* * *
К немалому удивлению Джинни, Волдеморт внезапно пожелал сопроводить ее на примерку парадной мантии для предстоящей инаугурации, кажется, абсолютно уверенный, что будет избран. Джинни это, разумеется, совсем не обрадовало: она не сомневалась, что он придет в ярость, увидев выбранный ею траурный наряд. Однако если Том уже принял решение, то как-то повлиять на него было совершенно невозможно, поэтому Джинни даже не пыталась его отговорить, заранее смирившись с грядущим скандалом. Кажется, мадам Твилфитт в полной мере разделяла ее опасения, так что поглядывала в сторону Волдеморта с явной тревогой. Джинни только усмехнулась про себя: удивительным образом даже сейчас, под личиной Гарри, даже умело играя роль примерного семьянина, Темный Лорд все равно внушал людям инстинктивное чувство страха, точно, несмотря на все уловки, они все равно подсознательно чувствовали его хищную суть. Скрывшись в примерочной, Джинни облачилась в шикарную мантию из полуночно-черного муарового шелка и, откинув бархатную шторку, решительно шагнула вперед. Волдеморт поднял на нее взгляд и вдруг усмехнулся: — Ну прямо темная леди, — насмешливо протянул он. Мадам Твилфитт испуганно пискнула, а Джинни бросило в жар, и она с ужасом поняла, что краснеет. Волдеморт жестом приказал ей повернуться, и к смущению тут же примешалось чувство унижения, вгоняя Джинни в краску еще сильнее. Том же откровенно забавлялся, понимая, что в присутствии хозяйки магазина она все равно не сможет ему ответить. Стиснув зубы, Джинни метнула в его сторону яростный взгляд и медленно повернулась вокруг своей оси. — Весьма неплохо, — весело заявил Волдеморт. — Но все-таки это праздник, так что тут явно не хватает блеска. Быть может, добавить жемчуг? — спросил он, обращаясь к мадам Твилфитт. — О да, это было бы великолепно! — затараторила портниха. — Крупные жемчужины по корсажу… Миссис Поттер, вы будете похожи на благородную венецианку достатутных времен! — Чудно — всегда мечтала! — процедила Джинни и, вернувшись в примерочную, резким движением задернула за собой шторку. «Мерлин великий, лучше бы Волдеморт все-таки устроил скандал!», — подумала она, кинув досадливый взгляд на свое отражение.* * *
Главный зал Визенгамота был заполнен возбужденно гомонящими людьми. Но, против обыкновения, сегодня они собрались поглазеть не на громкий судебный процесс или прения по поводу очередного закона. Отдельные места для членов Визенгамота отсутствовали, и посреди зала возвышались только две одинаковые кафедры, стоящие друг напротив друга. — Дамы и господа! Рад приветствовать вас сегодня! — выйдя вперед, провозгласил плотный волшебник в темно-сливовой мантии и раскинул руки в широком жесте, что сделало его похожим на конферансье. — Я Варнава Кафф, главный редактор Ежедневного Пророка, и сегодня я буду вести дебаты между двумя кандидатами на пост министра магии! Итак, встречайте! Министр мистер Кингсли Шеклболт! Под аплодисменты публики Кингсли поднялся на помост и занял одну из кафедр. — И глава Аврората мистер Гарри Поттер! Толпа взорвалась овациями. Волдеморт занял свое место напротив Кингсли и легко кивнул всем присутствующим. Джинни, сидящая в первом ряду, бросила быстрый взгляд на Гестию Шеклболт, и та ответила ей вежливой, но неприятно прохладной улыбкой. — Господа, мы многое знаем о ваших законопроектах и предвыборных обещаниях, однако сегодня я бы хотел предложить вам поговорить о более пространных вещах, — потирая руки, произнес Кафф. — О том, какой вы видите нашу страну в будущем, о том, к чему вы будете стремиться, если выиграете выборы. Начнем с вас, министр, если не возражаете. — Хорошо, — кивнул Кингсли. — Я имел честь руководить Магической Британией на протяжении восьми лет, и, смею надеяться, это были совсем неплохие годы. За это время мы многого достигли: преодолели тяготы послевоенного периода, сделали большой шаг в сторону взаимопонимания и толерантного отношения друг к другу, достигли стабильности. И мне бы хотелось, чтобы мы продолжили идти в этом направлении: я вижу нашу страну именно такой — стабильной и безопасной. Мне бы хотелось, чтобы в Британии каждый маг мог получать достойные деньги за свой труд и чувствовать себя в безопасности, не боясь стать жертвой каких-либо темных сил. Я вижу наш мир равноправным и лишенным предубеждений. Вижу, как мы мирно делим планету с волшебниками из других стран и магглами. И я уверен, что вместе мы сможем этого добиться! Почти все время, что говорил Кингсли, Джинни смотрела не на него, а на Волдеморта. Том, непринужденно облокотившись о свою кафедру, слушал конкурента с легкой насмешливой улыбкой. Когда Шеклболт завершил свою речь, а зрители закончили аплодировать, и Кафф передал ему слово, Волдеморт оглядел зал пристальным, пронзительным взглядом. — О чем вы мечтаете? Какую жизнь вы бы себе хотели? — вкрадчиво произнес он. — Только ли сытую, только ли безопасную? Или вы желаете большего? Я — да. Мы — волшебники, нам повезло быть наделенными великой силой. И мы — британцы, представители гордой и несгибаемой нации, знаменитой своими победами и открытиями. К сожалению, прошлыми — вынужден признать, что сейчас гордиться нам нечем: в данный момент мы не прогрессируем, а вязнем в болоте так называемой стабильности, не исправляем сделанные нашими предшественниками ошибки, а лишь усугубляем их. Наше общество слишком ограниченное, слишком закостенелое. Однако, как ни парадоксально, при этом оно зачем-то упорно пытается оторваться от своих корней. Как вы знаете, до поступления в Хогвартс я жил среди магглов. И должен вам сказать, что даже магглы — по крайней мере, британские — уважают своих предков и гордятся ими. У нас же в последние годы принято чуть ли не извиняться за свою родословную, отрекаться от своих предков. И это неверно, потому что их поступки следует оценивать в контексте того исторического периода, когда они жили. Общество, решившее перерубить свои корни, зачахнет. А в сочетании с отсутствием прогресса мы и вовсе подобны призраку, зависшему между небом и землей. Никто не желает себе такого жалкого существования — и именно поэтому мы должны все исправить, пока еще не стало слишком поздно. В противном случае, мнимые стабильность и благополучие очень скоро обернутся чудовищным крахом, ввергнув нас в пучину нового кризиса и нищеты. И если мы этого не хотим, то для нас пришло время действовать. Прямо сейчас. Джинни с сожалением констатировала, что раздавшиеся аплодисменты были гораздо громче тех, которыми зрители наградили Шеклболта. — Спасибо, господа! — провозгласил Кафф. — Время перейти к прениям! Министр, вам слово! Есть ли у вас какие-либо вопросы к мистеру Поттеру? — Еще как! — криво усмехнулся Кингсли. — Приведите-ка мне, мистер Поттер, конкретные аргументы в пользу вашего утверждения, что наши стабильность и благополучие являются мнимыми. Позволю себе напомнить, что мы добились их в тяжелой борьбе с некоторыми волшебниками, почитавшими свои корни слишком сильно, променяв человечность на родословную. — А вы полагаете, я мог забыть? — насмешливо спросил Волдеморт. — Особенно с учетом того, что я вел эту борьбу в одиночестве. И, раз уж вы об этом заговорили, я победил Темного Лорда без помощи так называемого Ордена Феникса. Кингсли посерел от гнева, но Волдеморт продолжил, не дав ему вставить ни слова: — Что касается конкретных аргументов, то лучшим из них будет тот факт, что наше общество бюрократизировано настолько сильно, что основным работодателем у нас является Министерство. Это непомерно огромный, раздутый аппарат, который существует исключительно за счет налогов остальных волшебников, что делает налоговую нагрузку неподъемной. Вместо того, чтобы развивать науку и бизнес, все наше общество трудится исключительно на благо Министерства. Разумеется, бюрократов это устраивает, но долго подобная ситуация не продлится: либо простые волшебники устанут содержать весь этот огромный штат клерков… — Да мы уже устали! — громко крикнул кто-то из зала. Волдеморт понимающе усмехнулся и продолжил: — Либо мы деградируем настолько, что станем легкой добычей для внешних и внутренних врагов. Как бы действующему министру ни хотелось жить в атмосфере всеобщей любви и согласия, наш мир, к сожалению, весьма далек от утопии. Когда наша слабость станет очевидна, ей наверняка захотят воспользоваться и наши более успешные соседи и, например, те же гоблины. Хотелось бы вам, дамы и господа, стать современниками их очередного восстания? В толпе пробежал еле слышный шепот. — Мистер Поттер, не стоит искать врагов там, где их нет, — громко объявил Кингсли. — Наши взаимоотношения с гоблинами не вызывают никаких опасений — более того, в последние годы они значительно улучшились. — Ну еще бы, — насмешливо протянул Волдеморт. — Вы же пообещали пересмотреть закон, не позволяющий им владеть волшебными палочками… — Чтобы им при случае было проще нас перебить! — раздался другой выкрик из зала. Толпа недовольно заворчала, точно потревоженное чудовище. Джинни едва заметно покачала головой: у Кингсли не было ни единого шанса. Волдеморт удивительным образом умел достучаться почти до каждого: и до тех, кто жаждал перемен, и до чистокровных консерваторов, и до пугливых эгоистичных обывателей. Не удивительно, что раньше за ним шли как благородные снобы, так и отщепенцы, вроде оборотней. Джинни понадеялась было, что уж сотрудники Министерства будут против предлагаемых им реформ, но тут Том сообщил, что ни в коем случае не предлагает просто сократить штат, «ведь люди не должны лишиться работы». — С учетом того, куда мы себя загнали, лучший вариант на данный момент — это развитие государственного бизнеса, — объявил он. — Это создаст больше рабочих мест, уменьшив уровень безработицы, и позволит людям, которые сейчас тратят время на монотонное перекладывание бумажек, заниматься чем-то действительно стоящим. Джинни не смогла сдержать горькую усмешку и тут же зажмурилась от яркой вспышки камеры. Ну конечно, завтра это фото появится в газете с подписью, что она смотрела на своего мужа с влюбленной и гордой улыбкой. Но стоило признать, оратором Волдеморт и впрямь был непревзойденным и, глядя на то, как он в пух и прах разбивает любые аргументы Шеклболта, Джинни против воли испытывала восхищение.* * *
— Значит, государственный бизнес? — с легким сарказмом спросила Джинни, неспешно доставая драгоценные шпильки из своей прически. Не скованные больше ничем, ее волосы огненным водопадом упали на плечи. — Сначала волшебники, конечно, обрадуются, что их налоги уменьшатся, а бывшие клерки будут сами зарабатывать себе на зарплату — а в один день обнаружат государственную монополию на все на свете, — продолжила она. — Когда открыть свое дело можно будет только с твоего одобрения. — Ты умнеешь прямо на глазах, — вкрадчиво протянул Волдеморт, вальяжно раскинувшийся на их постели. И, усмехнувшись, поманил ее к себе: — Подойди, — приказал он. Услышав в его голосе повелительные нотки — пока нарочито мягкие и соблазнительные — Джинни вспыхнула от смеси стыда и гнева. Она резко и раздраженно швырнула на туалетный столик снятые украшения, но потом быстрым взмахом палочки затушила свечи, встала и шагнула ему навстречу. Обычно, когда все заканчивалось, Джинни тут же либо уходила, либо демонстративно отодвигалась на другой конец кровати, как можно дальше от Волдеморта. Но не сегодня: все ее тело окутывала сонная нега, и шевелиться совсем не хотелось, тем более его подобные демонстративные жесты лишь веселили. Повернувшись на бок, Джинни бросила на супруга взгляд из-под полуопущенных ресниц. Внезапно ее сердце кольнуло острой иглой сожаления — если бы только однажды, много лет назад, Том Риддл не превратился в Лорда Волдеморта!.. Быть может, тогда у них даже могло бы что-нибудь получиться? Эта мысль, быстрой рыбешкой мелькнувшая на краю сознания, заставила ее замереть от почти суеверного страха. — Расскажи мне про пресс-папье, — вмиг севшим голосом глухо прошептала она. — Про что? — переспросил он, недоуменно приподняв бровь. — Ты однажды упоминал, что убил кого-то при помощи пресс-папье. Расскажи мне об этом. — Не то чтобы я имел привычку болтать со своими партнершами после секса, но мне почему-то представлялось, что обычно в такие моменты люди говорят о другом, — явно развеселившись, ответил он. — И что же ты делал обычно? Награждал своих женщин Круциатусом или Обливиэйтом? А быть может, сразу Авадой? — процедила Джинни. Перед глазами почему-то мелькнуло обрамленное смоляными кудрями бледное лицо Беллатрикс Лестрейндж с ее огромными глазами, в которых полыхало Адское Пламя. И хорошо: ей явно не помешает напомнить себе, кто именно сейчас находится рядом. — Эта история случилась в пятидесятых, — вместо ответа произнес Том. — Я тогда путешествовал по миру, и одной из точек в моем странствии стал Хадрамаут… — Что? Это вообще где? — В Юго-Западной Азии, — любезно пояснил Волдеморт. — Жалкий осколок некогда великого царства, который тем не менее до сих пор хранит немало древних тайн и уникальных артефактов. В то время там было неспокойно: местные жители безуспешно пытались обрести независимость. Как ты, должно быть, догадываешься, в подобном беспорядке неизменно поднимают голову различные криминальные элементы и любители половить крупную рыбу в мутной воде. — Вроде тебя, — фыркнула Джинни. — Ну, в общем, да, на тот момент именно этим я и занимался, — легко согласился Волдеморт, против обыкновения даже не разозлившись. — Я вел охоту за одним очень ценным сокровищем, почти мифическим, но я нисколько не сомневался в его реальности. — Это был какой-то артефакт, вроде реликвий Основателей? — спросила Джинни, невольно втягиваясь в разговор. — Могущественное заклинание, начертанное на трех золотых пластинах. И, в качестве дополнительного бонуса, различные материальные ценности вроде золота или черных алмазов. Но, разумеется, в поисках был заинтересован не только я: культ местных магов не одно столетие безуспешно пытался добраться до сокровища, но им не хватало ни силы, ни знаний. Волдеморт продолжал свой рассказ, больше похожий не на откровения маньяка, как ожидала Джинни, а на остросюжетный приключенческий роман. А она слушала, и перед ее глазами вставали золотые пески пустыни, дрожащие в жарком мареве причудливые драконовые деревья, многолюдные сумбурные портовые городки... И Том Риддл. Молодой — в то время он как раз был ее ровесником — красивый, и, разумеется, запредельно жестокий и смертельно опасный. — Я самонадеянно полагал, что туземные маги слишком ничтожны, чтобы встать у меня на пути, но они сделали то, чего я никак не мог ожидать. Каким-то образом они смогли завербовать мистера Лафингтона — как ты понимаешь, британца, сколотившего свое состояние за счет торговли редкостями, которые привозил из колоний. Однажды он пригласил меня в свой дом, но едва я переступил порог, как понял, что оказался в ловушке. Культистам и Лафингтону хватило сил создать Магический Капкан. — Это еще что? — спросила Джинни. — Один очень сложный и опасный ритуал, — охотно пояснил Волдеморт. — Берешь восемь человек — можно даже магглов — чертишь октограмму и располагаешь их на вершинах ее лучей, — его палец скользнул по ее лопатке, рисуя символ на обнаженной коже. Джинни вздрогнула, рефлекторно отодвинувшись, но, уходя от прикосновения, она невольно оказалась только ближе к Волдеморту, так, что теперь она ощущала тепло его тела. — Затем надо прочитать заклинание, — как ни в чем не бывало продолжил он. — Все жертвы в ходе ритуала умрут, а в помещении с октограммой в течение шести часов нельзя будет творить никакой магии — любой, кто попытается это сделать, будет уничтожен в ту же секунду. Туземцы и Лафингтон ожидали, что, как только я пойму, что оказался в ловушке, как тут же достану палочку — и погибну. Однако они меня недооценили: я смог почувствовать следы проведенного ритуала и сообразил, с чем имею дело. Так что никакую палочку я не достал, а вместо этого, подойдя к Лафингтону, взял с его стола пресс-папье и размозжил ему череп. — Очень… увлекательная история, — после паузы произнесла Джинни. — А что с сокровищем? Ты его нашел? — Ну разумеется, — мягко ответил Том. — Рано или поздно я всегда получаю все, что захочу. На какое-то время в спальне повисла тишина. Джинни молча изучала потолок их спальни, тонувший в сливовой ночной темноте. — Можешь ответить мне на один вопрос? — через какое-то время произнесла она. — Ответить правду? — Возможно, — протянул Волдеморт. — Спрашивай. — Помнишь тех магглов, которым я стерла память? — После того, как пытала одного из них Круциатусом? — с усмешкой уточнил он. — Ну разумеется помню. — Ты тогда отправился за ними, чтобы узнать, правильно ли я наложила Обливиэйт, — Джинни замолчала, собираясь с силами, а затем выпалила: — Ты убил их? И замерла в ожидании ответа, затаив дыхание. — Да, — спокойно произнес Том. — Но зачем?! Зачем ты это сделал?! — воскликнула Джини, резко садясь на кровати. — Уймись! — холодно приказал Волдеморт. Джинни глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. — Ты солгал мне! — процедила она. — Разве? Я лишь сказал, что ты правильно выполнила Обливиэйт, а о том, что произошло с магглами позже, ты не спрашивала. Потому что на самом деле и так всегда знала ответ. Джинни обессиленно упала обратно на подушку и легла так, чтобы не видеть Волдеморта. — Ты убил их просто так, просто потому что тебе это нравится, — прошептала она. — Потому что это единственное, что тебе нравится. — А еще потому, что никому не позволено трогать то, что принадлежит мне, — вкрадчиво произнес Волдеморт. Джинни не ответила. Ее взгляд был устремлен мимо него, в сторону того самого шкафа, в котором она хранила яд.* * *
Джинни под руку с Волдемортом шагнула из огромного камина в Атриум Министерства и с трудом сдержалась, чтобы не зажмуриться от ослепительно-ярких магниевых фотовспышек. — Сегодня первый день голосования на выборах министра магии! — бодро протараторила светловолосая репортерша, выскочив прямо перед ними. Джинни она неприятно напомнила Риту Скитер. — И на избирательный участок уже прибыл мистер Гарри Поттер с супругой! Волдеморт вынудил Джинни остановиться и развернул ее лицом к фотографам. Выпрямив спину и заставляя себя улыбаться, она позировала, при этом невольно продолжая слушать трескотню журналистки. — Напомню нашим читателям, что выборы проходят в течение трех дней. Они проводятся при помощи Выборных Чаш — специальных артефактов, в которые мы помещаем бюллетени… Волдеморт наконец-то отпустил Джинни и направился к кабинкам для голосования, едва ощутимо подтолкнув ее в ту же сторону. Внезапно на ее пути возникла незнакомая женщина, и Джинни едва успела отпрянуть, избегая столкновения. — Ой! Простите, мадам, я случайно! — поспешно выпалила незнакомка, нервно комкая в руках свой бюллетень. — Просто вокруг так много людей, а я первый раз… Простите! — Ничего страшного, — быстро ответила Джинни, приглядываясь к ней. Женщина была аккуратно, но бедно одета и выглядела растерянной, словно сомневалась, что ей действительно можно здесь находиться. В ее наклоне головы и движениях, во взгляде голубых глаз, глядевших исподлобья, было что-то странное… Уже отойдя, Джинни сообразила, в чем дело: незнакомка была оборотнем. Гермиона много лет потратила на то, чтобы они получили избирательные права, и наконец-то добилась своего. Зайдя в кабинку, Джинни задернула за собой шторку и облегченно вздохнула — хвала Мерлину, никаких людей, никаких надоедливых взглядов!.. Однако мысли об оборотнях почему-то ее не оставляли: вдруг вспомнилось, что именно Волдеморт обещал дать им права. И внезапно Джинни осознала, что он это сделал, хоть и чужими руками. Ведь в свое время Гермиона мечтала заниматься домовиками, но столкнулась со множеством препятствий и после нескольких безуспешных попыток переключилась на оборотней. И вот с ними у нее все пошло удивительно легко. А ведь Волдеморт сам говорил Джинни, что вмешивался в карьеру Гермионы… Но неужели ему было не наплевать на те обещания, которые он когда-то давал своему пушечному мясу, тем, кого и близко не считал за людей? Джинни вдруг вспомнила, как Волдеморт вытащил из Азкабана своих Пожирателей. И вспомнила Фенрира — кошмарного пса Темного Лорда, который был готов в буквальном смысле сожрать любого, на кого укажет его хозяин. Фенриру отрубили голову сразу после победы — тогда таких как он еще относили к волшебным тварям — но, видимо, его господин не забыл о тех обещаниях, которые он дал вожаку оборотней много лет назад. Джинни зябко повела плечами. Казалось бы, верность своему слову — хорошее качество. Особенно с учетом того, что Волдеморт обещал сохранить жизнь ей, их сыну и ее семье. Ей бы радоваться, но почему-то у Джинни это открытие вызывало диаметрально противоположные чувства: оно пугало. Джинни вздохнула, осознавая, что занимает кабинку непозволительно долго, и перевела взгляд на Выборную Чашу. Она была сделана из хрусталя и заполнена зельем, прозрачным, словно вода. Рядом лежал лист пергамента: «Уважаемые избиратели, отметьте выбранного вами кандидата и опустите бюллетень в Чашу. Напоминаем, что вы можете проголосовать только один раз. В случае попытки обмануть Чашу, ваша рука немедленно и безвозвратно отсохнет». Джинни перевела взгляд на свой бюллетень. Имена четырех кандидатов были написаны чернилами разных цветов. «Гарри Джеймс Поттер» было начертано красным. Весь мир наивно думал, что это — цвет Гриффиндора. И только Джинни знала, что на самом деле это цвет крови, цвет Круциатуса, цвет его глаз… Она с силой вдавила ноготь в бюллетень и провела им по имени Гарри, оставляя поперек него тонкую белую полоску. А затем схватила перо и быстро поставила галочку напротив имени Кингсли.