Семейные будни

Огнепоклонник был максимально участлив. Участие его требовалось всегда и везде, даже в тех вопросах, разрешить которые он был не в состоянии. Он ничего не понимал в ремонте и ипотеке, его отношения с женой закончились, едва начавшись, а новые даже и не начинались, но это все не мешало друзьям считать его великим и непредвзятым экспертом в любой области и постоянно обращаться к нему за советом. Эти двое настолько глубоко вошли в его жизнь, что он даже перестал пытаться стереть себя из их памяти — к тому же, это все равно невозможно, проще смириться и продолжить наблюдать за этим цирком с видом самого благодушного зрителя. Огонек как раз пытался незаметно съесть украденную с обеда котлету, когда пиликающий телефон оторвал его от этого чудесного занятия и спалил перед врачами. Врачи хотя и позволяли ему многое, но пытались быть строгими: либо телефон, либо котлета. Пришлось со скрипом оторвать от сердца честно украденное, ведь чего только не сделаешь ради бестолкового друга! — Как дела? — начал Володя издалека, как будто чего-то опасаясь. По этому тону Огнепоклонник сразу понял: на этот раз семейная ссора настолько серьезная, что друг не уверен в ее положительном исходе и надеется только на своего калеку, точнее, коллегу. — Хорошо живу, купаюсь в бассейне, пью джус, — оптимистично заметил Огонек и показательно громко отхлебнул кофе, который уже никто не смог бы у него отобрать. — У тебя там есть бассейн? — Володя на секунду вынырнул из своих мрачных мыслей, и это означало, что не так уж у него все и плохо… с Поэтом. А вот в отношении мыслительной деятельности он безнадежен. — Что надо? Володя собрал мысли в кучу. Куча неприятно попахивала и норовила растечься во все стороны, как труп бомжа, на две недели забытый в подвале. — Я накосячил… — Я так и понял. — Слушай, тут такое дело… Я нигде не могу его найти и… Эта песенка играла уже столько раз, что Огоньку для ее узнавания хватало первых аккордов. Пел Кризалис, может, и неплохо, но всегда одно и то же — а это надоедает. Огонек уже давно перестал дослушивать до конца. — Он сейчас в «Зазеркалье». И если ты поторопишься принести ему дорогое вино — дорогое, Кризалис, а не как в прошлый раз! — то истерить он будет не очень громко, — Огонек сделал многозначительную паузу, чтобы собеседник осознал всю глубину его мудрости. А затем интонацией кассира, принимающего оплату натурой, закончил: — С тебя сигареты… настоящие, а не «Континент»!.. Хотя нет, дамы не курят… Пожалуй, помаду MAC, не жидкую, матовую, насыщенно-красную rybywoo. Но учти, это два косаря! — Ты куда ею мазаться собрался? — Кризалис, вступив в отношения с Поэтом, перестал удивляться и подобным причудам, и их цене. Он даже знал, что Мак — это бренд косметики, а не фастфуд (Поэт хвалил их тушь, которая стоила, как крыло самолета), но все же Огонька, щеголящего помадой перед работниками и пациентами среднестатистической российской больницы, он представлял слабо. — Поживем — увидим, — загадочно ответил Огонек и сбросил вызов прежде, чем Володя успел бы спросить у него что-то еще. Время — дорого. Если звонки Кризалиса ощущались как долгие и неуверенные шарканья под дверью, которые заканчивались тихим стуком и извиняющимся: «Я могу войти?», то каждое общение с Поэтом начиналось с ощущения, будто тот вполне интеллигентно открывал эту самую дверь с ноги, врываясь при этом не в больничную палату, а в туалетную кабинку, которую Огонек оккупировал, сраженный диареей, и из которой уже никуда не мог сбежать от настойчивого гостя. Если бы данное красочное описание было бы всего лишь анекдотичной аналогией, то его можно было бы посчитать забавным, но, увы, Поэт действительно сейчас ворвался в неприемное время, гипнотизируя всех направо и налево и, бегая по всей больнице, наконец-то обнаружил, где спрятался его сердечный друг. Осознание, что не стоило откусывать от той припрятанной котлеты, пришло к Огоньку слишком поздно. — Чем я могу тебе помочь? — предельно вежливо поинтересовался эксперт по отношениям номер один, достав из-за бачка запасенную на такой случай бутылочку коньяка. Специально просил Кризалиса принести миниатюрную, чтобы прятать было проще. Поэт, к счастью, еще сохранил остатки разума, чтобы не броситься отнимать у друга то немногое, что могло принести тому радость в этой обители здоровой пищи и филиала неуправляемых детей. Даже понимающе прикрыл дверь и зашел в соседнюю кабинку, чтобы разговаривать с Огоньком через перегородку, как грешник, изливающий душу католическому священнику. — Ты сдал меня Кризалису, — не вопрошал, а утверждал Поэт придушенно. — Я теперь не знаю, где от него прятаться! Тут он меня точно не найдет… — Огонек бы с этом поспорил, но решил пока молча дослушать жалобы товарища до конца. — Я ведь всего-то хотел, чтобы он помучился немного, подумал над своим поведением, а он… Заявился ко мне с вином и букетом цветов, которые оборвал здесь же, возле больницы. Я видел пустые клумбы! — Вино он тоже у больницы умыкнул? — Нет, отобрал контрабанду у каких-то бандитов, пришлось вместе от них убегать… — Из-за одной бутылки? — Он принес десять ящиков… Огонек присвистнул и хорошенько так приложился к коньяку. Если Кризалис не подумал о своем больном друге и не отложил ему хотя бы ящик, Огонек точно перестанет ему помогать. Главное, для Поэта он готов на все, а ради своего лучшего друга и помощника даже кастета у гопников не укра… конфискует. — Мало? — усмехнулся Огонек. — За то, что он сделал, его убить, закопать, выкопать, воскресить, снова убить и закопать мало! — с чувством проговорил скороговоркой Поэт и просунул под щель между кабинками руку, на которой наливались яркими пятнами синяки. Огонек посмотрел на протянутое запястье недоуменно и вздернул бровь. После игрищ этих двоих и не такие отметины оставались, только обычно Поэт на них не жаловался. Так что Огонек добросовестно взял ладонь Поэта в свою, покрутил, обнаружил один сломанный ноготь и со знанием дела спросил: — Об морду его маникюр попортил? — Да! — тут же сдал Поэт партнера с потрохами. — Мне Шарлотточка его делала, магические узоры рисовала на удачу в семейной жизни, а Кризалис один узорчик нарушил и все, теперь нас семь лет ждут одни несчастья!!! — О, Господи… — И я о том! Огонек мог бы, конечно, сказать, что не стоило рисковать своими обожаемым ногтями и пытаться поцарапать Кризалису лицо, но в гневе Поэт был страшо́н не меньше, чем его быстро зверевший (и так же быстро остывавший) суженный, и когда силы Гекаты заканчивались, он переходил на более примитивные, но не менее эффективные способы доказать, кто в этой паре главный. Семь лет несчастий (при том, что все прошедшие годы этих двоих нельзя было назвать счастливыми) — это конечно, достаточно серьезно, чтобы таить обиду всю жизнь и прятаться от своего мужчины в туалете больницы. — Идешь к Шарлотте, — непререкаемым тоном начал Огонек, — и просишь отменить порчу. Она гадает тебе на кофейной гуще богатого мужа и троих карапузов, ты успокаиваешься, возвращаешься к Кризалису довольным и радуешь его горячим сексом на полу в прихожей, потому что я сомневаюсь, что вы успеете дойти до дивана… Огонек ошибся — до прихожей они тоже не дошли. Володя ворвался в туалет, сначала распахнув кабинку с флегматично попивающим «джус» Огнепоклонником, извинился, открыл соседнюю, на этот раз не прогадав, и заперся изнутри. Поэт пытался шипеть, что он все еще обижен, и никакие десять ящиков вина и вырванный из клумбы веник не вернут его благосклонность, но все слова потонули в сдавленных стонах, потому что Кризалис хорошо успел его изучить и прекрасно знал, как и в какой момент нужно переходить к решительным действиям. Огоньку оставалось только все это слушать, восхищаться акустикой и посылать всем ссыкунам и засранцам больницы ментальный сигнал не приближаться к этому проклятому месту, если они не собирались пополнить морг своими хладными трупами. Ужасно захотелось закурить. — Как же вы меня все зае… — тихо буркнул Огнепоклонник. Посмеялся разок над их скучной личной жизнью, так эти двое приняли его слова слишком близко к сердцу! Начали эксперементировать и заниматься непотребствами, где попало, искренне считая, что это спасет их отношения. Хотя чего там спасать... Они ж два сапога пара! Ему бы так. Огонек с сожалением заметил, что бутылочка опустела, но окончательно расстроиться и разувериться в справедливости не успел. Кризалис пнул ему под дверь пакет с сигаретами и помадой, а Поэт прицельно, как баскетболист, кинул ему сверху колоду Таро «от одной ведьмы другой». А не так уж и плохо иметь таких эмоциональных и щедрых друзей!.. По крайней мере, они честно платят за потраченные нервы.