Обещание

Драко выпил воду и поставил стакан на тумбочку, а затем снова наполнил его, используя агуаменти. Запасы похмеляющего зелья закончились ещё с новогодней вечеринки в мэноре, когда они с Блейзом выпили по три флакона за раз. С тех пор он больше не пополнял запасы, не было на то причины. Но вчерашний литр выпитого огневиски напоминал ему, как он ошибался. Хлопнувшая дверь Грейнджер и её последний взгляд, готовый превратить его в пепел на месте, были последними толчками, чтобы трансгрессировать в первый паб, который пришёл на ум. Это был единственный способ хоть немного приглушить тот шум, который находился в его голове. Оно действительно было нужно ему — огневиски — потому что реальность давила на него, как сжимающиеся вдруг стены в и без того узкой и душной комнате. Возможно, сейчас был самый лучший момент, ведь он находился в спальне Слизерина совершенно один вот уже какой день. Драко не привык просыпаться так рано самостоятельно, обычно слизеринца будил Нотт, который кричал, что скинет его с Астрономической башни на матраце, если он опоздает на пару с их деканом. Это было до нового года или около того, в последние дни время ощущалось совершенно иначе. — Мистер Малфой, — Драко обернулся, когда его позвала Макгонагалл, которая чуть ли не бежала к нему. Лицо профессора было слишком озабоченным и напряжённым. — Мистер Малфой, будьте так добры, передайте это мисс Грейнджер, — сказала она, протягивая запечатанный конверт без подписей. — Я похож на почтовую сову, профессор? — Не паясничайте, Драко, — сказала она, намереваясь уйти. — Я знаю, что у вас сегодня собрание старост, а я не могу найти Гермиону. Так что, будьте любезны передать ей его, и как можно скорее, — договорив фразу, профессор ушла прочь по коридору, постоянно срываясь на бег. Драко кинул письмо в сумку, не посмотрев на конверт. Он не собирался идти на собрание старост. Это было последнее, чем бы Драко хотел заняться сегодня. Малфой планировал посвятить этот вечер квиддичному полю, он не тренировался пару дней, сделав небольшой перерыв для восстановления мышц. Но было уже плевать на восстановление, потому что парень снова собирался износить их за одну тренировку. Он зашёл в пустую раздевалку. Сбор всей команды должен начаться только через два часа, поэтому у него было достаточно времени, чтобы побыть одному. Драко бросил сумку на скамейку, стянул с себя чёрную футболку. Тёмный конверт полетел на кафельный пол, издав еле слышный шелест. Слизеринец взял письмо в руки и, покрутив, распечатал его, надеясь не получить дозу тока от запрещающего заклинания, которое бы не позволило ему открыть его. Малфой свободно достал пергамент, когда понял, что никакого препятствия нет, и развернул. «Гермиона, я знаю, что вы сейчас проводите довольно много времени, сидя за энциклопедиями, которые хоть что-то бы вам рассказали, как помочь Теодору. Но дела совершенно плохи. Боюсь, мальчик не протянет и до завтрашнего утра. У вас ещё есть немного времени…» Драко смял пергамент в руках, не дочитав до конца. Он чувствовал, как ком подкатывал к горлу, перекрывая ему доступ к кислороду, и его едва удавалось сглотнуть. Это был тот самый момент, когда мир катился в тартарары, просто к чертям, словно самое смертоносное наводнение, разрушающее всё на своём пути. Потому что именно в такие моменты ты понимаешь, что ничего не можешь сделать. Слизеринец бросил пергамент на пол и направил палочку на кусок бумаги. — Инсендио, — просто произнёс он, чувствуя, как его щёки обдуло холодком, который казался слишком чужеродным. Драко смотрел на догорающий клочок бумаги, размывающийся в его глазах, и ощущал, как что-то внутри под рёбрами догорало вместе с ним.

***

Болезнь отступает, если любовный объект отвечает взаимностью. При этом есть неопределённый срок, по прошествии которого даже любовный объект уже не способен помочь больному. Цветы оборачивают его сердце своими ветвями, подобно лозам, и сжимают в тисках, заставляя его остановиться… Гермиона несколько раз прочитала одну и ту же статью, которую нашла в энциклопедии «Самые редкие и будоражащие магические болезни» в магазине мадам Баскин. Гриффиндорка была уверена, разбудив её ночью, она могла бы отчеканить все эти строки без единой запинки, настолько они высеклись в голове. Гермиона просидела весь день в библиотеке, получив несколько замечаний от мадам Пинс за несоблюдение режима и излишнюю утомляемость. Усталость гриффиндорки ныла где-то в мышцах, напоминая о том, что сидеть битый час на одном и том же месте уже чересчур. Она взглянула на часы на стене библиотеки, и внутри что-то резко сжалось. Чёрт. Она совсем забыла про собрание старост, которое сама же назначила неделю назад. Прошла всего неделя с того времени, которое было спокойным, или ей так казалось. Потому что на самом деле, она не помнила, когда всё в последний раз было спокойно. И что вообще такое спокойно? Возможно, это был тот момент, когда Драко и Тео, находясь на одном факультете, ненавидели друг друга больше всего на свете, и это казалось катастрофой, потому что снова приходилось разрываться между другом и парнем. Девушка могла вспомнить, когда в последний раз Драко вступал в очередную стычку с Гарри: это было до новогоднего балла, до того самого момента, пока Тео не поцеловал её. После этого кошка нашла себе мышку поинтересней. Может быть, спокойными днями были те, когда она не знала о том, что творится с Теодором. Когда косые взгляды, которые напоминали лучи зимнего солнца, шаги, сменяющиеся на бег после закончившегося совместного урока, казались всего лишь последствием того противостояния, которое сгущалось между ними тремя подобно болотной жиже. Вечерние коридоры Хогвартса были прохладными. Мурашки покрыли её тело, но Гермиона была рада такой прохладе. Это приводило её в чувства, развеивало мысли, которые скапливались подобно столетней пыли на книжной полке. Гермиона жалела о том, что со всей мощью и могуществом ветра, он не способен развеять по воздуху все эти проблемы, как способен сметать на своём пути города. — Грейнджер, — знакомый голос окликнул её, когда она спускалась в коридор к палате Теодора. Девушка не остановилась, и бушующее внутри неё пламя не собиралось сбавлять обороты, потому что что-то невидимое подкидывало очередную топку. — Надо поговорить. Пошли. — Я иду к Тео, и говорить с тобой у меня нет никаких сил, Малфой, — сказала Гермиона, продолжая шаг, не посмотрев на него. Слизеринец в мгновение преодолел расстояние между ними. Она почувствовала сжимающую боль в локте, когда он грубо взялся за него. — Что ты делаешь? Отпусти. Драко подкинул монету вверх, когда она выронила учебники, и в следующую секунду весь воздух из её лёгких выбился. Через мгновение она почувствовала, что органы снова вернулись на свои места. Улицы Хогсмида в вечернее время приобретали всё больше прохожих, проводящих здесь свой досуг. Особенной любовью у пьяных транжир пользовалась «Кабанья голова», из которой выходили волшебники, напевая старые песни. Резкое дёрганье за запястье отвлекло её от разглядывания улицы. Драко потянул девушку в другом направлении, даже не посмотрев на неё. — Отпусти меня, — приказала Гермиона, когда руку уже начало ломить от его сильного захвата. На ней точно появится пара синяков, которые снова придётся прятать за длинными рукавами. — Куда ты меня ведёшь? Да что с тобой? — Всё, что я прошу, Грейнджер, так это пойти за мной, — сказал Малфой, останавливаясь и разжимая её руку. До его гнева всегда можно было дотронуться рукой. Она знала, что после этого на её пальцах осталось бы что-то чёрное, слизкое, такое жгучее, что разъело бы до костей. Сейчас это был не гнев, это была примесь чего-то серого, холодного, мокрого. Как осень. Малфой направился прямо по улице, не оборачиваясь, и зашёл в «Три метлы». Гермионе это напомнило начало их ненормальных отношений. Те же резкие приказы, от которых сердце начинало интенсивнее сжиматься, те же сжатия запястий до боли, до синяков. Словно всё, что было между ними, откатилось назад. Девушка зашла в бар, заполненный подвыпившими людьми. Драко сел за барный столик и щелчком пальцев подозвал к себе темноволосого бармена. Тот быстро подошёл к нему и, улыбнувшись, не спрашивая о заказе, сразу налил янтарную жидкость. — Плохой день, Малфой? — спросил бармен, поставив стакан перед слизеринцем. — Херовая жизнь, Харпер, — ответил он и залпом выпил содержимое стакана, слегка поморщившись. — Больше, — добавил он, указывая на стакан. — Что мы тут делаем, Драко? — спросила Гермиона, садясь на барный стул рядом с ним. Бармен налил ещё напитка, прежде чем отвернуться к бару с алкоголем. — Время позднее и… — Мне похер, Грейнджер. Просто сиди тут. Девушка безмолвно просидела ещё пару минут, наблюдая, как его стакан пустел, а затем снова наполнялся. Прежде она никогда не видела, чтобы Драко напивался вот так, опрокидывая один стакан за другим, словно это была не жидкость, заставляющая всю глотку гореть. — Ты хотел поговорить? — она попыталась разбавить молчание между ними. — Я… — запнулся Драко и, опрокинув очередной стакан, встал со стула. — Мне нужно в уборную. Сиди здесь. Гермиона посмотрела на его напряжённый профиль со сжатыми желваками. Слегка покачиваясь, он зашёл в соседнюю от бара дверь. Как он вообще в таком виде собирался возвращаться в Хогвартс? Было слишком поздно, чтобы они вот так просто могли пройти через Филча незамеченными. Может, им остаться в соседнем отеле и переждать там немно… — Тебе то же самое? — прервал её размышления Харпер, стоящий с полной бутылкой огневиски в руках. — Что? Нет, спасибо, — ответила Гермиона, смотря на бармена, которого не замечала при прошлых посещениях трёх мётел. Он пожал плечами и развернулся, чтобы уйти. — Подождите. Извините, вы знаете Драко? — Малфоя? Да, — улыбнулся парень, бросая взгляд на соседнюю дверь, за которой скрылся слизеринец. — Этот парень делает нехилую выручку бару. — И часто он сюда ходит? — В последнее время да, — ответил он, хмурясь, взбивая коктейль в шейкере с помощью стихийной магии. — А ты его девушка, да? — Я… нет, то есть да, — помотала головой она, улыбнувшись. Должно быть, это выглядело очень неправдоподобно, потому что Харпер хмыкнул себе под нос, переводя взгляд на шейкер. — Всё очень… — Сложно? — Да. Всё сложно. За столиком из зала послышался свист, и бармен откинул полотенце со своего плеча. — Был рад познакомиться, — улыбнулся парень, заколдовал поднос с полными рюмками, который тут же поднялся вверх и последовал за барменом, — но мне нужно идти. Гермиона вздрогнула, когда к ней подлетело что-то дымчатое. Это был синий патронус в виде кошки, который пробежал несколько метров около девушки и остановился перед её лицом, оставляя позади дымку. «Мисс Грейнджер, я надеюсь, вы получили письмо, переданное мною мистеру Малфою. Боюсь, что жизнь Теодора пошла на минуты. Время на подходе. Мне очень жаль». Это был тот самый момент, когда вокруг всё стало слишком тихим. Таким тихим, что оглушало, заставляло думать, что ты навсегда потерял слух, но только глаза не обманывали. Большие компании людей, заполняющие бар, их чоканье, раскрывающиеся рты от постоянных разговоров и зверского смеха, и нарастающий звон в ушах заставляли думать, что тишины на самом деле нет. Гермиона схватилась за край барной стойки, когда почувствовала, что опора под ногами провалилась в пропасть, затягивая её в бездну. — Грейнджер? — подбежал Малфой, подхватывая её за локоть. — Ты знал, — тихо произнесла она, когда шум в ушах постепенно начал затихать и девушка услышала себя. — Где письмо, которое передала мне Макгонагалл? — Я его сжёг, — просто ответил он, смотря ей в глаза. Звон в ушах исчез, сменяясь огненной болью в висках. Гермиона оттолкнула слизеринца от себя, ударяя в грудь. — Ты знал, что он умирает, и ты специально привёл меня сюда. — Весь жар, вся тяжесть сосредоточилась в её кулаках, поэтому она просто била его в грудь, руки, лицо, лишь бы эта тяжесть ушла. Драко не сопротивлялся, позволял ей делать это, даже после появившейся струйки крови на его губе. Лишь очередная оплеуха оказалась последней, когда Малфой словил её руку у своего лица. — Ты никуда не пойдёшь, — произнёс он, сжимая её запястье. Это была его фишка — удерживать её физически, не давать сдвинуться с места. Она никогда не отдыхала от этой привычки. — Это не тебе решать, — девушка вынула палочку из своих гольфов и направила в грудь Малфоя. Он отлетел назад, сбивая с ног проходящих волшебников. Гермиона выбежала из бара, оставляя слизеринца внутри. Она слышала, как он кричал её имя, слышала, как из помещения доносился громкий звук разбивающегося стекла, но это было где-то там, позади. Уже позади. Её ноги начинали гудеть, но она бежала в Хогвартс, несколько раз подворачивая их в густеющей темноте. Гермиона не поняла, как пробежала несколько миль с Хогсмида, как пробежала мимо Филча, грозящего исключением, как преодолела несколько этажей школы, чтобы добраться до больничного крыла. Это всё растворилось вместе с вихрем ветра, который она создавала вокруг себя, улетучилось вместе с нехваткой кислорода, отчего её грудь вздымалась чаще и пульс стучал с такой силой, что её сердце было готово вырваться из груди в любую секунду. Подходя ближе к крылу палаты Теодора, Гермиона заметила кучу стоящих людей в белых халатах, которые тут же обернулись, увидев девушку с потрёпанными волосами и сбивчивым дыханием, словно та пробежала марафон, что отчасти было правдой. Они расступились, освобождая ей путь в палату. Зайдя внутрь, она почувствовала, как что-то внутри неё на мгновение застыло. Тео лежал на кровати, издавая тяжёлые стоны, переходящие на хриплый кашель, после выдыхая со свистом. Всё его тело было покрыто раскрытыми бутонами роз. Бардовые, тёмные, под таким светом они казались почти чёрными. Словно каждый лепесток, как губка, впитал в себя всю кровь парня, продлевая свою жизнь и высасывая его. — Тео, — голос Гермионы дрожал, она не была уверена, что смогла произнести вслух его имя с первого раза. — Господи. Вся сила из её ног исчезла враз, когда она упала на колени у его кровати. Каждая клеточка тела сопротивлялась её желанию коснуться до него, обнять, но желание всегда берёт верх. Гермиона коснулась руки Тео, в тот же момент сломав один из бутонов, из стебля которого полилась кровь, сливаясь с цветами, и только почти что белые простыни показывали очередную впитывающуюся лужицу. — Нет, — закричала девушка, когда чьи-то руки попытались оторвать её от слизеринца. — Н-не т-трогай-те её, — послышался хриплый, почти неслышный голос слизеринца. Его лицо было серым, точно вся пасмурная осень сосредоточилась на лице и темнеющих веках. — Сколько? — спросила Гермиона у профессора Макгонагалл, стоящей у подножья кровати вместе с мадам Помфри и смотрящей на происходящее. Та лишь помотала головой и опустила взгляд, и этого было достаточно, чтобы ручьи слёз полились из глаз гриффиндорки. У неё было время, которое она могла провести с ним, вместо того, чтобы проводить часы, высиживая над бесполезными книгами, которые не давали ответа. Она отняла всё его время, заставив страдать, истекая кровью и заживо высыхая, превращаясь в мумию. Тео хрипло закашлял, словно из него вырывалось рычание. Несколько людей в белом тут же подбежали к кровати, поднимая слизеринца в воздух с помощью палочек, чтобы положить на носилки. — Нет, нет, нет, стойте, — Гермиона встала на подкашивающиеся ноги, почти ничего не видя из-за пелены непрекращающихся слёз. Она была готова снова применить ступефай на всех окружающих, но санитары остановились, когда Макгонагалл дёрнула рукой в их сторону. Девушка села на кровать, опуская парня обратно, и положила его голову к себе на колени. Она медленно гладила его волосы, теперь по ощущениям напоминающие солому. Из его рта текла тонкая струйка крови, стекающая по её ногам. — З-вёзды на небе т-такие яркие, — почти шипел парень. — З-завтра будет с-солнце. Гермиона коснулась лица Тео. Слишком холодный. Ей хотелось его укрыть. Она почти не видела Нотта за пеленой бесконечных слёз. — Г-Гермиона, обещай м-мне, — он говорил так, что ей пришлось опустить голову, чтобы услышать его. — Обещай, что т-ты встретишь р-рассвет. В её сердце что-то болезненно кольнуло. Они оба знали, что это было. Это было постоянно срывающимися струнами гитары, которые ты пытаешься натягивать, чтобы сыграть песню или ещё хотя бы пару аккордов, но в какой-то момент они снова срываются, одна за одной. В такой момент единственное, что тебе остаётся, это сменить гитару. Тео знал, что ей нужно изменить. Она знала давно. Ещё после очередных синяков на своём запястье. — Обещаю, — Гермиона склонилась над ним и коснулась его холодных губ своими. Она снова почувствовала лёгкий цветочный выдох и привкус крови на языке. — Я обещаю. Он сдержал своё обещание, ответив на поцелуй почти безжизненно, выдыхая остатки своего духа. — Прости, что не смогла полюбить тебя достаточно, — глаза Тео закрылись, а её собственные слёзы прочертили влажные дорожки по его бледным щекам, вытекая из уголков глаз, словно это рыдал он, оглушая всех в палате, словно это он был живым.