Игра не для двоих

Идея была глупой, но навязчивой. Казалось бы, твоё дело маленькое: доказуху собрал, преступника поймал, суду предал. Всё дальнейшее тебя не касается. Посадят его, выпустят — это. не. твоё. дело. Но Грому всегда дело было. Не мог он не проследить, что будет дальше. Вот и сейчас, просто необходимо ему было узнать, что происходит с Разумовским, уже, правда, не в судебной системе, тем как невменяемым его почти сразу признали. Ему, не без вмешательства самого Грома, даже в изоляторе сидеть не пришлось — сразу направили «по адресу». Но если раньше Грому приходилось скрипеть зубами, когда его «добыча» ускользала безнаказанной, то теперь, теперь... Нет, он не считал, что Разумовского заперли необоснованно. Он не считал его невиновным, не считал, что его должны были отпустить — ещё чего. Просто никак не мог избавиться от ощущения, что он чего-то не доделал, чего-то «не предоставил» для условного суда — психиатрической комиссии, ставившей диагноз, конечно. Его мнение и прочая собранная информация их, вообще-то, совершенно не интересовали — его даже не опросили ни разу. Может судебная система и работала из рук вон плохо, но как работала эта — он вообще не понимал. Гром чувствовал, что обладает информацией, доказательствами — но это никого не волновало. Как и тот факт, что эти его доказательства касались совершенно другого человека... Нет, ладно, другой личности. Но не Сергея Разумовского, не его. Первое время удавалось убеждать себя, что врачам уж без него виднее. Из действий пациента, а не с его, Грома, слов. Они умные, они уж как-нибудь сами разберутся. Но эта отговорка так и не заставила совесть замолчать. Гром хотел убедиться, своими глазами увидеть, что врачи не повторили его собственной ошибки, не обвинили Сергея во всех грехах, не списали, пришлёпнув клеймом безумного фанатика. Не оставили... без помощи. Которая явно была ему нужна. Гром нутром это чувствовал — жаль сам ничего сделать не мог. Но он может хотя бы проверить. Повод нашёлся, хотя и не без окольных путей, не без обещания ответных услуг. И не без укоризненного взгляда Прокопенко, который ясно говорил, что Гром снова лезет не в своё дело. — Да я его быстро опрошу — несколько вопросов, ну минут десять от силы. — Игорёк, это бред, не может тут никакой связи быть, они действуют самостоятельно. И ты это знаешь. — Знаю. Но спросить-то обязан. Ну, чтоб по закону. По уставу, как вы сами любите. — И с каких пор тебе на устав не плевать-то? — Да вот ровно с этих. Так что, выбьете посещение? Прокопенко устало покачал головой, но за трубку взялся. А ему выйти махнул, мол, не для твоих ушей разговоры. Речь шла об очередной банде подражателей, в отличие от большинства, не успокоившейся после публикации нескольких разгромных видео о Чумном Докторе. Заявляли они о себе открыто, да и дальше заявлений дело вроде как не шло, но... но чувствовалось, что пойдёт. Подловить их было не на чем, но это был вопрос времени. И жертв, которых всем хотелось бы избежать. Предположение, что они могут иметь с Разумовским какую-либо связь или вообще действовать под его руководством, было, конечно, бредовым, но зато открывало некоторые возможности. Ну как минимум один короткий разговор, за который, как надеялся Гром, намётанный глаз многое успел бы оценить. С каких пор его глаз считался таковым в отношении психов и маньяков, он пытался не думать. Меры безопасности в психушке впечатляли — у нас так не каждая тюрьма охраняется. Встретивший его доктор был вежлив и осведомлён о цели визита. Он согласно кивал на заверения в духе «понятно, что нежелательно беспокоить, но таков протокол» — и отвечал, что всё в порядке, он понимает. Зачем-то уточнил, что именно Гром был тем, кто Чумного Доктора поймал, и остался этим фактом явно удовлетворён. Впрочем, кто там этих психиатров разберёт — Гром не раз слышал мнение, что в силу специфики работы, от своих пациентов они отличаются в первую очередь наличием халата. Но некоторые так и про Грома могли сказать — если б он форму носил. Его посадили в небольшом почти пустом кабинете и попросили подождать, пока приведут Разумовского. Гром устроился на единственном стуле — напротив стояла табуретка — и напомнил себе план действий. Первым делом выяснить, кто перед ним, Сергей — он как-то незаметно начал назвать его про себя так — или его второе Я. С первым всё просто: для галочки расспросить про подражателей, а самому внимательно наблюдать, как он себя ведёт. А вот если его встретит второй — тут уже сложнее. Болтает он, конечно, куда охотнее, но и веры его словам никакой. А существование подражателей его разве что порадует. Но Гром надеялся, что этого не произойдёт. В конце концов, Разумовского же тут лечат — значит, и проявлений его болезни должно становиться меньше, ведь так? Но того, что происходило дальше, он не ожидал, в планах такого не было. Разумовского впихнули в кабинет, наглухо замотанного в смирительную рубашку — от туго связанных рук до плотного воротника под горло — посадили на табурет и оставили их вдвоём. И он был сам на себя не похож. Ни на одного из себя. Ни один из них не был настолько оторван от реальности. Да что там, он даже Грома не сразу заметил: сел, как посадили, чуть согнулся — может, просто, может, чтобы ослабить давление рубашки — и расфокусированным взглядом водил по кабинету, на фигуру перед ним словно стараясь не смотреть. Зато Гром растерянно его разглядывал. Разумовский похудел, поблёк, будто выцветшая фотография, волосы стали тусклыми — красил он их раньше, что ли — лицо совсем бледным и неживым. Грома откровенно... ужаснуло то, что он увидел. Он думал, что в их последнюю встречу Сергею было плохо — от всего, что на него тогда свалилось, раз даже панической атакой накрыло. Но, похоже, нет, плохо Разумовскому было сейчас, несмотря на вроде бы квалифицированную помощь. Наконец, Грому удалось собраться с мыслями, он кашлянул, привлекая внимание и осторожно позвал: — Сергей? Вы меня помните, Сергей? — стоило, конечно, спрашивать «узнаёте», но язык не повернулся. Это произвело внезапный эффект: Разумовский вздрогнул, поднял голову, мгновенно фокусируя на нём взгляд. Пару секунд просто ошарашенно смотрел, а потом его лицо буквально ожило, снова обретая выражение. Довольно... яростное выражение: сжались тоньше губы, прищурились глаза, взлетели, раздуваясь, крылья носа. Но при этом Гром не сомневался, что это всё ещё было лицо Сергея — у Чумного Доктора взгляд был совсем другой. Хотя... — Я вас отлично ппомню, майор Гром, — развеял его сомнения ответ. — Что ввам от меня нужно? — Я хотел бы задать несколько вопросов, — всё ещё несколько растерянно ответил Гром. — Мне казалось, мой случай больше не попадает под вашу юрисдикцию. Мной теперь занимается... ддругое ведомство. Он дёрнул плечом, словно пытаясь сделать какой-то жест, замер, повторил ещё раз, словно бы не замечая крепко связанных рукавов. Грому вспомнилось, как часто Разумовский нервно потирал руки, особенно когда всплывали какие-то опасные вопросы. Или вертел что-нибудь в пальцах, пытаясь их занять. Наверное, привычка осталась, только осуществить её не было никакой возможности. Видимо, тоже вспомнив это, Сергей яростно прикусил губу. Судя по их плачевному состоянию, делал он это сейчас часто — задёрганные и воспалённые, они ярким пятном выделялись на бледном лице. — У меня сейчас другое дело, — подтвердил Гром, стараясь всё-таки не терять нить разговора. — Но есть подозрение, что оно может иметь нечто общее с вашим. Разумовский то ли кивнул, то ли просто рывком опустил голову, сворачиваясь обратно в изначальную позу, и ответил: — Ну тогда, как я могу мешать следствию. Задавайте. Он отвечал односложно или вообще просто качал головой. Про банду, конечно же, ничего не знал — да Гром и не рассчитывал. Он, вообще-то, планировал убедиться, что с Разумовским всё хорошо или, хотя бы, как-то идёт на лад. Но это было настолько откровенно не так, что теперь Гром понятия не имел, что с этим делать. Этого варианта просто не было в расчётах. Наскоро закончив с вопросами, он ещё несколько секунд смотрел на сгорбленную фигуру напротив. Потом решительно встал и подошёл к двери — ему сказали постучать, как закончит, чтобы вызвать сопровождающих санитаров. Хотя тощий и спелёнатый Сергей вызывал ощущение, что его можно в одной руке унести — зачем ему два дюжих санитара? Постучать Гром не успел, сзади раздался ехидный вопрос: — А зачем ты вообще ЕГО об этом спрашиваешь? Со мной, что ли, не желаешь общаться, Игорь? Гром резко обернулся, но на него, к счастью, не пытались накинуться. Чумной Доктор даже вставать не спешил, просто сидел теперь прямо и уверенно, словно это он был хозяином положения. Черты лица заострились, стали хищными. Взгляд прямой и цепкий. Насмешливый. — А с тобой, мразь, я вообще общаться не собираюсь, — отрезал Гром, чувствуя себя под этим взглядом отнюдь не уютно. Насмешливое выражение мигом пропало, сменившись яростным — вот теперь, действительно яростным. — Ничего, Игорь, ещё придётся, — прошипел он. — Хочешь ты того или нет. Гром решительно стукнул в дверь и те полминуты, пока она не открылась, не спускал с Разумовского глаз. Теперь санитары ему лишними не казались, но при них Чумной Доктор повёл себя на удивление тихо — ни освободиться, ни говорить что-то не пытался. Только от Грома до последнего взгляда не отрывал, пока за угол не увели. И тогда уже Гром выдохнул. — Получили что хотели? — раздался вежливый вопрос из-за спины. Гром покосился на врача и покачал головой. — Нет. Но всё равно спасибо. И извините, что зря потревожил. — Ну что вы. Если нужно будет ещё что-то уточнить, обращайтесь, я организую встречу. — Да нет, вряд ли. У вас тут безопасность действительно на высоте, вряд ли он может быть связан с моим нынешним делом. — Это да. Но знаете… Если даже не будет вопросов — приходите. Если согласны, конечно. Я понимаю, что нахождение здесь — непростое испытание. Гром зябко повёл плечами, вот уж действительно, но потом наконец осознал, что ему предлагают, и удивился. — В каком смысле приходить? Я же не родственник, даже не друг, чтобы просить о посещениях. — Да, конечно, но я смотрю исключительно с медицинской точки зрения. Видите ли, иногда пациентов бывает непросто расшевелить, достучаться до них, вывести на диалог — а это очень важная часть работы, мы ведь не одними таблетками лечим. Вот и Сергей из таких пациентов, которые замыкаются в себе и не идут на контакт. Но на вас он отреагировал достаточно активно, — Гром подумал, что в кабинете явно была камера, и поёжился. — Вам удалось расшевелить его буквально за пару минут, что не может не радовать меня, как врача. Поэтому я готов пойти на некоторое… нарушение режима, если это будет на пользу моему пациенту. Так что подумайте над этим, и если будете готовы к посещению, то вот моя визитка — просто позвоните мне, я назначу время и всё организую. — Я… подумаю, — ответил Гром, вообще не зная, как на это реагировать. Разумовский явно не рад был его видеть. Обе его стороны были не рады. Да и самому Грому приятных эмоций этот визит не доставил. Но если специалист считает это полезным… — Спасибо, — кивнул врач. — И, надеюсь, до новых встреч.