Сказочник из Булонского леса

      — Ох уж эти мне неравные браки! – всплеснул руками Шарль. – Известен ли свету хоть один благой исход?       Сказка месье Фаола, рассказанная нараспев, в неспешной южной манере, тронула сердце будущего сказочника, а пред внутренним взором всё ещё представали её картины-отголоски: древние лесные бури, столь созвучные дикарским страстям поучительной истории.       Кажется, именно в этот момент месье Перро впервые задумался о власти над умом и душой человеческой, которую мы-юные сами, добровольно и столь охотно, замирая от страха и вожделения – о, что же было дальше? – передаём в руки взрослых, вечерами безраздельно царящих в детских, укладывающих и баюкающих своих чад, подспудно вкладывая в вихрастые головки первые серьёзные мысли.       Да, поистине велика сила хорошей сказки! Не потому ли они, презрев сан и чин, преспокойно входят в дома священников и мирян, и рады им равно и в роскошных дворцах, и в убогих хижинах?       — Неравный брак подобен придушенной мыши: бежать без оглядки хочется, да когтистая лапа догонит, – мурчание из обволакивающего теплом и уютом угла трактира вырвало Шарля из его философских, навеянных сытным обедом размышлений.       То говорил огненно рыжий, обряженный в высокие сапоги-ботфорты кот, и голос его, ловко чередующий характерное для домашнего мышелова мурлыканье и резкий акцент сурового жителя севера Бретани, качал на качелях мелодичности и пофыркивания.       — Позвольте представиться: мур-киз де Карабас, мэтр Шат, – мушкетёрская шляпа элегантно скользнула пером цапли по полу, раскланялись со всеми необходимыми церемониями. И, коль скоро знакомство с говорящим котом, котом в сапогах, элегантной шляпе, с острой сабелькой, висящей в ножнах у пояса, состоялось, не останется в трактире «Весёлая старушка» сказка рыжего кота, рассказанная месье Перро под потрескивание сухих дров в камине, не останется, а плавно перекочует на страницы сего опуса.       Что же рассказал мэтр Шат, ле Шат Ботте? О, его сказка была столь же темна и первобытна, сколь темно было сердце дубравы Руврэ, Воронова леса. Но не пугайтесь, дорогой Читатель! Волшебство – оно всегда такое: на чёрном бархате звёзды сияют только ярче.       — Мур-сье Перро желает послушать хорошую историю? О, я поведаю её Вам.       Шарль слушал мурчание, потрескивание дров и неспешный говор кота, и видел всё, словно перенёсся в ту пору, быль или небыль…       В стародавние времена, когда ещё мир был плоским и покоился себе, не раскачиваемый никем, на трёх огромных рыбах, на окраине бескрайнего Воронова леса стоял маленький домик. Да и не домик вовсе – так, хижина, наспех слепленная неумелыми руками из стволов поваленных непогодой деревьев, мха и речной глины.       Кто жил в домике?       Никто не знал. Никто не интересовался. В самой северной деревне Богом забытого королевства были слишком заняты действительно важным вопросом: как прокормить себя и своих детей? И ни у кого в те стародавние времена не было времени забивать голову глупостями.       Однажды, на краю осени, когда деревья уже сбросили последние листья, протянув чёрные ветви, словно старая ведьма свои костлявые пальцы, вверх, к непогожему серому небу в ожидании первого, молочно-белого снега, у хижины остановился прекрасный экипаж. Холёные кони нервно грызли кожаные удила, нетерпеливо рыли мёрзлую землю копытами, а надменный кучер, чинно спустившись с козел, распахнул украшенную замысловатым гербом дверцу.       На землю ступила ножка в сапожке тончайшей кожи. Золотые локоны были украшены сверкающими жемчужинами. Песцовая шубка волнами дорогого меха ниспадала до самой земли. Тонкие пальчики украшали перстни.       Нежный голос избалованно прозвучал в звенящем от первого мороза воздухе:       — Кто живёт в этом крошечном домике?       Услужливые руки откормленных холопов грубо толкнули дверь хижины, пропуская вперёд свою прекрасную Госпожу.       Что же ждало её в хижине? Маленькая девочка с белоснежной кожей, алыми губками, детскими ямочками на щёчках, шёлковыми волосами длинными и чёрными, словно вороново крыло. Да старый, драный кот с лишайчатой рыжей шкурой.       Кот шипел, не подпуская чужаков к девочке. А та тут же трогательно протянула ручонки к Госпоже, смотревшей, словно зачарованная, на юного голубоглазого ангела с такой материнской добротой и нежностью.       Госпожа увозила из хижины свою новую дочурку, укутанную в меховую шубку, свою фарфоровую куколку, живую игрушку. А вслед неслось рассерженное шипение злобной рыжей твари.       — Что прикажете делать с котом, Ваша Светлость?       Но разве Миледи есть дело до мерзкого, старого Кота? Утопить его в ближайшем ручье! Будет знать, как шипеть и царапаться.       Прекрасно было жить в каменном замке! За высокими стенами завывали зимние ветра, снег припорашивал остроконечные крыши башен. Внутри мягкие ковры и шкуры скрадывали звуки шагов, а голоса слуг всегда звучали приглушённо и почтительно. И всё своё тепло без остатка дарили огромные камины и нежные руки хозяйки замка.       А сколько же здесь было игрушек!       И как восхитительно-слепа была названная Матушка, упорно закрывавшая глаза на исчезновения своих юных фрейлин и зрелых статс-дам!       Лишь рыжий кот тревожил сон осунувшейся Госпожи, являясь в зыбком забытье рыжей бестией, шипя, царапаясь, пытаясь ухватить когтистой лапой её милую голубоглазую малышку, оттеснить её от тонкой шейки мальчика-пажа…       Опустел замок. Призраком прошлого возвышался он, скованный февральскими морозами, на вершине холма. Не горел больше гостеприимный огонёк в высоких башнях, не выпускали широкие ворота господских экипажей.       Усталый путник, застигнутый в тех краях ранними сумерками, спешил скорее миновать проклятое место, суеверно сжимая цепочку с серебряным оберегом на продрогшей груди. Да чёрные вороны кружились над зубчиками стен.       Канули в Лету, словно и не было их никогда, и прекрасная молодая Госпожа, и толстый кучер, и смешливые служанки, и крепкие дворовые бабы, и дородные повара, и храбрые рыцари... Может, огры их добро прибрали к рукам? Или феи-проказницы опустили покрывало забвения на замок? Или же то проделки юной штриги, наконец, насытившейся своими игрушками, и покинувшей тот замок навсегда?       Кто же теперь разберёт! Но переступать порог проклятого места охотников нет...       Месье Перро слушал мэтра Кота, и видел. Что же он видел? Вот дверка хижины отворилась, пропуская вперёд тень. Кукольное платье заляпано грязью и кровью. Белоснежная кожа холодна, словно мрамор. Пухлые алые губки скрывают ряд острых, как у пираньи, мелких зубов.       В руках крошка держит холщовый мешок. Небольшой сувенир из гостеприимного Замка!       Рыжий кот давно ждёт её. Большие глаза – карий и зелёный – смотрят с жадностью на сумку. Ну же, открывай её!       Девочка заговорщицки подмигивает приятелю, опускает руку внутрь и вытаскивает за волосы свой трофей...       Карие глаза не мигая смотрят в пустоту. Остекленевшие. Мёртвые. Прекрасные черты искажены не то удивлением, не то роковой догадкой – последним мигом осознания правды. Золотые локоны, украшенные драгоценными жемчужинами, преломляют последний луч солнца, пробравшегося в хижину через прохудившуюся крышу.       Девочка смеётся и отшвыривает оторванную голову в дальний угол. Туда, где, словно подгнившие тыквы, уродливой кучей насыпаны разлагающиеся, гниющие, зловонные сувениры, накопленные за долгие, долгие годы.       Рыжий кот, радостно урча, ласково трётся о ноги своей девочки. В конце концов, он ведь всегда предупреждает их, n'est-ce pas?