«Accords de passion»

Чертов бал. Сколько раз я повторяла, что ненавижу подобные мероприятия? Много. Но она продолжает просить меня пойти с ней, ведь «в этот раз все будет по-другому». Но в этот раз я нашла в себе силы отказать ей. Конечно, было сложно устоять перед этим «щенячьим взглядом», который она использует только в безвыходных ситуациях, но у всего есть мера. Она обещала, что вернется ближе к восьми, ибо, по ее словам, данное мероприятие не требует личного присутствия императрицы. Очень хотелось верить, что это правда так. Но неужто я не знаю эту женщину? Я вас умоляю! Именно поэтому, когда она не вернулась в начале девятого, я совсем не удивилась. Но все же, я понимала, что если она задержится там еще дольше — слушать все ее крики и жалобы придется мне, а не Панину. Она упоминала также о том, что ей нужно будет выступить. Правда, в тот момент я не особо поняла, о чем идет речь. Когда моя женщина в последний раз выступала перед «элитой»? Мне ли не знать, как ее тошнит от всего этого. И я это прекрасно понимаю. Ненависть к людям у нас — семейное. Половина девятого. Нет, я конечно знала, что Катя — мазохист, но не настолько… Какой идиот будет терпеть все это, если может просто молча уйти? Катя. О да, что за глупые вопросы. Я ведь знаю. Она будет терпеть до последнего, пока не сорвется, или же — не сойдет с ума. Но она — это она, а я — это я. А я, знаете ли, не хотела бы потерять жену. В какой-то момент даже пришлось пожалеть о том, что отказалась идти. Шелковое платье в пол темно-бордового оттенка, длинный рукав, высокий каблук, перчатки. Сегодня я решила изменить традициям и распустила волосы, оставив их плыть по обнаженным плечам. Я ведь прекрасно помню, что она любит видеть меня такой. Что-то настолько непривычное, но, стоит признать, действительно красивое. Образ дополняло ожерелье из черного агата и серьги из того же камня, которые она подарила мне пару месяцев назад в честь годовщины. Неплохо. Я вышла из покоев и спустилась ниже — в главный зал. Каждый шаг отдавался звонким эхом в стенах дворца. И меня явно услышали. Услышали, но внимания не обратили. Не знаю уж, сколько женщин прибыло ко дворцу в этот вечер, но уверена, что их было куда более сотни. И это не считая мужчин. Пышные балы для Катерины — вовсе не редкость. И все абсолютно уверены, что они приносят Ее Величеству сплошное удовольствие. Знали бы они, что мне приходится выслушивать после каждого приема. Впрочем, им не следует знать.

***

В главном зале было куда холоднее, нежели наверху. Боюсь представить, как она все это терпит. Гости, собравшись около пианино, стоящего посреди зала, затихли. Наверное, именно это и заставило меня насторожиться. Неудивительно. Ведь за инструментом, выпрямившись, сидела сама Екатерина Алексеевна. Первый вопрос, который у меня возник : «Дорогая, с каких это пор ты играешь на публику?» Заставить ее невозможно. В таком случае, в честь чего такая щедрость? Мне никогда не понять эту женщину. Но, как бы то ни было, я чувствовала ее напряжение. Она просто не способна играть, когда на нее смотрит столько людей. Я знаю ее слишком хорошо. И, может быть, в этом ее спасение. В какой-то момент она все же заставила себя начать. Но это было совершенно не похоже на то, что я слышу от нее, когда мы одни. Кажется, весь зал буквально пропитало напряжение. Никто из них не слышал той игры, которой она удостаивает меня воскресными вечерами. Сомневаюсь, что услышал бы, не будь меня здесь. Я позволила себе сделать несколько шагов к инструменту и остановилась буквально за ее спиной. Даже сейчас, в этой непривычной обстановке, она держалась спокойно. Вернее, всем казалось, что она держится спокойно. И я не удивлена. Она просто не умеет иначе. Она — императрица. Но я-то знаю, что эта императрица терпеть не может любые публичные появления. Я наклонилась немного вперед. Руки мягко упали ей на плечи, вызвав легкую дрожь. Она не ожидала, что я все-таки приду. Но я ведь пришла. – Даша… – Кажется, на этом слове она выдохнула, немного расслабившись. Я спустилась ниже, правой рукой коснувшись ключицы, а затем — накрыла холодную ладонь супруги. Мне даже показалось, что все в зале затаили дыхание, ожидая, чем же все это закончится. Я легко провела по клавишам, ведя ее рукой вправо. Каждое движение заглушала приятная мелодия, что выходила вследствие моих действий. – Только не говори мне, что разучилась. – Прошептала я, усмехнувшись. Она ловко перехватила мои руки, немного сжав и надавив на костяшки пальцев. – Я не разучилась. – С какой-то тенью детской обиды ответила она. Мне вдруг захотелось смеяться. А вообще, мне начала нравится вся эта ситуация. Ее Величество позволяет издеваться над собой какой-то до жути наглой даме. Знали бы они, кто эта дама. – Eh bien, prouve-le, mon cher.¹ – Все тем же шепотом говорю я, ослабляя хватку. И она сделала это. Уже куда увереннее, чем пару минут назад. Так, словно это было чем-то привычным. Безукоризненно. Восхитительно. Пальцы скользили по клавишам так просто, что я даже удивилась. Откуда столько уверенности? Остановившись, она резко обернулась на меня. Я не могла сказать и слова. Ох, я всегда восхищалась ей. Я всегда любила ее. Но сейчас во мне смешалось сразу несколько чувств. Гордость, восхищение и безумная любовь. Я ведь так сильно люблю ее… Люблю свою маленькую Фике. Она подается вперед, позволяя обхватить свою талию и наклониться, завлекая. Губы, пропитанные дорогим табаком и горьким кофе — последнее, что я помню из того вечера.