***
(События после смерти Лю Цингэ в первой жизни) Последнее, чего хотел Лю Цингэ, это быть привязанным после трагической смерти к своему убийце. Точнее так думают окружающие. Этот факт все ещё причинял неудобства Лю Цингэ, который не мог поверить, что его боевые братья и сестры действительно считали так. И даже Лю Миньянь. Особенно Лю Миньянь. Шэнь Цинцю, который пытался спасти его, который не смог, он же и плакал после своей неудачи над трупом Лю Цингэ. Слезы на щеках мужчины потрясли Лю Цингэ. Никогда во всех мирах он бы не подумал, что Шэнь Цинцю будет плакать. Из-за него. Разум Лю Цингэ закоротило, как и всякий раз, когда он вспоминал произошедшее в пещерах Линси. Что бы ни произошло, а результат таков, что его душа оказалась каким-то образом привязана к Шэнь Цинцю, он ничего не мог с этим сделать. Максимум — пять метров. Поэтому с огромной неохотой ему пришлось участвовать в жизни своего боевого собрата. Даже несмотря на то, что он пытался спасти его, Лю Цингэ не хотел быть замешанным в каких-либо делах другого человека, тем более, что он сам об этом не подозревает. Это ужасно грубое нарушение границ. О чем Лю Цингэ вспоминает лишь пару лет спустя, будучи последним человеком, кто беспокоился об этом при жизни. Главной причиной недовольства всей этой ситуации несомненно то, что каждый раз Шэнь Цинцю разрушал привычную картину мира Лю Цингэ. Шэнь Цинцю испытал отклонение ци, из-за чего был в абсолютном хаосе, и вероятно это помешало ему защитить себя от обвинений. Однако, будто этого мало, он даже не пошел на Цяньцао, и Му Цинфан не настоял на посещении. Как человек, которого целитель часто вылавливал из-за малейшей царапины, Лю Цингэ не понял, почему он не сделал этого же с Шэнь Цинцю. Который, очевидно, стоял лишь благодаря непонятному упрямству, а его кровь на одеждах не была чьей-то шуткой. Стоя в бамбуковой хижине, Лю Цингэ хмуро наблюдал, как Шэнь Цинцю упал на свою жёсткую кровать и не двигался всю ночь. Поведение неразумного человека, испытавшего отклонение ци и дравшегося с демонами, защищая секту, что поспешила обвинить его в убийстве своего брата. В груди сплетались ярость и недоверие. Чтобы точно доказать отсутствие здравого смысла, на следующий день Шэнь Цинцю встал на рассвете, привел себя в порядок в Тихом пруду и засел за рабочий стол. Лю Цингэ был занят любованием бамбуковым лесом, не желая подглядывать за ним, а после неодобрительным парением над плечом Шэнь Цинцю. Мужчина работал весь день, прервавшись лишь на посещение собрания Повелителей пиков, где выслушал очередные обвинения. Лю Цингэ тихо кипел рядом, мечтая воплотиться и накричать на всех присутствующих. Черт возьми, почему даже Юэ Циньюань? Разве он не был тем, кто предпочитал Шэнь Цинцю всем остальным? Как можно лелеять кого-то, не доверяя ему? Вы вообще проводили расследование? Лю Цингэ требовал, чтобы Шэнь Цинцю защищался. В конце концов, его боевая честь также была запятнана якобы предательством шисюна. Уж лучше пусть будет известно, что Бог Войны умер, пытаясь прорваться на следующий уровень, по крайней мере это правда. Шэнь Цинцю указал, что сам пострадал от отклонения ци, но никто не выглядел убежденным. В итоге собрание распустили, и он улетел на свой пик, а вслед понеслись горькие проклятия. Лю Цингэ последовал за ним, заставая момент, когда Шэнь Цинцю вызвал своего главного ученика. Долговязый парень предстал перед Повелителем пика в ожидании. — Сообщите этому мастеру о состоянии учеников, принявших участие в отражении нападения на пик Цюндин, — приказал Шэнь Цинцю, глядя на своего ученика как на червя. Мальчик сглотнул и предоставил устный отчёт, закончив его неуверенным: —… Ло Бинхэ в полном порядке. Он поднялся с утра и занялся обычными делами. Не похоже, что он выглядит уставшим, и Нин-шимэй говорила, что он ведёт себя как обычно. Лю Цингэ задумался, припоминая маленького щенка, что дрался в последнем раунде. Он не понимал, для чего Шэнь Цинцю понадобился физический культиватор, ранее подозревая, что он украл его на церемонии отбора лишь назло. Лю Цингэ узнал мальчика по кудрявым волосам, он хорошо вырос на пике учёных. Хотя он все равно выглядел слабым, победив демона каким-то чудом. Шэнь Цинцю отпустил мальчика. Он застыл на стуле, с лёгким замешательством глядя в стену. Веер не скрывал его чувств, и Лю Цингэ было любопытно, что привело его в смятение. Ответ был дан, когда мужчина со вздохом вернулся к своему столу и достал журнал, заполненный практически до конца. С удивлением Лю Цингэ понял, что это записи об учениках. Ло Бинхэ посвящены две страницы, в отличие от других детей, некоторым из которых Шэнь Цинцю уделил лишь половину одной страницы. Всё-таки у него возникли проблемы с обучением физического культиватора. Лю Цингэ цокнул и начал читать заметки. «…Высокие жизненные показатели. За шесть месяцев проживания в дровяном неотапливаемом сарае ни разу не заболел». «…Не умеет расставлять личностные границы. Предпочитает занимать позицию наблюдателя». «…Ло Бинхэ снова получил выговор от мастеров зала. Не знаю, что делать с этим ребенком. Он совершенно не желает учиться, постоянно пропуская занятия, а его развитие застопорилось в самом начале». «…После приказа перевести его в общежития, продолжает спать в дровяном сарае. Возможно ему некомфортно в присутствии других людей. Подключение талисманов тепла не повлияло на его показатели. Высокая выживаемость». Лю Цингэ проследил за новой записью: «Ло Бинхэ выстоял против Старейшины демонов с практически отсутствующим развитием. Битва не истощила его, иммунная система Ло Бинхэ выдержала отсутствие отопления. Границы его здоровья все ещё не выяснены». Так вот как учит Шэнь Цинцю? Лю Цингэ никогда не вел записей о своих паразитах, предоставив процесс обучения своим мастерам и появляясь лишь для проверки их навыков. Очевидно, что у Шэнь Цинцю какая-то своя система оценивания. Теперь Лю Цингэ понимает, что пристальный презрительный взгляд, который напряг его во время выбора бойца для третьего раунда, на самом деле был внутренним раздражением на непонятного ученика. У истощенного и раненого Повелителя пиков не было другого выхода кроме как принять правила чужой игры. Он пытался протянуть время, пока главный ученик Цюндина вызывает подмогу. Так Шэнь Цинцю сыграл в комбо: получил достаточно форы и проверил ученика. Лю Цингэ не стал бы заморачиваться аккуратным подходом Шэнь Цинцю. Это все бессмысленно для него, он мог просто подраться с ним. С неохотой Лю Цингэ признал, что высокомерный отчужденный учёный вряд ли будет вести себя как он. Итак, у него проблемы с учеником. Если бы их отношения не были отравлены ядом недоверия, взаимным презрением, то Шэнь Цинцю мог бы попросить Лю Цингэ помочь. Хотя нет, это слишком нереально. В тот вечер Шэнь Цинцю не ложился спать всю ночь, занимаясь многочисленными бумагами, о которых Лю Цингэ никогда не подозревал раньше. Шэнь Цинцю не впустили на похороны. Лю Миньян стояла у входа, напряжённая прямая как стрела, ее красные глаза горели такой ненавистью, что Лю Цингэ замер, хоть и не являлся получателем. Ци Цинци была рядом с ней, поддерживая стремления своей ученицы. Не остановившись на этом, всем ученикам Цинцзин дали отворот. Лю Цингэ молчал. Не потому что его никто не услышит, а потому что не понимал, что сказать. Ярость Лю Миньянь… Он понимал ее чувства. Он бы поддержал ее, если бы вероломный убийца пытался проникнуть на похороны своей жертвы. Однако Шэнь Цинцю не был таковым. Шэнь Цинцю потерпел неудачу, но Лю Цингэ погиб бы и без его попытки помочь, слишком жестоким было его отклонение. Он получил раны, вышел с трупом своего шиди и высохшими слезами, ему пришлось отбивать нападение демонов, несмотря на явный душевный разлад, пытаться защитить секту и спасти учеников, а затем работал сутки, решая проблемы пиков Цинцзин и Байчжань. Всю документацию военного пика у него забрал Юэ Циньюань, в лёгком неодобрении осмотрев бумаги прямо перед Шэнь Цинцю и сообщив, что отныне доступ на эту вершину для него закрыт по единогласной просьбе всех учеников и мастеров. Лю Цингэ закрыл глаза, не желая смотреть на неожиданную уязвимость своего шисюна. Она появилась в тот момент, когда Шэнь Цинцю в одиночестве возвращался на Цинцзин, окружённый осуждающими гневными взглядами, объявленный персоной нон-грата. Будучи то ли духом, то ли отпечатком души Лю Цингэ практически не ощущал течения времени, отмечая пройденный день лишь благодаря солнцу. Его распорядок не отличался разнообразием, потому что он зависел от распорядка дня Шэнь Цинцю. Большую часть времени будучи живым Повелителем пика Байчжань Лю Цингэ проводил за пределами секты, возвращаясь лишь для ежемесячных проверок, собраний и по просьбе Юэ Циньюаня. Повелитель пика Цинцзин от рассвета до заката занимался работой, о которой Лю Цингэ никогда раньше не подозревал. Он не задумывался, где находится Шэнь Цинцю, полагая, что где-то на своем пике. И это недалеко от истины. Только в мыслях Лю Цингэ далеко не забредал, смутно представляя, как злобный недовольный шисюн бродит и бросается оскорблениями, высокомерно плюясь на другие вершины. В общем, он просто не представлял Шэнь Цинцю за работой, так как мысленный образ вызывал у Лю Цингэ диссоциацию с вечным предубеждением против него. Что ж, похоже этот человек намеревался разрушить все, во что верил Бог войны. От шести до десяти часов он мог копаться в бумажках. Лю Цингэ считал, что его заваливают документы в один из редких визитов на пик. Он ошибался. Оказывается часть бумаг Байчжань зависала на Цинцзине. Впрочем, Юэ Циньюань забрал все ещё в тот визит перед похоронами. Лю Цингэ испытывал смешанные чувства по этому поводу. С одной стороны, он был вообще не в курсе, что Шэнь Цинцю выполнял его работу. Он был рад, что ее вернули на пик Байчжань или на стол лидера секты, потому что так правильнее. С другой стороны, он был разочарован причиной. А также немного рад, что у шисюна теперь меньше забот. Шэнь Цинцю бы посмеялся. Он просто пошел и устроил генеральную проверку, нагрузив себя, своих мастеров, старших учеников. Все, что двигалось и дышало на Тихом пике, теперь пыталось не умереть от усталости. Ко всему прочему, у этого человека все ещё оставались занятия с прогрессивной группой, встречи с мастерами, практики совершенствования. Лю Цингэ просто хотел иметь возможность встряхнуть худые плечи и отправить его спать. Серьезно, прошел месяц. Лю Цингэ заметил это только потому, что ему пришлось посетить собрание глав пиков. Он захотел уйти оттуда через пять минут. Стоя за спиной Шэнь Цинцю, он видел не шутливые перебранки своей боевой семьи, как это было для него, а отчётливую зону отчуждения. Насмешки и лёгкие тычки обрели другой смысл, когда человек лишь огрызался в ответ. Это все очень напоминало травлю. Всегда ли он невольно участвовал в этом? Всегда ли это выглядело так ужасно? Или его смерть обострила ситуацию, и вместо указующих пальцев на свет вышли ножи? Лю Цингэ не знал. Он даже не возмущался, когда тем же вечером проскользнул вслед за фигурой в бледно-зеленом и белом за пределы секты. Никогда бы в жизни праведный сын семьи Лю не подумал, что поход в бордель станет необходимостью. Он не мог больше находиться там. Шэнь Цинцю вошёл в Теплый красный павильон, как к себе домой. Атмосфера таинственности, загадочных улыбок, шёпота окружила их, ровно как и стайка прекрасных цветов. Почему-то их улыбки казались искреннее чем вежливые от членов Цанцюн. Девушки щебетали, спешили рассказать какие-то сплетни, аккуратно ведя Шэнь Цинцю наверх. К огромному сожалению Лю Цингэ, который всё-таки не готов наблюдать за личной жизнью своего шисюна, комната слишком большая. Прямо в центре располагались мягкие сиденья, напоминавшие огромные подушки, расставленные кругом. Туда-то и направилась вся компания. Следующие два шичэна Лю Цингэ пришлось снова пересмотреть свои взгляды. Проститутки изменили свое поведение за закрытыми дверьми. Они интересовались, что за чёртовы слухи о смерти Повелителя Байчжань ходят вокруг. Одна девушка хмуро выразила надежду, что это никак не относится к "гэгэ". Те, что выглядели постарше и пришли позже, даже обращались к Шэнь Цинцю как "Цзю-эр". Будто меч Сюя был их сыном. Шэнь Цинцю не стал просвещать их в подробности, но по их лицам стало понятно, что его скрытность никого не обманула. Когда пришла пора возлечь на кровать, Лю Цингэ в задумчивости упустил этот момент. Он очнулся, когда его шисюн устроился в объятиях проституток в нижних одеждах и просто уснул. Все последующие визиты в Теплый красный павильон ограничивались лишь сном рядом с девушками. Грусть накапливалась в груди Лю Цингэ с каждым годом, проведенным рядом с Шэнь Цинцю. Но прошлое не вернуть, как и сказанные в порыве слова. Он умер. Шэнь Цинцю жил. Никто из них не был рад.***
(Возвращаемся в настоящее, вторая жизнь Лю Цингэ, события после отклонения ци на миссии с Шан Цинхуа и Не-шисюном) Пик Цюндин встречает его организованными стайками учеников, и Лю Цингэ приходится потратить две секунды на то, чтобы разделить две жизни в своей голове. Он вспоминает, где обычно находился Юэ Цинъюань будучи главным учеником, и уверенно идёт в его кабинет. Из всех только будущий лидер секты имеет отдельное помещение от своего шицзуня, так как объем работы не позволяет двум людям находиться рядом. Это значительно облегчает жизнь Лю Цингэ, когда он врывается внутрь, закрывает дверь на замок и идёт к удивлённому Юэ Цинъюаню с решительным выражением лица. Он получил Сюаньсу спустя три попытки. Он его Юэ Цинъюань. — Где Шэнь Цинцю? — Лю Цингэ хлопает ладонями по столу, нагибаясь к молодому мужчине. Благодаря этому он видит, как широко раскрылись глаза напротив. Шок подтвердил подозрения Лю Цингэ. Да, он тоже помнит. — Ты помнишь, — слабо говорит Юэ Цинъюань. — Где Шэнь Цинцю? Юэ Цинъюань отмирает, отводит взгляд в сторону и вздыхает. Он ведёт себя почти также, когда загнан в угол непонятной виной перед другим Повелителем. — Сначала присядь, Лю-шиди, — предлагает он. Лю Цингэ с хмурым лицом следит за указующим жестом и садится на стул посетителей, не сводя требовательного взгляда. — Как много ты помнишь? — Все, — отрезает Лю Цингэ, не желая тратить время. Привычка откладывать ответ в пользу своих вопросов никогда раньше не раздражала так, как сейчас. — Где Шэнь Цинцю? Его нет в Цанцюн. Ты должен знать, где он. Будущий лидер секты словно погружается в глубину чего-то, что никто из них сейчас не хотел чувствовать. Возможно это связь между ними, образовавшаяся после смерти Юэ Цинъюаня. Возможно это связь боевых братьев, которую хотел, но не смог разорвать Лю Цингэ. — Я вспомнил лишь, когда забрал Сюаньсу, — тихо говорит Юэ Цинъюань, поднимая голову. — Сяо Цзю сказал мне не приходить за ним. Он сказал, что сбежит и не будет меня ждать. Когда я вспомнил, было уже поздно. Он не пришел. И больше не ждал меня. Лю Цингэ не знал, какая именно история связала двух его боевых братьев. После суда он понял, что Шэнь Цинцю не являлся тем, кем всегда его считали. Он не был молодым мастером из благородной семьи, спустившим лучшие годы для культивирования на развлечения. Шэнь Цинцю был рабом. Вся эта история с Цю внушала Лю Цингэ скептицизм. Он уже избавился от большей части своих предубеждений, которые помешали ему разглядеть настоящую натуру своего шисюна. Поэтому, в отличие от других людей, он остановил себя от немедленного осуждения. Во-первых, женщина не принесла никаких доказательств кроме своего рассказа. Ну и слез. Почему-то этого было достаточно, чтобы суд воспринял обвинения правдивыми. Во-вторых, не было никакой причины, почему бы Шэнь Цинцю укусил руку, которая его кормит. Этот человек никогда по-настоящему не атаковал своих братьев и сестер. На самом деле, стоя за его плечом, Лю Цингэ вдруг остро осознал, что все его острые слова и плевки больше напоминали защиту. Смена угла обзора позволила Лю Цингэ понять, как одинок его шисюн. И как несправедлива к нему его собственная боевая семья, нападая всей толпой. Когда-то Лю Цингэ был одним из них. И даже когда его притесняли, он не действовал в ответ. Единственным оружием, направленным против, был его острый как кинжал язык. Так почему же юный освобожденный раб должен был убить всех мужчин в доме Цю? Это приводит к третьему пункту. Как пятнадцатилетний пацан смог убить взрослых мужчин, в число которых входит и вооруженная охрана? И почему тогда неблагодарная тварь не убила женщин? Вина в глазах Шэнь Цинцю намекала, что возможно он участвовал в бойне. Но не отменяла вопросов. Избирательность жертв по половому признаку, неприязнь физического контакта, жестокость с мужчинами, ночные кошмары приводили Лю Цингэ к выводу, от которого кислота затопила его желудок. Картина уставшего мужчины с темными кругами под глазами, что смог заснуть лишь в объятиях проституток под их нежный шепот, вставала перед глазами. — Я снова опоздал. На этот раз особняк Цю никто не поджигал, и все жильцы живы. По крайней мере, в этой жизни Сяо Цзю не стал их убивать. Это отвлекло Лю Цингэ от размышлений. — Расскажи мне, — почти приказал он. — Все, что ты знаешь о детстве Шэнь-шисюна. — Если я правильно тебя понял, то ты был с ним с момента своей смерти, — Юэ Цинъюань дождался кивка и продолжил: — Значит, ты видел судебный процесс. — Точнее фарс, который вы все поддерживали. — Сейчас я понимаю, что так и было. Ты уже знаешь, что Цинцю-шиди был рабом, прожил какое-то время у семьи Цю, затем убил их и стал учеником демонического культиватора, У Яньцзы. Однако он был не единственным с подобным происхождением. Мы с Цинцю-шиди, оба, когда-то были просто Ци и Цзю, рабами с цифрой вместо имени. Оттуда, с улиц, началась наша история знакомства. Далее Юэ Цинъюань рассказал об их детстве, не вдаваясь в подробности. О том, что привело Сяо Цзю в дом семьи Цю, а Ци-гэ под порог горной секты Цанцюн. Лю Цингэ сжимал кулаки, услышав часть про «сломанные ноги Сяо Цзю», из-за которых он не смог присоединиться к секте вместе с названным братом. Как Юэ Цинъюань дал обещание спасти его и опоздал, поторопившись установить связь с Сюаньсу. Их следующая встреча произошла уже на Конференции Альянса, где Шэнь Цзю убил У Яньцзы, защитив Юэ Ци, и последовал за ним. — Я не думаю, что у Цю ему было хорошо. По крайней мере, не так, как рассказывала Цю Хайтан. Однако к тому моменту я был уверен, что он убил тебя, я верил, что опровержение одного обвинения ничем не поможет Цинцю-шиди. — И ты отдал своего шиди прямо в руки демону, — постановил Лю Цингэ, наслаждаясь тем, как вздрогнул собеседник. Чужие плечи опустились под невидимым грузом вины. — А затем погиб сам. — Я снова опоздал, — прошептал Юэ Цинъюань, закрывая глаза ладонью. — Когда Ло Бинхэ прислал его отрезанные ноги, я… До меня дошло, что произошло. Словно до этого я жил в каком-то тумане, веря, что все обойдется. Сяо Цзю вел себя как обычно, когда мы встретились в Водной тюрьме после суда, даже прогнал меня. — Он спасал тебя, — отстранённо сказал Лю Цингэ. — Шэнь Цинцю всегда спасал тебя. Пытался спасти меня. Защищал нашу секту, даже когда все вокруг отреклись от него. Все это результаты наших общих ошибок, однако заплатил по счетам в итоге тот человек, от которого никто не ожидал подобного благородства. Лю Цингэ проигнорировал дрогнувшие плечи. — Ты выяснил, куда он мог пойти? — Я искал его три года, с момента как вспомнил. Цю не знают, куда пропал их раб. — Так значит его всё-таки не освободили, — Лю Цингэ приподнял бровь, вспоминая, как яростно ругалась женщина с зелёными глазами в зале суда. — А сколько шума было от нее. — Я получил его купчую, — заверил Юэ Цинъюань, придя в себя после непродолжительного срыва. — В любом случае сейчас Цинцю-шиди свободный человек. Касаемо Цю Хайтан… Последующий рассказ приводит Лю Цингэ в ярость. — Итак, ты увидел, что сотворил «честный и благородный» Цю Цзяньло с собственной сестрой и до сих пор сомневаешься, что Шэнь Цинцю в их доме было плохо?! — Нет! — также эмоционально ответил Юэ Цинъюань, подскакивая с места. Его больные глаза покраснели. — Ты сказал, что «не думаешь, что ему было хорошо»! — Лю-шиди, я имел в виду, что мы не знаем, чему именно подвергся Цинцю в их доме. Я уверен, что ничему хорошему, но… — Я был с ним долгие годы, — прервал несвязную речь Лю Цингэ, не желая слушать оправдания шисюна. — Все слухи, что бродили вокруг него, ложные. Начиная от моего убийства и заканчивая развратным поведением. Юэ Цинъюань нахмурился в недоумении. Когда он появился в Водной тюрьме, у них с Лю Цингэ было очень мало времени на нормальное обсуждение. Он едва пришел в себя при виде того, во что превратили его Сяо Цзю. Он не слушал криков Лю Цингэ, набрасываясь на вероломного ученика, бросившего осколки Сюаньсу перед Сяо Цзю. Юэ Цинъюань узнал лишь, что Сяо Цзю не убивал Лю Цингэ, и этого было достаточно, чтобы его душа чуть не раскололась от вины. — Что ты имеешь в виду? Мир, в котором Сяо Цзю не виноват ни в одном из вменяемых ему грехов, должен быть прекрасным. — Я полагаю он никогда не объяснял, потому что никто не поверит, что мужчина ходит в бордель лишь для спокойного сна. Но я видел это собственными глазами. Шэнь Цинцю преследовали кошмары, и лишь в компании женщины он спал спокойно. Открывшаяся правда поразила Юэ Цинъюаня. И открыла новую глубину пропасти между ними. Действительно, прошли годы, когда он понимал своего Сяо Цзю, не так ли? Ци-гэ не заслуживает доверия, он даже не подозревал, что Сяо Цзю мучают ночные страхи. Он даже бежал от них в сомнительные продажные объятия, и те женщины справились со своей задачей лучше чем он. — Наказания на пике Цинцзин никогда не будут хуже чем на моем собственном и уж тем более не сравнятся с пиком Кусин, — продолжил Лю Цингэ. — Шэнь Цинцю никогда не саботировал развитие своих учеников. На самом деле его подход к обучению более углублен чем у кого бы то ни было. Я знаю, потому что я в курсе системы обучения Сяньшу, единственной вершины помимо моей, чьи ученики способны конкурировать с Цинцзин. — Откуда тогда появились все эти слухи? — наконец, Юэ Цинъюань задумался над всеми странностями, что привели к краху Повелителя пика. — Возможна ли… Диверсия? Лю Цингэ кивнул. Он тоже так считал. — Сначала избавились от меня, — указал он, и глаза Юэ Цинъюаня расширились. — Я мог бы впасть в отклонение ци, но оно никак не должно было быть фатальным. На самом деле этот вопрос расследовал Шэнь Цинцю в той жизни, — признался Лю Цингэ, переставая выдавать чужие мысли за свои. — Так Сяо Цзю даже искал причину, — мягкая улыбка озарила лицо будущего лидера секты. В его горле скопился комок от осознания, что даже после того, как его боевая семья отказала ему в доверии, он все ещё пытался найти источник зла. — Незадолго до моего уединения я подвергся нападению демонических культиваторов. Они напали неожиданно и также резко ушли, и я бы забыл об этом, но Шэнь Цинцю напомнил. Во время боя один из них играл на заднем фоне на гуцине. Юэ Цинъюань нахмурился. — Так? — Шэнь Цинцю пришел к выводу после изучения отчёта о миссии, что либо меня отравили либо виной тому музыка. — Но ты не ел ничего подозрительного? — Нет. Игра на гуцине никак не помогала его союзникам, и они ушли сразу, как только он закончил. Так что думаю все дело в песне. — Я никогда не слышал ранее, что музыка может привести к отклонению ци. Это очень важная информация. — Полагаю, — кивнул Лю Цингэ. — Шэнь Цинцю разработал мелодию, вносящую сумятицу в ци, пытаясь понять возможно ли это. Юэ Цинъюань искренне удивился. Его брови слегка приподнялись, демонстрируя недоверие к словам Лю Цингэ. — Он зашёл так далеко, что даже написал подобную мелодию?.. Почему-то Лю Цингэ ощутил иррациональную гордость за своего колючего шисюна. Конечно, у него не было логической причины гордиться, это не он придумал разрушительную для чужого развития мелодию, но… Это же из-за него Шэнь Цинцю позаботился проверить свою гипотезу, верно? — Ах, я никогда не перестану восхищаться талантом Цинцю-шиди. Лю Цингэ кашлянул, отвлекая лидера от непонятного настроения. — В любом случае, сначала секта потеряла меня. Логично, что следующей целью стал Шэнь Цинцю, как наш тактик. — Но слухи начались до твоей смерти. — Это лишь доказывает, как высоко вражеская сторона оценивала его, — пожал плечами Лю Цингэ, не видя противоречий. Юэ Цинъюань потёр глаза. — Вероятно после моей смерти низвергнуть Цанцюн стало простым делом. Четверо… Нет, пятеро Повелителей пика отсутствуют. — Пятеро? — Шан-шиди так и не был найден, — пояснил Юэ Цинъюань. — Незадолго до получения… Письма от Ло Бинхэ Вэй Цинвэй отправился исследовать скрытое царство и был заперт в нем. — То есть единственным бойцом в секте стала Ци Цинци. Они замолчали, представляя, что могло произойти после смерти Шэнь Цинцю.***
Лю Цингэ провел годы в поисках Шэнь Цинцю. А когда нашел, то испытал одновременно злость и радость, потому что этот чертовски умный человек спрятался так, что Лю Цингэ никогда бы не догадался! Стоило ли упоминать, что он искренне считал главную ученицу Хуаньхуа подлой, скользкой и насмешливой с первой их встречи? Умоляю вас, это что судьба?