...и немного магии

Восстановление внутренних повреждений шло долго, почти сутки. Всем своим нутром я чувствовал, как жидкий огонь раскаленной лавой бушевал в венах, вонзая тончайшие золотые иглы в самый очаг боли, хаотично вспыхивая алыми искрами в глазах в разных частях тела. Слышал хруст вправляющихся суставов и скрип зарастающих трещин на ребрах. Сильное нервное истощение вкупе с переохлаждением и резким откатом адреналина корежило и ломало как прожженного наркомана во время ломки. От жара я метался по кровати, суча ногами, скидывая с себя одеяло и впиваясь скрюченными пальцами рук в простыни, раздирая их на полосы. Рядом кто-то суетился, запихивал в мой рот тонкую палочку, потом слышалась брань. Блаженная прохлада опустилась на лоб, по лицу прошлась влажная салфетка. В рот полилась сладкая вязкая микстура. Кадык дернулся – я ощутил прохладную чистую воду, орошавшую пересохшее горло. - Я сам, - прохрипел осипшим голосом, забирая трясущимися руками кружку из заботливых рук, с трудом разлепляя заплывшие веки. Несколько глотков, и из треснувшей губы потянулась тонкая красная ниточка. - Который час? - Половина третьего ночи. Вы только посмотрите на него, - Пирс картинно всплеснул руками и разъяренным львом возмущенно заметался из угла в угол. – Он еще и ухмыляется! - Мужчина должен улыбаться даже если хочется выть от боли, - просипел я. - Кто это сказал?! – он сжал кулаки и подскочил ко мне, с тревогой вглядываясь в мое лицо, будто хотел что-то прочесть на нем, машинально кладя прохладную руку на мой разгоряченный лоб. - Не помню, - вяло отмахнулся я, осознавая, что меня начинает ощутимо потряхивать от озноба. – Холодно… - Еще бы, - меня уложили обратно на подушки и, укрыв, подоткнули одеяло со всех сторон. – Я вообще удивляюсь, как твой организм не спёкся и выдержало сердце. Скачек температуры от 43 до 35 градусов еще даст о себе знать каким-нибудь осложнением. - Не даст, - ухмыльнулся я, но тут же пожалел о своих словах. Внутренний огонь в районе солнечного сплетения вновь закручивался в тугой вихрь и принялся спешно окутывать тело в кокон боли. - … - шевельнул я губами, пристально глядя на друга, пока пелена не скрыла от меня Пирса. - Что? – он нагнулся ниже, схватив меня за запястье и, посматривая на часы на руках, принялся измерять пульс. На лице в секунду отобразилась вся гамма чувств, не сулящая ничего хорошего. - Гарри, - выдавил я из себя. - У тебя бред, друг мой, - осторожно отпустив мою руку, он прикрыл её одеялом. – Как хочешь, а я бужу твоих родителей и вызываю неотложку. - Нет, - мотнул головой, от чего в висках запульсировало болью с новой силой. – Принеси мне его подушку. И не смей никому ничего говорить. Пирс замер, пронзая темным нечитаемым взглядом. - Ты сумасшедший. Твой кузен в школе для трудных подростков, а ты просишь принести его подушку? Совсем умом тронулся. - Еще уродом назови, - я с головой нырнул под одеяло. Свет от ночника неприятно бил по глазам. - Придурок. – Пирс вылетел из комнаты, но хлопнуть дверью не решился. А я лежал под одеялом и, прислушиваясь к себе, впервые не мог понять, что происходит. Сквозь чуть раздвинутые шторы в небольшую щель в мое окно заглядывал любопытный диск полной луны. Она словно ощупывала невидимыми лучами всё, что находилось в комнате. Равнодушно скользнула по стенам с постерами чемпионов-боксеров, зацепилась за боксерские перчатки, болтающиеся на вбитом в стену крюке, словно невзначай коснулась клавиатуры компа, от чего тот пискнул и ушел в спящий режим. Затем принялась по-кошачьи подкрадываться к моей кровати. Я зачарованно смотрел на щербатую луну, невольно подмечая, что её светлый лик окутывает странная тень. Она зеленовато-коричневой змеёй окружала её, превращаясь в мистического Уробороса. Руки работают, видят глаза. Порхай как бабочка, жаль как пчела… Слова великого Мохаммеда Али не давали мне потеряться в непрекращающемся потоке боли. Она стала какой-то монотонной. И мне даже почудилось, переносить её стало немного легче. Я упорно таращился на луну, мантрой повторяя слова, прислушиваясь, не идет ли Пирс. Видимо, на какое-то мгновение я всё же отключился, поскольку друг осторожно потряс меня за плечо. Я дернулся, прищурив слезящиеся глаза. - Заждался? – прошептал Пирс. - Ну, извини. Там мистер Вернон решил на кухне перекусить. Пришлось ждать, пока он обратно уберется в свою комнату. – Он держал в руках большой сверток. – Держи. Пирс протянул мне комковатую подушку кузена. Я вцепился в нее, как утопающий цепляется за соломинку, и уткнулся лицом в относительно чистую наволочку. Вдыхая странный, чуть терпкий запах трав, которыми обычно пахли волосы Гарри, чувствовал, как меня медленно отпускает. Совсем чуть-чуть, но дышать стало легче. Улыбаясь, я вспомнил, что как-то раз поинтересовался у кузена, почему он так странно пахнет? Может, какой шампунь или гель для душа использует? - Да ну, - отмахнулся тогда он. – Это все из-за Зельеделия. Мне приходится ходить на дополнительные занятия, чтобы подтянуть пробелы по предмету. Иначе в конце года мне светит «Тролль». – Потом усмехнулся чему-то своему и, развалившись на кровати, обнял подушку, сминая её своей вихрастой, пахнущей сухими травами с какими-то сладковатыми примесями, аналог которым я так и не смог подобрать, головой. – Гермиона, моя лучшая подруга, все время проводит разные эксперименты с зельями, заставляя ассистировать. - Да? – мне стало неподдельно интересно. – И что ты делаешь? Помешиваешь бурлящее варево в громадном закапченом котле огромным черпаком? - О, нет! – рассмеялся он. – Она не доверят мне столь утонченную работу, поскольку нужно все время строго следовать рецептуре: три раза по часовой стрелке, пятнадцать против, две секунды покоя и все по новой. И постоянный контроль за огнем под котлом и изменением цвета пара на поверхности. - А ты? - Подай-принеси-нарежь. - Типа, принеси, подай, пошел нахуй, не мешай! – заржал я. - Типа того… Бурлящая лава во мне тоже как-то присмирела. Била уже выборочно, но всё равно точно в цель. Я вновь чувствовал себя желторотым юнцом на ринге. Мальчишкой, впервые надевшим перчатки, против которого выставили сильнейшего противника. У нас были совершенно разные весовые категории и опыт. Я заведомо проигрывал. Я был для него открытой книгой, он знал все мои слабые места и, не контролируя силу удара, раз за разом быстрым отточенным ударом бил по самым болезненным точкам. С моей стороны сопротивления не было, поскольку бесполезно все это. Лишь прикрывал голову руками. Солнце всегда где-нибудь да светит. Это тоже слова Мохаммеда Али. Мне нужно выстоять в этом бою. Нокаут низвергнет меня в самую пучину, и тогда мне вновь придется выбираться на поверхность самому, без чьей-либо помощи. Обдирая руки в кровь, срывая ногти по самое не хочу. - Я еще плед принес, - продолжал Пирс, накидывая поверх одеяла еще что-то. – Взял в комнате Поттера. Пить хочешь? Я покачал головой. Странно, но жажды я больше не испытывал. Вот сейчас всё было как надо. Как и должно быть. «Я не обязан быть тем, кем вы хотите меня видеть. Я свободен быть тем, кем сам захочу быть». Мохаммед, благодарю тебя за эти слова! Я перевел взгляд с Пирса на луну и вздрогнул: она превратилась в огромный человеческий череп. Уроборос вдруг выпустил свой хвост и, обернувшись огромной светящейся анакондой, раскрывшей свою огромную пасть, бросился из его разжавшихся челюстей в мою сторону.