Семейные будни

Еще одна бессмысленная неделя прошла незаметно. Он окинул тусклым взглядом холостяцкую берлогу и лег на диван, перед этим выключив свет. Муся, естественно, не поверила, что уже пора спать. Он вслушивался, как она скакала по всему лофту, и надеялся, что она ничего не сломает. С нее станется… Кошке быстро наскучило играть в одиночестве, и она запрыгнула к своему хозяину. Он почувствовал, как громко она дышит и водит носиком, пытаясь мордочкой поднять вверх одеяло и проскользнуть под него. Сама возиться она будет долго, так что он ей помог. И тут же почувствовал, как ее усы защекотали его голени. Приходится согнуть в коленях ноги, позволяя кошке проползти между ними. Кошка надолго застряла под ним, словно попрошайка под мостом, и начала мокро лизать его шершавым язычком. Ему снова стало щекотно и от ее ласки, и от ее горячего дыхания. Она еще и урчала при этом так, будто собиралась его съесть. Но нет, он только-только обновил ее миску. Намекает, что он слишком грязный? Так помылся уже. Наверное, просто благодарила по-своему, по-кошачьи. Он просунул к ней руку и легонечко погладил. Она заурчала еще громче. Любая из уличных кошек могла оказаться на ее месте. И любую он назвал бы Мусей, потому что, как ему потом скажут, у него абсолютно нет фантазии. Но именно эта кошка в свое время взлетела по его ноге, оставляя зацепки на джинсах, и вцепилась ему в толстовку. Это все и решило. Муся была смелой, решительной и отчаянной. А еще ей нужен был человек, чтобы выжить. А ему для этого была нужна кошка. Приходить в пустую квартиру невыносимо. Начинаешь думать… всякое. Кошка держит тебя на плаву. Ты знаешь, что обязан вернуться, потому что без тебя она умрет. Ты не можешь не найти работу, ведь иначе тебе будет нечем ее кормить. Ты приходишь домой, а тебя всегда встречает твое маленькое чудо. Трется об тебя боком и громко мяукает до тех пор, пока не утолишь ее голод. Кошке надоело играть в ниндзя, и она выбралась из-под покрывала. Задумчиво потопталась немного, решая, куда бы прилечь. Сначала легла в ноги, но ей там почему-то не понравилось. Тогда она перебралась ближе к голове. Он слышал от одной женщины, которая привозила к ветеринару своего кота, что тот любил лежать у нее на волосах и в таком положении практиковать молочный шаг. Приятного мало — по крайней мере, физически. Но судя по немного придурковатому лицу, та женщина была просто счастлива от такого проявления любви. А он был счастлив, когда в пустой квартире раздавалось эхо Мусиных шагов. Он всегда мог понять, где именно она находится, когда она начинала быстро перебирать пушистыми лапками. Обычно все вело к разгрому — не раз и не два приходилось вылавливать ее из банок с краской, — но не к ночи. Решившись, она улеглась ему на грудь и довольно затарахтела. Он слышал, кошкам нравится ощущать стук сердца. Это их успокаивает. Вес кошки абсолютно не ощущался. Пушинка. Теперь можно было не следить за ее перемещениями — она уже никуда не уйдет. Он почувствовал, как она подняла голову и начала пристально на него смотреть. Ее взгляд он ощущал даже из-под плотно закрытых век, но решил проверить свою догадку и приоткрыл один глаз. И правда, она на него смотрела. Зачем, интересно? Проверяла, действительно ли он спит или нет? Хотела все проконтролировать? — И кто за кем еще следит, — проворчал он. Муся удивительным образом понимала, когда ему особенно тяжело. Когда рука тянулась к ножу, когда хотел убить чудовище, которым был, вместе с самим собой. Она просто ложилась сверху или рядом. Ему начало казаться, что она была рядом всегда. Маленькая Мусенька. В день их знакомства она показалась ему такой храброй, но на самом деле иногда она вела себя как жуткая трусиха. Например, в грозу. Уходила в туалет и начинала оттуда истошно орать, призывая хозяина спрятаться в «убежище» вместе с ней. Ныкалась в укромное место, но оглушительного мява ей было недостаточно. Один раз он посидел с ней рядом. Просто уместился прямо на полу, а она забралась к нему на колени. Он был весь мокрый из-за того, что попал под ливень. Она морщилась, орала, но упорно вылизывала его, как будто его не самого лучшего состояния ему было недостаточно. Но она его хоть чуть-чуть, но отогрела. Она была его спасительницей. Поэт тоже был похож на кошку. Он вцепился в Кризалиса, как в единственную соломинку, которая помогла бы ему выплыть. Воротил нос от еды, которую ему предлагали. Привередничал, не желая засыпать — не особо-то ему и нужен был этот сон, если честно. Все никак не мог устроиться на спальном месте, и в итоге неизменно выбирал Кризалиса, разваливаясь на нем в самых неожиданных и неудобных позах. Если Поэт мог задохнуться от пушистой жопки Муси на своем лице, то Владимир — от чужой ладони. Или локтя. Один раз это была даже нога, и они потом все никак понять не могли, как Поэт ночью умудрился так извернуться. Поэт так же, как Муся, поначалу был очень насторожен. И прятался в свой уголок, когда надвигалась гроза. Но стоило начать его гладить — довольно закрывал глаза и улыбался. Один раз сам по себе уложил голову Владимиру на колени — и тот осторожно начал перебирать спутанные локоны, боясь спугнуть. — Она любит тебя только потому, что ты ее кормишь, — внезапно заметил Поэт без всяких предисловий. Его взгляд настороженно двигался вслед за Мусей — она играла с фантиком из-под конфеты. — Я же не только кормлю… — Еще ты гладишь ее и предоставляешь ей крышу над головой… хотя наверняка мерзавка считает, что это ОНА тебя приютила, — надменное фырканье. — Но посмотри на нее, она даже ко мне, ее злейшему врагу, привыкла. А все почему? В моих руках была ее еда! Профурсетка без стыда и совести… — Поэт! — Подожди, я не закончил, — Поэт перевернулся на спину и посмотрел на Владимира снизу-вверх. С его ракурса был виден только сильно небритый подбородок. А глаза у Владимира почему-то косили. Видимо, пытался углядеть одновременно и за котом, и за кошкой. — Ты продолжаешь ее любить, даже зная, что она тебя с легкостью променяет? Зная, что она с тобой только из-за денег? — Мы говорим о кошке… — Владимир тяжело вздохнул и успокаивающе погладил Поэта по лицу. — Или о тебе? Как там говорил Рубинштейн, проекции? Поэт поджал губы и закрыл глаза, не желая это обсуждать. Вслух он как бы спрашивал: за что ты любишь эту драную помоечницу? А подразумевал: за что ты любишь меня? Ведь я тебя не… — Уж ты со мной точно не из-за денег. — У тебя их и нет. — Ну, не скажи… — Может, я с тобой исключительно из-за корысти? Как ни посмотри, твой дом лучше моего. И ты — неплохой защитник… Словно пугало на огороде. — Спасибо. — Не за что. Владимир очертил кончиками пальцев его нахмуренные брови и складку между ними. Спустился ниже, прикасаясь к губам, уголки которых опустились вниз. Поэт перехватил его ладонь и прижал ее к себе сильнее. У него всегда такая отчаянная хватка… Как у голодного питомца, дорвавшегося до миски. — Если ты скажешь… — лихорадочный шепот, — что эта кошка здесь только потому, что ты ей нужен… Я отвешу тебе пару пощечин и заставлю читать умные книжки про самоуважение. Поэту и самому такие книжки не помешали бы. Хотя парочку он уже прочитал, так что временами самомнение из него так и лезло. Возможно, он немного напутал понятия, когда выбирал себе чтиво на вечер… — Если бы ты не хотел, чтобы она была здесь, то нашел бы тысячу способов от нее избавиться. Но, как видишь, она только что вцепилась тебе в ноги, а ты делаешь вид, будто этого не замечаешь… — Поэт быстро начал трясти ногой, пытаясь одновременно сбросить нарушительницу и опровергнуть уличительные слова. — Значит, и тебе она зачем-то нужна. — Ну, нет… — стон то ли от боли, то ли от разочарования, что поймали с поличным. — Она мне даже не нравится. Я бы выбрал полностью рыжую, породистую, а не это недоразумение. — Я не породистый и вообще лицом не вышел, но ты любишь нас обоих. — Неправда. Поэт резко приподнялся, едва не ударившись лбом об подбородок Кризалиса, и затянул кошку на диван. Она начала вовсю извиваться и драться. Он с лицом абсолютного равнодушия просунул тонкое запястье между ее зубами, наблюдая, как Муся с урчанием начала обгладывать косточку. Его чувства к Мусильде были необъяснимы. Ладно Кризалис, этот сентиментальный идиот, который тащит к себе любую живность, но он… Человек, который никогда не мог ни о ком позаботиться, человек, у которого даже кактус умер… Позволял кошке с ним драться и кусаться, а потом прижимал ухо к ее животу, чтобы прочувствовать все вибрации, которые она издавала. Он испытывал… умиление и умиротворение. Желание продлить жизнь этого существа на подольше, потому что, к своему ужасу, начал чувствовать себя рядом с ним комфортно. Муся ужасно предсказуема, но никогда не надоедает. Он научился читать ее, предугадывать ее желания. Если раньше он наполнял ее миску, лишь бы перестать слышать отчаянное мяуканье, то теперь — потому что переживал, что она оголодает. И мясо вытаскивал размораживаться заранее, предчувствуя возвращение Кризалиса, по той же причине. Это люди называют любовью? Желание хоть немного порадовать человека или животное, с которым чувствуешь себя хорошо? Которое тоже тебя по-своему понимает и пытается поддержать? — Я рад, что ты со мной остался, — Владимир приобнял свое чудо со спины и поцеловал в висок. Ради этого пришлось сильно отклонить Поэта назад, но тот намекнул, что не против, откидываясь на грудь возлюбленного. — Ты, конечно, этого не покажешь, но я знаю, что ты тоже рад. Они нежно переплели пальцы. Такое у них в этот день было меланхоличное настроение — не бежать куда-то, не ссориться, срывая голос, а просто быть рядом, пока это еще возможно. Просто любить. — Но голос в душу проникает, как вспоминанье лучших дней, и сердце любит и страдает, почти стыдясь любви своей…