dying light aikon drabbles

Ночь уже пару часов как вступила в свои законные права, с радостью приветствуя на улицах Вилледора порядком заскучавших зомбарей, которые не прочь размять косточки (или что у них там внутри) после целого дня прятания от солнца. Сегодня было холодновато, ветер немного трепал макушки деревьев, пролезал в дыры верхних домов и крутил лопасти вновь освоенных недавно ветряков. Эйден смотрел в потолок и теребил край одеяла. Ноги гудели после целого дня беготни, хотелось спать, но никак не удавалось забыться. Еще и это извечное кряхтение и оры внизу — настоящий белый шум этого времени. Звуки для сна, блять. Мысли не замолкали, заставляя беспокойно носиться от одной к другой, ни одну толком не додумав нормально. Жива ли Мия? Что она делает? Не кинет ли Хуан? Чего опять «любезно» попросят миротворцы? Что поесть завтра? Где-то была парочка кристаллов с одной из недавних вылазок. Нужно зашить дыру в штанах. И где Хакон? Хакон. Вот о нем совершенно не хотелось думать, но как назло, Эйден не мог прожить и дня без мыслей о паршивце. Куда пропал? Может, уже давно сожрали кусаки, и даже могилы не будет у бедного? Нет, это же Хакон. Он как таракан, с ним ничего не случится. Да и вообще слишком много чести думать о том, кто не появляется уже две недели и пять дней. Почти шесть. Нет, он не считает. После примерно получаса потуг дремота начала брать свое, но наконец провалиться в долгожданный сон не позволил резкий треск рации, неприятно бьющий по ушам. Эйден разлепил потяжелевшие веки и поморщился. Какого хера, умер что ли кто? — Шкет, — пропитый голос Фрэнка был последним, что сейчас хотелось слышать. Он только собирался окунуться в здоровый восьмичасовой сон, елки-палки. — Тебе нужно в «Рыбий глаз». — Нахуя? — пилигрим даже не стал церемониться. Да ладно, этот мужик всегда именно в таком тоне с ним и разговаривал, вообще-то. — Приходи, сам увидишь. Конец связи. Первой мыслью закономерно стало забить и лечь спать, но это так не работает, конечно. Интерес возник, подогревается и уже явно никуда не денется. Спасибо, что эта комнатушка недалеко. Закусочная встретила его шумом, искусственным светом, громкой музыкой и толпой полупьяного народа. Блеск. Постояв три секунды на входе, Эйден уже пожалел, что явился сюда, но все же двинулся вперёд на поиски алкаша. Долго искать не пришлось. Он моментально забыл про Фрэнка, когда увидел на пошатывающемся столе в центре зала Хакона, пьяного в дрова, орущего какой-то бред и делающего неловкие попытки танцевать. Каким чудом он ещё не ебнулся, оставалось непонятным. Эйден нервно сглотнул и подошёл ближе, стараясь оставаться незаметным. Не так он ожидал встретиться. Да и вообще, какое он имеет отношение к бухому Хакону. — Забери этого отсюда, я тебя прошу, — на плечо опустилась тяжёлая рука, а уха коснулся громкий голос — мужик старался перекричать музыку. — Насильно его никто отсюда не уведёт. — А причем здесь, собственно, я? — парень задал вопрос в пустоту, потому что Фрэнк уже съебал, маяча перед глазами удаляющейся голубоватой курткой с коричневой кожей в районе плеч. Бля-е-стя-ще. — Эйден! — парень услышал за спиной перевозбужденный ор Хакона. Ну сука. — Ты тоже здесь! Пилигрим развернулся и зло уставился на звезду вечера, сложив руки на груди. Только хотел спокойно уйти, да что ж такое. — Иди… сюда, повеселись… с нами… — товарищу было уже совсем хреново, потому что он икал через слово и явно держался на ногах все хуже и хуже. За пару секунд Эйден прошел этап отрицания и смирился с тем, что сегодня эта туша на его ответственности. И даже совести. — Пойдем домой, пьянь, — он нехотя разомкнул руки, с силой вытягивая их вниз в кулаках, и подошёл к Хакону с протянутой ладонью. Тот довольно улыбнулся и, кажется, собирался принять помощь, но что-то пошло не так и он уронил свою тушу прямо на Эйдена, особо не заботясь о его комфорте. Пилигрим чудом удержался на ногах не без помощи толпы сзади, на которую они вместе бессовестно оперлись. — Малыш… ты здесь… — пробормотал мужчина куда-то в ухо, согревая раковину теплым дыханием и разгоняя рой мурашек по всему телу. Хакон стремительно собирался отключаться. Эйден вдруг понял, что у него есть несколько минут от силы, чтобы дотащить его в убежище, иначе их дела плохи. Ночевать в «Глазе» не хотелось. С Фрэнком за стенкой, ага. Пробираться сквозь толпу стало гораздо сложнее с таким грузом под боком, но Эйден справился. Только Хакон по пути упорно делал неуклюжие попытки с кем-то заговорить, от чего хотелось бросить его тут же, немедленно. Всё равно не сможет догнать. Свежий воздух подействовал отрезвляюще, стоило сделать несколько вдохов. Хакон заметно взбодрился, а после небольшой бутылки воды прямо в морду лица вообще, можно сказать, пришел в себя. Правда, был жутко недоволен. — Значит, вот ты как, да… — он предпринимал попытки жаловаться с заплетающимся языком, пока пилигрим пыхтел и тащил пьяное тело по крышам, иногда тихо матерясь. В таком состоянии был очень велик риск головокружения, а в комплекте с беготней и прыжками на высоте он еще больше увеличивался, и Эйден мысленно молился, чтобы этот уникум не изверг на него содержимое своего желудка. Прошло немного времени, и они сумели добраться до убежища. Эйден открыл дверь ногой и из последних сил втащил уже порядком надоевшего спутника, с шумом кинув его на кровать. Сам сел на стул рядом, чтобы отдышаться. Тяжёлый, зараза. — Всё, Хакон, сладких снов, давай, — чуть отдохнув, пилигрим встал, чтобы вытащить из-под него одеяло (своё, блин, одеяло) и укрыть несчастного. Стоило ему только наклониться над матрасом, в него вцепились сильные (внезапно!) руки, заставляя посмотреть в большие темные глаза напротив. В фиолетовом свете они выглядели как-то по особенному волшебно, и Эйден на пару секунд залюбовался. — Т-тебе кто-нибудь говорил... какой ты красивый? — серьезно выдал Хакон, словно не был готов отключиться буквально минут десять назад. Что за человек. Несмотря на свое состояние, он смотрел в голубые глаза очень даже осознанно, словно до этого притворялся. — Да. — И кто же? — недовольно пробурчал мужчина, почти по-детски надув губы. Эйден усилием воли подавил смешок. — Один молодой человек из дома Сверре. — Не помню такого дома в Вилледоре, — пробухтел Хакон с еще большим недовольством, кутаясь в одеяло. Эйден вновь подавил смешок и стал выискивать свой спальник в тусклом свете ламп. Хотелось, конечно, поспать на собственной кровати, укрывшись одеялом, как нормальные люди, но даже если бы он захотел сейчас прогнать Хакона, то ничего бы не вышло — тот давно уже храпел, наконец уснув. Эйден взглянул на звёздное небо в окне, потом на слегка фиолетовое лицо Хакона. Улегся в спальник, недовольно ворочаясь, и закрыл глаза. Эта ночь получилась крайне странной, но он не удивлен. В этом городе вообще редко бывали ночи, когда ты просто спишь и просыпаешься утром, как нормальные люди. Но с Хаконом было по-другому даже в этом непостоянстве. Он вызывал у Эйдена массу различных чувств, иногда раздражая до трясучки, а иногда забирая возможность дышать на какое-то время. С ним всегда было непредсказуемо, но в этом ощущалась некая стабильность. Пилигрим не был готов признаться себе, как он незаметно для себя подсел и уже не представлял своей жизни без этого всего. Без шуточек, таксистких баек, рассказах о бывших жёнах, всегда внезапной серьезности, без «малыш» и ласковых потрепываний по макушке. Он напоследок взглянул на незваного гостя, уютно зарывшегося в одеяло, и закрыл глаза, устраиваясь поудобнее. Окна и дверь были заперты, и стало пахнуть не только ромашками, но и алкоголем. Фиолетовый свет уже не бил по глазам, как в первое время в городе, наоборот убаюкивая. «Какая ж ты скотина, Хакон», — едва слышно прошептал Эйден скорее в воздух, чем кому-то. Ответом ему стало тихое похрапывание и шумящие деревья.