отдавать, резвый какой. Игорь, однако, слушается беспрекословно. В два счёта находит взбудораженный клитор и обводит круговыми движениями, вырывая из чужой груди судорожные полустоны-полувсхлипы. Чувствует, как тонкие сильные пальцы до синяков вцепляются в его плечи, а Петя горячо дышит куда-то в ключицу. Игорь кружит, быстро подводит к кульминации и одёргивает резко, напоследок коварно прихлопнув. Петя, обхватив за шею, вскрикивает звонко и вздрагивает. Недовольно смотрит заслезившимися глазами с длинными влажными ресницами и вскидывает таз. До чего красивый… — Передумал? — поджимает губы. — Ни в коем случае, — напоследок чмокнув в щёку, Игорь опускается и осторожно давит на ноги, чтобы развести пошире. Утешительно по очереди целует острые коленки. Киска у Пети тёмная, но стоит раздвинуть нежные половые губы, видно, что на самом деле — розовенькая, почти молочная, с призывно раскрывающейся дырочкой и набухшим от возбуждения клитором. Игорь первый раз видит её настолько близко к своему лицу. Их первый раз произошёл спонтанно. Вот они зависают у Игоря дома, распивая подаренный коньяк, а вот Петя сидит на его бёдрах, серьёзно смотрит в глаза и рассказывает, что майорчик-то, оказывается, без хуя. Игорь поразился, но умело замаскировался за отточенной маской каменной непроницаемости. До Хазина на весь петербургский отдел полиции такой мужчина был всего один — Димка Дубин. Он к определённой предвзятости давно привык и мастерски ставил хамов на место. Петя привыкать не хотел, потому никто, кроме Прокопенко (начальник), Грома (любовник) и Димки (случайно спалил), не знал об истинной природе Петра Юрьевича Хазина. В тот день Петя позвал Игоря в свой кабинет и, смущённо краснея, попросил помочь с бинтами, которые в спешке затянул криво, туго. Именно этот момент выбрал Дубин, чтобы попросить совета по своему последнему непростому расследованию. Благо, пришёл он, а не какой-нибудь местный сплетник. Иначе Петя бы не пережил. По крайней мере, тогда. В чужой квартире, всё обсудив, Петя позволил стянуть с себя штаны с бельём, а вот рассматривать не разрешил. Опрокинул Игоря на спину, упёрся ладонью в грудь и, направляя, самостоятельно насадился на член. Никаких ласк, тем более — пальцев. Сходу самое главное. По искривлённому лицу и дрожащим губам Игорь понял, что у Пети давненько никого не было. Ему в принципе было очень сложно искать партнёров, готовых прислушиваться ко всем его пожеланиям. В тот вечер Петя, одёргивая бадлон пониже, всё делал сам: сам двигался на члене, сам себя касался, каждый раз будто стесняясь, и сам подвёл к оргазму. Почему-то ему казалось, что на этом их отношения застопорятся, но Игорь не позволил. Петя ему сильно нравился, а что там между ног — дело десятое. — Там, если что, материалов дела не водится, кина не показывают, — язвительно напоминает о себе Петя, устав быть объектом пристального изучения, как под микроскопом. Усмехнувшись, Игорь ныряет меж длинных стройных ног и на пробу проводит пальцами, распределяя по промежности выступившую естественную смазку. В Пете особенно замечательно то, как быстро он возбуждается и начинает течь. С трудом поддаётся пониманию, что он столько лет по собственному желанию ограничивал себя почти во всех ласках. А всё из-за отца. Если бы Игорь мог загадать желание на падающую звезду, он бы попросил, чтобы у Юрия Хазина вместо члена появилась вагина. Пусть поймёт на старости лет, каково сыну жилось и какое давление он ежедневно испытывал с тем, от чего никуда не мог убежать, спрятаться и защититься. Не медля больше ни секунды, Игорь языком широко проводит меж губ, раздвигая и собирая вкус. Петя сверху часто дышит и дико вцепляется ему в волосы, желая то ли отстранить, то ли уткнуть максимально. В итоге выбирает второе. Не сопротивляясь, Игорь носом притирается к лобку, кончиком языка облизывая чувствительный покрасневший клитор, отодвинув капюшончик. Перекатывает и легонько целует. Петя стонет приглушённо и, ёрзая по одеялу, вскидывает бёдра, желая продлить новые ощущения. На вкус он солоноватый, терпкий, слегка отдающий мускусом и инжирным гелем для душа. А может, Игорю кажется. Пальцами он раздвигает складочки, вылизывает губы и толкается глубже, в розовую дырочку. Узенькая совсем, потому что Петя пусть разработан, а всё равно сжимается с непривычки и от смущения. Игорь скользит вокруг, чувствуя, как смазка пачкает не только губы, но и подбородок с носом. Каменно стоящий член сквозь ткань штанов елозит по кровати, сводя с ума. — Гром, с-с-сука, я скоро-.. Не отвлекаясь, Игорь понятливо приникает обратно к твердеющему клитору. Лижет размашисто, заставляя Петю хрипло стонать на каждом касании и комкать в кулаке короткие волосы. Во рту скопилась слюна, но прерываться не хочется — благо, спортивная дыхалка позволяет. С прошлыми партнёрами такого не было. Приходилось отстраняться, чтобы не начать постыдно задыхаться или булькать. Часто, доводя своих тогдашних пассий до оргазма, Игорь почти языка не чувствовал — настолько уставал им активно работать. С Петей по-другому, Петя к подобному не привыкший. Дрожит весь на одеяле, пульсирует, свободной рукой ткань комкает. Игорь не видит, но готов поклясться: у Пети румяные щёки, как после мороза, и вспотевший лоб с налипшей чёлкой, которая вечно находится в подобии изящного беспорядка. Когда Петя лежит у него на плече, Игорь обожает пропускать отросшие волосы сквозь пальцы, зачесывая за уши длинные пряди. Сжимая бёдра, Игорь на мгновение отстраняется и тут же прижимается обратно. Самым кончиком языка мелко теребит клитор, втягивает губами, задерживаясь, и по-новой. Совмещая, вводит средний палец в хлюпающее отверстие, ввинчивая. Пете хватает. Напрягшись всем телом, словно струна, он вскрикивает и резко обмякает на кровати. Пальцы, сжимающие волосы, ослабевают. Отстранившись, Игорь успокаивающе целует бёдра с внутренней стороны. Если мелко дрожат, это — лучший показатель. Значит, оргазм был ярким, насыщенным и захлёстывающим с головой. Петя около получаса не сможет сдвинуться с места. Взяв с прикроватной тумбочки салфетки, Игорь с предельной осторожностью, стараясь лишний раз не задевать клитор, протирает промежность, убирая влагу. Укрывает размякшего Петю одеялом. Хочет подняться с кровати, но тот неожиданно крепко перехватывает за руку и тянет на себя, соединяя их губы. Целует без напора, нежно, ласково, словно старается отблагодарить за подаренное наслаждение. Собирает смазку, пробуя себя на вкус, и довольно выдыхает, невесомо поглаживая по щеке. Придерживая за влажный затылок, Игорь отвечает. Поцелуй получается почти детским: языком не лезут, только губами друг об друга потираются. — Ты ведь… тебе тоже надо. Давай я, — Петя тянется к его штанам, но Игорь отстраняется, качая головой. — Отдыхай. Я в ванной сам всё сделаю. Петя не спорит. Только чуть приподнимается и облокачивается на спинку кровати. Одеяло съезжает, обнажая грудь с распустившимися на ней засосами. Смотря на них, Игорь ощущает трепет где-то глубоко внутри, будто набившие оскомину бабочки своими крылышками замахали. — Останься. Хочу посмотреть. Игорь не видит причин отказывать в зрелище. Тем более, член в полной боевой готовности оттягивает ткань и болезненно трётся головкой. Дёрнув завязки, Игорь торопливо стаскивает штаны и обхватывает себя, внимательно смотря Пете в глаза и купаясь в его внимании. Тот подаётся вперёд, стараясь разглядеть получше, и громко сглатывает скопившуюся слюну. Игорь дрочит на сухую, понимая, что сейчас ему хватит пары толчков. В кулачок и на бочок, как говорится. Вкус его Пети теплится на губах. Игорь давит на головку, вспоминая, как стенки влагалища плотно обхватывали палец. Туда бы член загнать и двигаться размеренными толчками. Игорь знает, с чего начнёт завтрашнее субботнее утро. Изливаясь в салфетку, смотрит сначала Пете в глаза, а потом на его вздымающуюся грудь, вылепленную будто специально для его ладоней. — Иди ко мне, — Петя обаятельно улыбается. Обтерев пальцы, Игорь забирается под одеяло. Вытягивается расслабленно и обнимает покрепче. Петя змейкой обвивается вокруг, ногу закидывает, сосками притирается. Вроде, совсем не слабый и хрупкий, но почему-то сейчас кажется таким умилительно тоненьким. Игорь не спрашивает, понравилось тому или нет. Знает ответ наперёд. — Спасибо тебе, — расслаблено прикрывает глаза Петя, — это было охуенно. Мне ни с кем не было так хорошо. Бывшие меня стеснялись, да и я их. С тобой по-другому. Правильно. Я себя чувствую правильным. — Ты и есть правильный, — Игорь щекой пристраивается на его макушке. Петя благодарно целует его в плечо.