dying light aikon drabbles

      Уходить странно. Как будто план был какой-то другой. За эти несколько месяцев Эйден будто впервые за последнее время снова вернулся к жизни, если его топтание земли ногами до Вилледора можно было назвать жизнью вообще. Он, оказывается, столько всего не знал, столько всего не чувствовал. Это не новость — пилигрим всегда понимал, что мало знает о допаденческих временах, но никогда не мог бы представить, как ему всего этого не хватало, с какой легкостью вся эта новизна подошла ему и заставила сначала выглянуть из кокона, а потом даже осмелиться выйти.       Среди лесов, рек и безлюдных местностей было парадоксально спокойнее, чем среди себе подобных в Вилледоре — если тебе и нужно спасать чью-то жопу, то только свою. И Хакона, конечно, но не то чтобы ему это сильно требовалось. Пальму первенства в попадании в передряги всегда брал Эйден. Когда же она доставалась Хакону, пилигрим мог умело зашить и обработать раны.       Выход к морю, который они нашли, был просто неописуемый: длинная береговая линия, раскидистые пальмы, где-то даже куски лежаков валялись. Это был явно богатый район, потому что по пути они успели приметить пару коттеджей, а их там явно было больше.       Хакон неподвижно стоял у места, где лазурная вода встречается с песком и камушками. Вид со спины открывал только на редкость неспокойные руки, ссутуленные плечи и видавший виды жёлтый мешок, на котором заплаток было больше, чем предметов внутри, особенно полезных. Мужчина не двигался и молчал, словно не мечтал об этой обстановке добрую половину жизни и словно они не шли сюда несколько утомительных для него месяцев. Словно сделай он шаг в воду — растворится. Или он, или вся картинка.       — Чего? Не нравится, обратно пойдем? — Эйден скинул свой тяжёлый рюкзак и повертел затекшими плечами. Наверное, шок у него. Только парень ожидал, что Хакон сойдёт с ума и будет буквально прыгать и скакать от счастья как придурошный.       — А? Нет, — Хакон развернулся с какой-то больной улыбкой, будто вдруг вспомнил о чем-то важном. — Здесь нереально красиво, я просто не могу поверить, — лёгким движением он снял одновременно и мешок, и зелёную накидку, оставшись только в потрепанной когда-то белой легкой кофте. Под нее сразу забрался ветер, и Хакон закрыл глаза и расставил руки в стороны.       — Привыкнешь. Тебе ещё здесь жить, даже надоест, — Эйден улыбнулся и сел на песок. Оказывается, приятно исполнять чью-то мечту, особенно когда человек тебе дорог. Чужая радость как-то передается и самому.       — Ты не останешься? — Хакон мгновенно выпрямился и подошёл ближе, так и не коснувшись воды.       — Не знаю, — Эйден копался в рюкзаке — море морем, а чего-нибудь пожевать сейчас было бы кстати. А потом костер развести. — Сначала отдохну, мы тебя заселим куда-нибудь, — он указал рукой на постройки, — а потом…       — Куда ты пойдешь? У тебя есть план? — Хакон сел рядом и стал выводить какие-то линии на песке, перебирая камушки и ракушки.       — Впервые — нет, — пилигрим пожал плечами и молча предложил Хакону бутылку воды. — Немного тут потусуюсь с тобой, обустроим тебе жилище, а дальше… у меня остаётся целая жизнь, чтобы придумать что-нибудь.       Хакон кивнул и снова улыбнулся как-то неестественно. Эйден решил не заострять на этом внимание. Сделать вид, что ничего не происходит — лучше, чем надумать себе чего-то несбыточного и потом обжечься ещё больше.       Парни встали и пошли той же дорогой назад к постройкам. Нужно было выбрать самый сохранившийся коттедж и для начала найти матрасы и приготовить что-то горячее, а потом хорошо выспаться, чтобы утром начать «строить гнёздышко».       — Ох уж эта переездная суета, — подметил Хакон, когда они шли вдоль домов, выискивая глазами самый подходящий. — На закате жизни я словно разбогател настолько, что хожу и выбираю себе виллу, — он тихо засмеялся и остановил взгляд белых стенах и колоннах, почти не тронутых временем.       — А я твой риэлтор? — поддержал Эйден, на ходу разминая плечи. Найти матрас сейчас было бы райским наслаждением.       — И риэлтор, и гид, и врач, и, м-м, коуч даже, и…       — И?       — Больше я не придумал, — сказал Хакон, однако его лицо почему-то так не говорило.       — И носильщик, — подметил пилигрим, тряхнув рюкзаком на спине с металлическим звоном.       — Точно.       — И какой закат жизни? Или ты считаешь себя настолько старым?       — Ты же меня постоянно зовешь стариком?..       — А ты и поверил? Реально стареешь, — Эйден с улыбкой увернулся от подзатыльника.       Они зашли в двухэтажный коттедж и после коридора попали на просторную кухню. Она была обставлена по последней моде двадцатилетней давности с одним только упущением — все или рассохлось на солнце, или проржавело, или просто не работало. Из еды (не тухлой и не сухой) нашлись банка тушёнки, тунца в рассоле и пачка сухарей.       — Осмотрись на первом этаже, а я наверх сгоняю, — скомандовал Хакон после неутешительной ревизии и мигом исчез в проеме. Эйден улыбнулся пустоте и поставил рюкзак на шаткий деревянный стул с ободравшейся белой краской.       В других комнатах обнаружились инструменты, немного денег, немного книг, несколько тряпок и скромная аптечка. Пилигрим вздохнул, понимая, что эта вилла лидировала только в сохранности стен и крыши, но не в наполнении. Остаётся надеяться, что у Хакона новости будут поприятнее. И что в соседних обстановка получше.       — Малыш, — мужчина нашел его снова на кухне разбирающим их пожитки и озорно прислонился к косяку, — поздравляю нас с пополнением гардероба! Наверху есть столько тряпок и одежды, что хватит на сто лет!       — На сто не хватит, — серьезно ответил Эйден, выуживая нераспечатанный пакет макарон из дальнего шкафчика, который сначала не приметил.       — Не нуди, — пробурчал Хакон и вальяжно плюхнулся на стул. — Мы на море, черт побери! Мне похуй, даже если в соседних домах ничего не найдётся, мы же на море, блять! Ты чувствуешь, чувствуешь, какой здесь воздух?!       — Ну наконец-то, а то я уже переживал о тебе, — на недоуменный взгляд мужчины Эйден закончил мысль. — У воды ты был какой-то поникший.       — Всё путем, — брюнет встал и принялся помогать с едой, перед этим потрепав Эйдена по отросшей темной макушке.       — Ты что, выпивку там нашел? — сделал предположение удивлённый Эйден.       — Я стекл как трезвышко, — невозмутимо ответил Хакон, озорно посмеиваясь. — Обижаешь, малыш, это все морской воздух и приятная компания.       — Ну спасибо.       — Здесь нет зомбарей, нет Вальца, миротворцев, ебаных ренегатов, базарных. Только мы с тобой и море.       — А, так «хорошая компания» это не моя заслуга? — с деланной обидой воскликнул пилигрим.       — Да ладно, ладно, конечно, твоя. Просто одно другому не мешает.       Вечером стало очень холодно, так что найденные вещи, в том числе теплые, пришлись кстати. Грелись чаем с ромашкой и одеялами. Матрасов, благо, нашлась уйма, так что спальником пользоваться не пришлось. УФ-лампы по углам привычно освещали комнату, и Эйден чувствовал себя хорошо и спокойно. Вокруг не нашлось заражённых, так что путники собирались позволить себе роскошь проваляться сколько душе угодно без караулов и смен, но одну лампу у входа все же поставили.       Спать на мягком матрасе действительно ощущалось как рай, особенно для непривыкшего к пилигримскому быту бывшего бегуна. Ромашка вкупе с усталостью быстро расслабила парней, и они улеглись по местам. В следующем дне их ждало столько всего интересного, нужно было обязательно выспаться.       — Не могу поверить, что мы здесь и сейчас, — тишину разрезал тихий голос Хакона. Он лежал на спине, подложив кисти под голову и согнув руки в локтях, и мечтательно улыбался.       — Я рад, что твоя мечта исполнилась, — сонно ответил Эйден.       — А что же будет с тобой?       — М?       — У тебя должна быть мечта тоже, чтобы мы её исполнили, — пояснил Хакон.       — Я мечтал найти Мию, — грустно напомнил Эйден, укрываясь одеялом. — Теперь у меня нет мечты.       — Всегда можно придумать новую, малыш.       — Хакон, давай спать, — в подтверждение своего намерения парень укрылся с головой.       — Понял, заткнулся.       Хакону трудно было взять и заткнуться, потому что в нем бурлило столько новых чувств и впечатлений, что держать это в себе ощущалось пыткой. Эйден не разделял его чувств, поскольку выступал исключительно проводником и оставаться явно не собирался, а от этого где-то внутри что-то ломалось с тихим треском, и думать об его уходе совершенно не хотелось. Но парень, похоже, был настроен решительно. Иногда даже казалось, что он остался тут скорее из вежливости. И это было на самом деле больно.       Прошло минут двадцать, а может, и больше, но Хакону все никак не удавалось заснуть. Выйти бы прогуляться, но ночью снаружи все-таки опасно, а на УФ-фонарь не стоит сильно рассчитывать.       — Эйден? Ты спишь? — ответом ему был только слабый треск уфэшки. — Блять, малыш, ты не представляешь, как ебано я себя чувствую, — мужчина вытащил руки из-под головы и провел правой ладонью по лбу, чуть сжимая кожу. Он решил излить душу хоть в пустоту, а утром сделать вид, что ничего этого не было. Пошло оно все. — Понимаешь, почти всю жизнь я мечтал об этом, тебе ли не знать — я все уши тебе прожужжал. И вот сейчас я здесь, и мне так тоскливо, твою мать. Хотелось бы мне, чтобы это была тоска по Вилледору или по чему-нибудь такому, но… — Эйден все так же не шевелился. — Я не ебу, как сказать тебе это, чтобы ты нахуй меня не послал, — он помолчал с полминуты, — но я хочу, чтобы ты остался, малыш.       Черт бы побрал это его секундное решение не подавать голос из-за усталости и просто стараться заснуть дальше.       — Когда увидел берег… то я вдруг понял, что если ты уйдешь… то эта картинка навсегда останется неполной, — продолжал вещать Хакон с несвойственными себе паузами. — Я знаю, мы договорились, ты ничем мне не обязан, но, сука… Знаешь, даже и хорошо, что ты спишь. Я сейчас услышал это и понял, как же жалко звучит. Мгм, да. А теперь спокойной ночи, особенно мне.       Эйден лежал и не смел даже дышать. В голове мысли метались туда-сюда, как насекомые у лампы, он порывался вскочить и что-то сделать, но одновременно страх сковал все его тело и внутренности. Звучало дико. То есть… Хакон. Хочет. Чтобы он остался? Пилигрим предполагал, что такое может быть из-за того, что тот не захочет оставаться один, но, кажется, дела обстояли не так.       Хакон когда-то говорил, что в отношениях надо разговаривать и все прояснять, но сам он этим правилом, очевидно, не пользовался. А Эйден просто не умел. Не такому его учила жизнь. Когда стараешься выжить сколько себя помнишь, тут особо не до разговоров.

***

      Неделю они обживались, исследуя окрестности и притаскивая в новоиспеченный «дом» все полезное для жизни. Где-то нашлись запасные матрасы, где-то — кое-какая еда, еще инструменты и множество полезных мелочей. Хакон даже нашел где-то чудом работающий плеер и был вне себя от счастья. Эйдену понравилось слушать музыку, хоть те песни оказались не в его вкусе. Наверное, было здорово иметь возможность так включать любимые композиции время от времени.       Парни сидели на заднем дворе основного коттеджа вокруг разведенного огня, на котором медленно жарилась рыба в решетке, распространяя по округе аппетитный аромат. Бассейном спустя столько лет было уже не попользоваться, от него еще и воняло немного, а вот лобное место оказалось очень даже сносным. Место для костра, огороженное большими серыми камнями, осталось почти нетронутым временем, из подручных средств получились неплохие сидения, а некоторые из множества найденных тряпок отлично выполняли роль накидок на «мебель».       Хакон отвечал за еду, поэтому периодически шуршал решеткой и подкидывал дров, иногда помешивая угли. Эйден приготовил и принес лимонад, немного салата и свежий хлеб, и на этом его обязанности заканчивались. Он сидел на табуретке и в основном просто созерцал, позволив себе привыкнуть к спокойствию этого места. Уфэшки привычно стояли в отдалении и вселяли уверенность.       Не разговаривали ни о чем. Каждый в своих мыслях. Даже Хакон, который затыкался только по особым поводам, за все время не издал ни звука, занимаясь только рыбой.       — Знаешь, а раньше нечто подобное было чем-то необычным. Ну, так собраться на шашлыки, готовить еду на огне. Это не было такой обыденностью, — Эйден издал лишь тихое «мгм». Слышать «а вот раньше…» от Хакона уже давно стало чем-то привычным, хотя пилигрим даже примерно не мог ничего подобного представить.       Снова воцарилось молчание, нарушаемое лишь треском углей и звуком от помешивания их железной палкой. Эйден не мог сообразить, чем бы таким разбавить тишину, а Хакон находился словно в трансе, что было совсем ему не свойственно.       — Эйден, ты… не хотел бы остаться? Ну, знаешь, вместе веселее, да и удобнее вести быт, есть с кем выпить… — вдруг он подал голос. Звучало как старательно выученный текст, оттого так легко вырвавшийся. — И у тебя вроде нет четкого плана… — добавил Хакон немного погодя, переводя взгляд на пилигрима.       Эйден глянул на него странно, словно подбирая слова. Сердце Хакона неприятно ухнуло вниз от осознания, что тот думает, как бы корректнее отказать. От осознания, что Эйдену лучше слоняться черт-те где в одиночку, чем быть здесь с ним.       — Я слышал, что ты сказал той ночью, — вдруг неожиданно выдал Колдуэлл, словно сообщал о погоде, и на несколько секунд прервал бурный поток мыслей в умудренной опытом голове.       — И молчал, паршивец, — грустно констатировал факт Хакон после некоторой паузы, отворачивая лицо к костру. — Ладно, киддо, я понял, ты не должен мне ничего объяснять, проехали.       — Ты как-то говорил, что в отношениях нужно разговаривать, помнишь? — с улыбкой спросил Эйден, словно не разбил сейчас вдребезги чужое сердце. — Так вот, даже несмотря на то, что мы уже несколько месяцев наедине — всё равно с этим проебались.       Хакон недоуменно глянул на него, прекратив помешивать угли и мучать рыбу в решетке.       — Что ты имеешь в виду? — тихо спросил он, стараясь говорить ровно.       — Я промолчал не потому, что мне нечего сказать, Хакон. Я просто… все так запуталось. Сначала ты был мне почти ангелом-хранителем и гидом по старому-новому миру, потом… — Эйден не смог сказать вслух, но этого и не требовалось: Хакон и так все понял и погрустнел еще сильнее. — Потом Вальц, мой отец, блять. Потом Мия. Представь: идти к этому несколько лет, чтобы потом найти ее умирающей. Потом ты догнал меня за стенами, — огонь трещал поленьями в аккомпанемент голосу Эйдена, и Хакон чувствовал себя более спокойно и намного лучше, чем за последние месяцы, даже несмотря на содержание разговора. — И честно? Я хотел этого. Ты не представляешь, как я этого хотел. Но я же не мог просто прийти и сказать тебе «Эй, Хакон, я тут немного тебе не доверяю и пиздец как зол на тебя, что ты меня чуть не убил ради поехавшего безумца, который ставил на мне опыты, но пойдем вместе к морю, я ж тебе вроде как обещал? А, и кстати, я могу тебя случайно разорвать в клочья, потому что не контролирую свои превращения, прикол, да?». Понимаешь?       — Понимаю, — каждое слово больно обжигало и резало где-то в груди оттого, что всё было правдой. Хакон горько усмехнулся и как-то неуверенно протянул руку к пилигриму, но тут же осекся. — Все правильно.       — И… потом я позволил себе не думать об этом. Будь что будет. Сначала доведу тебя, а потом разберемся. Времени было много. И ты тоже молчал. В общем… мне просто нужно прояснить… ты хочешь, чтобы я остался, потому что…       — Потому что я люблю тебя, — Хакон не дал ему закончить и подвинулся ближе, осторожно беря руку пилигрима в свою. Эйден мгновенно почувствовал чужое тепло на коже, доходящее до самого сердца. — Потому что я люблю тебя, малыш, — повторил он, словно чтобы закрепить сказанное. — Да, ты прав, из меня хороший только советчик, — бегун усмехнулся, уже немного повеселев, и крепче сжал чужую ладонь. — Может, вытащи я язык и жопы тогда, мы бы не жили несколько месяцев в этом недопонимании.       — Ну уж что есть, — Эйден накрыл его руку своей, немного смутившись поначалу, но в целом это ощущалось как самая правильная вещь на свете.       — Так ты останешься? — спросил Хакон с надеждой в блестящих от пламени костра темных глазах.       — Ты серьезно думаешь, что после всего этого я могу уйти? — Эйден придвинулся ближе, шурша тканью штанов.       — И?       — Что «и»?       — Я ранее сказал что-то, — Хакона умилял тот факт, что пилигрим правда не понимал, на что тот намекает, а не уходит от ответа.       — Сказал… А, — у парня ушло несколько секунд на осмысливание, а когда наконец дошло, Хакон был готов поклясться, что тот наверняка покраснел, хоть в темноте и не видно.       — Ты не обязан ничего отвечать, — мягко добавил он, не желая давить сейчас.       — Да хватит, вот заладил, «не должен» да «не обязан»! — шутя пожурил его Эйден. Тепло Хакону было теперь совсем не от костра. Эйден крепко обнял его, положив голову на плечо, и прошептал куда-то рядом с ухом: — Я тоже люблю тебя, старик, — видимо, он сделал это, чтобы избежать зрительного контакта, но Хакона все абсолютно устраивало.       Они просидели так довольно долго, пока Эйден медленно не отстранился, смущенно смотря на Хакона, не зная, куда себя деть. Тот мягко улыбнулся ему и вернулся к рыбе, которая за это время успела полностью пропечься. Улыбка не сходила с его лица, а внутри наконец стало так спокойно от того, что Эйден никуда не уходит. От того, что Эйден все-таки дал ему шанс.       — Эйден?       — Да? — парень взял тарелки с приборами и застыл на месте с ними в руках.       — Я обещаю тебе, что больше не причиню тебе боли.       — О, мне больно прямо сейчас от твоей разбушевавшейся сентиментальности, — парень поставил тарелки на еще один табурет. Хакон шутки не оценил и смотрел на него встревоженно и даже как-то обреченно. — Я верю тебе, Хакон, — добавил он уже серьезно и огладил того по плечу. Хакон немного прильнул к его руке и улыбнулся, прикрыв глаза как кот. — Я верю тебе, — повторил Эйден чуть тише и уже скорее для себя самого.