Обещание

Гермиона всё ещё пыталась сложить пазл в своей голове воедино. Такого просто не могло быть, что она никогда не слышала о подобной болезни, которой сейчас страдал Тео. Девушка прочитала достаточно книг основ медицины и углубленных знаний, чтобы сказать с уверенностью, что никогда не сталкивалась даже с упоминанием этого недуга. Уже долгое время она наблюдала за странным поведением друга, но никак не могла это связать с его здоровьем до той поры, пока он не сбежал из Большого зала, прикрывая рот рукой, по которой стекали красные струйки. — Проффесор, какой ещё способ? — спросила Гермиона, когда они вышли в коридор школы, ещё не успев закрыть дверь в палату. — Видите ли, эта болезнь возникает из-за неразделённой любви, и чтобы покончить с Ханахаки, объект влюблённости должен ответить взаимностью, — пояснила Макгонагалл шёпотом. Этого она так упорно избегала. Всё это время Тео страдал из-за неё. Из-за того, что она подпустила его настолько близко, что он не совладал с тем, что должен чувствовать. Гермиона поставила Тео под удар, как только заговорила с ним тогда в библиотеке. С каждым днём её общение с Теодором сильнее напрягало обстановку, когда Драко видел их вместе. Между этими двумя воздух накалялся до такой степени, что казалось, будто он воспламенится, оставляя ото всех горстки пепла. Гермиона знала, что перемирие между Тео и Драко никогда не наступит ещё в тот день, когда они подрались, расквасив друг другу лица. Это была полностью её вина. — Но, Гермиона, это… это всё, оно уже не поможет, — шептала директор, запинаясь. Гермиона могла видеть, как у нее скапливались слезинки в уголках глаз. — Что вы имеете в виду? — Мы с мадам Помфри провели исследование, просканировав его тело, — проговорила она, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Его тело… Внутри оно буквально всё покрыто цветами. Когда бутоны раскроются и покроют всё тело, мальчик умрёт. Это был тот самый момент, когда всё окружающее тебя оказалось до дрожи обманчивым. Всё вокруг просто лгало, глядя тебе прямо в глаза, из которых текли слёзы, создавая влажные дорожки на щеках. Гермиона сталкивалась со смертью, когда герой из книги поражал своего недруга кинжалом, или когда по телевизору показывали какую-то очередную мелодраму, где главная героиня теряла любимого. Тогда гриффиндорка пускала пару слезинок, а после шла помогать маме на кухне или приступала к чтению научной литературы. Теперь она стояла перед человеком, говорящим ей, что смерть на самом деле существовала и вот-вот заберёт кого-то, кто был в её жизни. — Нет, этого не может быть, — пролепетала Гермиона, качая головой в отрицании. — Вы просто не знаете. Я сейчас схожу в библиотеку, наберу разных книг. Нужно пойти в Хогсмид, там точно есть что-то в магазине у мадам Баскин. Я поищу в Косом переулке. Вы ведь меня пустите, правда, директор? Мы поможем ему, ведь так? — Мне очень жаль, Гермиона, — профессор Макгонагалл взяла гриффиндорку за плечи. Девушка бесконечно бегала взглядом по всему помещению и в итоге вернулась к глазам директора, чтобы найти в них ответ. — Что можно сделать, скажите мне? Что я могу сделать? — Будьте рядом с ним, Гермиона, — ответила она, выдавливая из себя кривую улыбку, которая обычно должна успокаивать, когда ты сочувствуешь кому-то. Сейчас эта улыбка была началом чего-то поступающего к горлу, намеревающегося задушить девушку на месте. — Ему так будет легче. Макгонагалл похлопала её по плечу и, развернувшись на каблуках, ушла прочь. Гермиона начала дрожать от бесконечного потока слёз, словно всё то, что она когда-то держала в себе, пытаясь быть сильной, лезло наружу. Девушка чувствовала, как кислород постепенно выходил из её лёгких, и положила ладонь себе на грудь, чтобы попытаться себя успокоить. Она опёрлась о стену позади, словно скелет уже был бесполезен в качестве опоры. Что-то в груди заводилось бесконечным волчком, перемалывая все её остатки. Она просидела ещё около десятка минут на холодном полу Хогвартса, пока не отключилась. Всё вокруг больше не чувствовалось весной. Всё вокруг больше не чувствовалось…

***

— Тебе не кажется, что ты выбрала странное место для сна, Грейнджер? — послышался возмущённый голос Драко, сидящего на столе в выручай-комнате. — Почему бы тебе сразу не пойти в запретный лес и не отоспаться там как следует? — По-твоему, это смешно, Драко? — ответила Гермиона, чувствуя, как её поясница ныла от неудобного положения. Прошло не меньше часа с того момента, как девушку уснула у двери палаты Тео. Гермиона вспомнила, когда она всхлипнула последний раз, усталость накрыла её тяжёлым пледом, заставляя погрузиться в сон в сидячем положении. Проснувшись, гриффиндорка поняла, что находилась в выручай-комнате. Здесь они с Драко проводили большую часть времени, чтобы не попадаться кому-либо на глаза. — А что, по мне не видно? — язвил Малфой, подкидывая яблоко вверх. — Может, расскажешь, почему решила выбрать такое необычное место? Не думал, что ты экспериментируешь не только в сексе. — Ты такой идиот, Мерлин, — закатила глаза Гермиона и попыталась встать с мягкой кровати, которая тянула назад в сон. Она быстро отгородила себя от этой мысли, пытаясь сосредоточиться на том, что делала до этого. Ей просто необходимо было вернуться в палату к Тео. — Мне нужно туда, сейчас же. Малфой спрыгнул со стола и направился к Гермионе. Девушка чувствовала отголоски того, что соскучилась по Драко, но сейчас не было времени для этого. Она просто должна рассказать ему обо всём, может быть, они вместе смогут помочь Теодору, потому что Макгонагалл точно ошибалась. — Мне нужно к Тео, он очень болен. И я… — начала Гермиона, но тут же была перебита слизеринцем. — Ты не пойдёшь к нему, — ответил Драко холодным голосом, облокачиваясь на спинку кровати руками. — Ты не понимаешь, — проговорила она, чувствуя подступающие слёзы, которые, видимо, вышли не до конца после истерики в коридоре. — Я говорила с Макгонагалл, Драко. Тео умирает. Я… — Да мне плевать, что с этим идиотом, слышишь? — повысил голос он, прищурившись. — Он может хоть подавиться своей травой, но ты к нему не… — Что ты сказал? — в какой-то момент ей действительно показалось. Гермиона могла буквально почувствовать гниль на своём языке от слов, которые произнесла не она. — Ты знал, да? Ты знал, что у него это чёртово ханахаки, и не сказал мне об этом, Малфой? — Знал, — ответил он, преодолевая расстояние между ними за несколько секунд. Она могла видеть, как его зрачки расширились, а грудь вздымалась чаще. — Трудно не замечать того, кто пытается взять что-то, принадлежащее тебе. Гермиона не могла поверить, что правда слышала это. Слышала от человека, в которого влюбилась. Чёрт её дери. Все драки, происходившие между Тео и Драко, которые заканчивались снятием баллов с факультета или пребыванием обоих в разных палатах с распухшими лицами, не казались такими жестокими по сравнению со словами, полными безразличия и холода. — Это говоришь не ты, — Гермиона почувствовала, как щёки становились влажными. — Это… бесчеловечно, Драко. Даже для тебя. Гермиона спрыгнула с кровати, намереваясь как можно скорее выйти из этой комнаты. Она больше не хотела находиться здесь, потому что ощущала только пустоту. — Грейнджер, — окликнул её Малфой, когда девушка открыла дверь выручай-комнаты. Его глаза были холодными, совершенно безразличными и пустыми, от чего по её коже пробежали мурашки. — Мне плевать на Нотта. Я буду только рад, если он побыстрее сдохнет. Возможно, в таком случае я даже принесу ему цветок на могилу. Роза подойдёт?

***

Гермиона шла по пустому коридору, в котором всегда сломя голову носились первокурсники, сбивая с ног. Сейчас правое крыло в одном из коридоров Хогвартса было оглушено тишиной. Макгонагалл побеспокоилась о покое Тео, о котором уже шли слухи по школе, говорящие о самых разных причинах исчезновения слизеринца. Из головы гриффиндорки всё ещё не уходили слова Малфоя, сказанные им перед её уходом. Она была права, это слишком даже для него. Для человека, который желал смерти своему когда-то другу, жившему с ним в одной комнате. Вот так просто выплюнуть это и не скривиться. Собственный яд никогда не ядовит. Гермиона приоткрыла дверь в палату Тео. Парень сидел на кровати, облокотившись спиной о подушку, и читал какую-то книгу с движущимися планетами на обложке. Его лицо стало ещё бледнее с того момента, как она видела его в последний раз. Это напомнило ей о её чёрно-белых раскрасках из детства, которые так и остались без цвета на бумаге. Скулы теперь казались ещё острее, будто бы он голодал уже пару недель. Тео шипел и ругался, когда вдруг задевал бордовые розы на своём теле, оставлявшие кровавые пятна на белой постели. — Ты можешь поближе за мной понаблюдать, — сказал Тео, не отводя взгляда со страниц книги. — Я не кусаюсь, если не попросишь. — Как ты себя чувствуешь? — Гермиона вошла в палату, подходя ближе к парню. Она достала палочку и наколдовала кресло у его кровати, затем села в него, поправляя юбку. — Как высохшая клумба, — ответил он и убрал книгу на тумбочку рядом. Гриффиндорка заметила на его предплечье россыпь тёмных бутонов, под которыми виднелись засохшие подтёки крови. Она глубоко вздохнула и заставила себя не смотреть. — Раз уж ты всё знаешь, скажи мне, почему розы бордового цвета? — Что? — переспросила Гермиона. — Цвет цветов и их вид зависят от предпочтения объекта лю… влечения, — запнулся Тео, тут же исправив себя. — У моей бабушки в Нидерландах есть собственный сад роз, — тут же вспомнила Грейнджер. — В детстве я бывала у неё летом, и мы вместе ухаживали за ними. Моя мама любит бордовые розы. Это, кажется, передалось мне по ДНК. Гермиона улыбнулась тёплым воспоминаниям о семье, но еле слышное шипение Тео снова вернуло её в настоящее, из которого хотелось сбежать. Эта болезнь, поражающая слизеринца, казалась абсолютно нереальной, даже на фоне магического мира, без которого она не могла представить себя. — Твоей бабушке не нужна рассада или что-то типа того? — ухмыльнулся Тео, возвращая гриффиндорку в настоящее. — У меня полно этого добра. Уверен, что такого сорта у неё нет. Гермиона засмеялась сквозь поступающую влагу на глазах. В этом был весь Теодор Нотт: если мир катится в тартарары, не забывай улыбаться сквозь боль, потому что к этому тут же привыкаешь. Этому она научилась когда-то у него. — Тебе бывает легче или как вообще работает эта штука? — Больному становится немного легче, когда он находится с объектом влечения, — ответил он, кашлянув. — Только физический контакт. Колдо или одежда не подходят. — То есть эти цветы исчезают при контакте? — Нет, они как бы замораживают свой рост при таких условиях, и становится немного легче, — ответил Тео, поправляя одеяло. Он взял одну из стоящих на тумбочке колб с жёлтой смесью и выпил залпом. — Это меня не спасает от того, что я превращаюсь в цветник. Девушка медленно встала со своего кресла, направляясь к кровати слизеринца. Она села на край кровати, пока парень пристально наблюдал за каждым её движением. Если это всё, что она могла сделать для него, то она сделает больше. — Ложись, — велела Гермиона, опускаясь на его подушку. Он медленно опустился перед её лицом, не сводя с нее взгляда. Гриффиндорка знала, что он пытался найти в глазах ответы, но она не могла дать их ему, потому что не знала сама. Они пролежали около десяти минут, просто смотря друг на друга. Гермиона помнила, как они могли общаться лишь одним взглядом, сидя на уроках. Закатанные глаза на парах по зельеварению были их фишкой. — На небе всё ещё нет звёзд, — прервал Тео тишину, стараясь подвинуться чуть ближе. Гермиона взяла это на себя, подвигаясь чуть ближе, почти к самому его лицу. Руки Тео были холодными, когда она коснулась его в туалете тогда, почти ледяными. Сейчас они пылали как что-то раскалённое, словно его била лихорадка. — Май не похож на май, — ответила Гермиона, посмотрев на купол, куда ударялись капли, стекающие по нему. — Слишком дождливо. Тишина снова повисла между ними, отсчитывая своё время барабанящим дождём, который усиливался с каждой минутой. Это не её любимая погода, но именно в такие моменты между людьми появлялось что-то личное, почти интимное. Дождь оголял души, смывая всю копоть обыденности. — Я знаю, что умру, Гермиона, — сказал Тео, почти шепча. Он заправил за ухо её выбившуюся кудряшку и мягко провёл пальцами по щеке девушки, медленно спускаясь к подбородку. — Не говори так, — покачала она головой, обхватывая его бледное лицо руками. — Прошу, не говори. — Просто прими, Герми… Гриффиндорка потянулась к нему и прижалась к его потрескавшимся губам, протиснув кончик своего языка, и он позволил. Должен был позволить, чтобы не дать ей принять реальность. Требовалось чуть больше времени, чтобы осознать происходящее, но оно утекало сквозь пальцы подобно сухому песку. Тео выдохнул ей в губы, и Гермиона снова почувствовала запах роз, который точно стал концентрированным. Девушка ощущала вкус крови на своём языке от его ранок на губах. Он слегка надавил ей на затылок, делая поцелуй глубже и зарываясь пальцами в её шевелюру. И в этом моменте было что-то, что хотелось оставить татуировкой в своём сознании. В его скользящей руке по затылку, во вкусе роз и крови на языке, в капельках слёз, увлажняющих её ресницы и делающих кожу Тео влажной. — Обещай мне, что это случится ещё раз, — попросила она, разрывая солёный поцелуй. — Обещаю.