Самые сокровенные желания

«Дом, разумеется, я попрошу в лучшем районе города и буду хмелеть от лучших вин в любое время дня и ночи, и никто не посмеет сказать ни слова. У моей жены, детей и даже внуков теперь есть право жить припеваючи… Ты просто не заметил, что тебя звали, не услышал ни звука. Не ходи! Не думай! Просто сиди здесь, как вкопанный. И роскошный столичный дом твой. Просто сиди…» Руки Жана крепко сжимают уши в бесполезных попытках заглушить свой внутренний голос. Он хочет жить, он просто хочет спокойно жить… разве это слишком много. В его мыслях она — Микаса. Она нежно придерживает головку их трёхмесячного младенца, пока Жан любуется видом восстановленного острова с балкона их новой квартиры. Он счастлив. У него есть все, о чем он только мечтал. Но это «все» не позволит его совести не сожрать его изнутри. Он думает о Микасе и о всех жителях Марлии, об Эрене; насколько оправдан его выбор. Он вспоминает друга детства, и его обезображенное лицо тут же всплывает у него перед глазами, и на секунду Жану кажется, что все, к чему пришёл Эрен — истина, которую заслужили люди с материка. Он вспоминает и её: загоревшую красноватую переносицу и милую родинку под правым глазом. Ее всегда холодные руки и карие глаза, обрамлённые пушистыми ресницами. Он так и не научил её плавать и он так и не смог найти нужных слов после того, как услышал из её уст вырвавшееся «люблю». Жан больше не получал писем со штампом Военной полиции и толстым слоем сургуча, опечатанным внутренней стеной Сина в центре конверта. И он так и не смог сделать ее на капельку счастливее, ответив тогда взаимностью. Да в принципе и себя он не смог осчастливить, но сейчас кажется, что счастье, оно вот, рукой подай, сиди и не выходи из этой темной, сырой комнатушки, не слышь голоса командора Ханджи… Но Жан не знает, будет ли он достоин счастья при таком раскладе. Костёр в палатке давно погас, когда, держась под руку, они оба вернулись обратно. Песок все ещё местами оставался прилипшим к телу, а влажные длинные волосы спадали с её покатых плеч. Жан и вправду считает её красивой, и не только. Милой, заботливой, сексуальной, невероятно забавной, но в его сердце маленький фитилёк уже когда-то злосчастно разжегся. Он любит черствую и сухую, пресную, с каменной глыбой неприступности вокруг себя. Он любит чужую, чьё сердце, как ему кажется, навсегда останется гореть не для него. Жан вздыхает и старается не думать о Микасе, хотя бы сейчас. Он поворачивает голову и шепчет: — Как думаешь, они заметили, что нас не было, — кивая вперёд, указывая на крепко спящих товарищей. Её это забавляет, она усмехается, прикрываясь ладошкой, и со вздохом укладывается на свободный край подушки рядом с Конни. Её Жан тоже любит. Но совсем не так, как Микасу. Она ему друг, сестра и самый близкий человек после смерти Марко, но эти чувства точно не разожгут сильнее тот самый фитиль в его груди. С ней ему спокойно и хорошо… и это все, о чем он может думать. — Спасибо, что с нами, Кирштайн! — Ханджи Зое подправляет круглые очки на носу и рассказывает план дальнейших действий. Они должны остановить Йегера, либо он вырежет все человечество во благо островитян. Жан трёт уставшие глазницы, вспоминая разговор у моря: думал ли он об этом, когда ответил, что Эрен явно знает, что делать. Его мысли теряются в недрах воспоминаний о недавнем прошлом. Злость захлестывает его. Как она могла оставаться с Флоком? Напыщенным идиотом с манией величия. Он зол на него, зол потому, что не понимает, как он избрал такой путь, сжимает кулаки и снова, уже которую ночь, не может уснуть. На корабле шумно и людно, но это не помешало им уединиться в ближайшей подсобке… Сигаретный дым бьет в ноздри, заставляя ее мило морщить покрасневший на солнце нос. Они оба стоят у причала, и ее маленькие ручки сжимают металлическую перекладину. Жан окидывает её взглядом: её хрупкое невысокое тело, слишком миловидные черты лица — она точно не боец, не разведчик, и стена Сина действительно ее место. Жан вглядывается в горизонт, наслаждаясь видами. Весь отряд во главе командора Ханджи возвращается на остров, а их миссия увенчалась огромным крахом, но в груди у него странное спокойствие, необычно, но рядом с ней так было всегда. Вот только по ее взгляду такого не было заметно: в ней будто бушуют смятение и озадаченность. Девичьи ладони крепко сжимают борт, настолько, насколько это возможно, и словно набравшись смелости, она окликает его по имени. — Жан… — он кидает в её сторону теплый дружеский взгляд, а она даже не смотрит в его сторону. — Мне кажется, я люблю тебя… — ее тело пробирает мелкая дрожь, зрачки расширяются, будто на язык попала капля амфетамина, а сердце отбивает сумасшедший ритм, поднимая до пиков адреналин в крови. Она оборачивается к нему. — Фух… наконец-то сказала, — вслух шепчет и пытается распознать его смутную реакцию, заглядывая в его светло-карие глаза. — Идиот, каков же ты кретин, Кирштайн! — он как в каком-то бреду бубнит это себе под нос, сидя у догорающего костра. Его кулак саднит после разговора с Райнером, но в груди щемит гораздо больнее. — Я… я даже не знаю, что сказать… — неуверенным голосом, запинаясь, произносит Жан, замечая, как её глаза моментально наполняются слезами. Она ждёт ответа, молчаливо просит сказать ещё хоть что-нибудь, но он стоит как вкопанный, отчего-то молчит, и это молчание буквально добивает ее. — Зря я так… просто забудь, Жан! — губы обидно подрагивают, она отцепляет свои пальчики, что уже изрядно покраснели, наспех смахивая слёзы, и не дождавшись больше ничего в ответ, уходит к себе в каюту. Кирштайн заставляет себя уснуть, но её имя крутится у него на языке на повторе, словно испорченная музыкальная пластина.

***

Им нужен план, как попасть на корабль Азумабито. В округе полно Йегеристов, которые все еще желают человечеству гибели во благо народа Имир и жителей острова. Ханджи рассказывает примерный план действий и морально готовит, что Эрена нужно остановить ценою своих жизней. У них никогда не было гарантий на жизнь, но сегодня ему отчего-то до жути тревожно. — Слушай, Жан, может, попытаемся найти твою подругу из Военной полиции. Как её там звали? — предлагает нелепую идею Конни. — Нет, это не вариант! — тут же, словно остриём лезвия, обрубает его Кирштайн. — Да как же, не вариант, она ведь спит с этим рыжим… С Форстером. Она точно сможет нам чем-нибудь помочь! По крайней мере расскажет их план действий. — Я сказал — не вариант, Конни! — его голос срывается на рык, и не дождавшись окончания обсуждений, он выходит из их временного укрытия, громко захлопывая за собой дверь.

***

УПМ Жана заглох, трос обмотался о спусковой крючок, не давая возможности выпустить его и зацепиться о стену здания. Он рухнул в полёте на хлипкую крышу, больно ударяясь плечом о черепицу, продолжая как на автомате дергать за ручки приспособления, ведь времени не оставалось совершенно ни на что. Зрачки бегают по разгромленным улочкам Парадиза, параллельно высматривая каждого Йегериста, наспех вглядываясь, рассматривая среди обломков, мирных жителей, но её точно нигде нет тут, даже среди полиции. — Черт, черт, черт!!! — Жан замечает на соседней крыше Микасу и кучку парней, пытается наладить свой левый трос, но ничего не выходит. Он отбрасывает нерабочий груз с ремней, перемещая центр тяжести только на правую сторону, с усилиями обрушивается на соседнее здание и в последнюю секунду выстреливает в девичий затылок, спасая тем самым жизнь Микасе. Сердце моментально сжалось, ему сразу же въелся вопрос: что если бы это была она? Смог бы он выстрелить в неё без доли сомнения? Сняв с одного из Йегеристов целый УПМ, трос снова вонзается в стену соседнего дома, и он видит одного из её группы. Жан несётся к нему, словно совсем потерял голову, валит его на спину, предплечьем сдавливая горло, и, прикладывая дуло к виску, задаёт терзающий его вопрос: — Где она?! — Жан истошно выкрикивает ее имя после минутного молчания, схватив его за ремни форменного костюма, а ещё юный, совершенно не опытный парень, заикаясь, умоляет его о пощаде. — Флок… он не позволил… ей поехать с нами… п-прошу… только не убивай… — И?! — его пистолет тычется уже в рот парня. — Я задал вопрос! — Он просил её позаботиться о себе, но… но она сказала мне, перед тем, как я уехал, что прибудет с подкреплением. Кулаки Жана с силой отталкивают его на хрупкую черепицу. — Какого черта ты позволил ей это! — руки сжимают виски, он понимает, что с подкреплением у них гораздо меньше шансов. Жан крутит вариации того, что может произойти, снова боясь встретиться с ней лицом к лицу. — Подкрепление!!! — в ту же минуту доносятся до его слуха довольные выкрики Йегеристов, и тревога с новой силой охватывает все его тело. Что если он найдёт её, как и Марко, или что если ему придётся убить её. Способен ли он на это? Оглушительный взрыв раздается восточнее от него, а сердце больно сжимается, заставив его выкрикнуть горькое «нет». Он схватился за грудь, присев на правое колено, и если бы не Конни, что подлетел сзади, пропустил бы пулю в лоб от мальчишки. Его дыхание сперло до боли в горле, сцепилось, не позволяя сделать даже самый крохотный глоток воздуха. Жан в секунду помрачнел, а тошнота прибила к горлу. — П…подорвали… — шепчет, повторяясь. — Твою ж… Жан! Ты чуть не убился!!! Приди, наконец, в себя! — Подкрепление… подорвали, — его сердце гулом отдаёт в висках, и все происходящее меркнет на фоне горящего поезда. Спрингер оттаскивает его в наиболее укромное место и, сорвавшись, орет: — Фалько сбежал, хочет силу титана использовать! Жан! Приди в себя наконец! У них нет достаточно времени и точно не будет второго шанса, но Кирштайн, плюнув на все, подрывается с места на своём УПМ, до последнего выжимая в нем газ. Мысль о том, что она, возможно, осталась в хвосте, заставляет его верить, и он несётся к ней на последнем издыхании, надеясь, что её не задело осколками. Он молится увидеть ее живой, рвётся изо всех сил, чтобы успеть спасти её, пока ещё не поздно. Кашель раздирает лёгкие от жгучего угара, глаза покрываются густой слезной пеленой, он рвёт на себе кусок ткани и прижимает к носу. В хвосте пусто, и от этого смесь из гнева, страха и горечи окутывает его тело. Вагон и ещё вагон. Но все они оказываются пусты. Понимает, что весь отряд, возможно, погиб. Через обломки пробирается к ещё одной двери, и это последний более-менее уцелевший вагон. Из оставшихся сил ногой выбивает сломанную дверь, и горячий воздух тут же обжигает лицо. Он оглядывается, горячий ком ужасом пробегается по его спине. Внутри свело все органы, словно скрутив в один колючий жгут, сворачивая вместе раздирающие от гари лёгкие и разрывающееся сердце. Она лежит в углу еле живая, свернувшись калачиком, поджав колени к груди и прикрывая нос какой-то измазанной тряпкой. — Ж-Жан…? — Помолчи! Сейчас вытащу тебя! — Его колотит, но он оттаскивает её в предыдущий вагон, и она глубоко вбирает более-менее пригодный воздух. — Не нужно было, — с трудом шевеля губами, молвит она, разжимая руку, и он с ужасом видит бурый след крови, тянущийся длинной полосой, а из-под её груди торчит большой осколок металлического обломка. — Блядство! Зачем?! Зачем ты поехала?! — Кит Шадис… я рассказала ему о подкреплении. Это была часть нашего плана, Жан. Я… я только сделала свой выбор… — Зачем! Ну зачем! — его руки обхватывают её лицо, пытаясь удержать в ней уходящую жизнь. Но в ответ она лишь устало улыбается и крохотные слезинки стекают вниз по перепачканному лицу, оставляя размытые следы. — Волнуешься за него? — За тебя волнуюсь… — её щеки розовеют, словно налитые спелые яблоки, но Кирштайн не понимает, как много он для неё значит, глупо отшучивается и спрашивает, как бы она предпочла умереть. — Быстро… и уж точно не в пасти титана… — У вас не было бы шанса, будь там подкрепление Йегеристов… — Тонкие пальчики судорожно скользят по небритому лицу, и Жан медленно начинает исчезать из её взора. Жан знает, что она сделала это ради него, ради того, чтоб шанс был именно у него, ведь на весь этот остров ей было всегда плевать. — Зачем… — повторяет Жан. Всхлипывает, чуть ли не задыхаясь, не имея возможности договорить, потому что слезы, собравшиеся комом в горле, больно сдавливают его грудь. Кирштайн лишь умоляюще сжимает её в своих объятиях. Он все ещё не оправился от смерти Марко и Саши, не смирился, но что ему делать в данную секунду, как жить с этим грузом дальше, он совершенно не понимает. — Ты… такой мерзавец, Кирштайн… но я все ещё тебя люблю… — она кашляет, и с уголка губ стекают рубиновые капли. Жан её обнимает, укладывая так, чтобы не сдавливать рану, хотя это уже абсолютно бесполезно. Губы подрагивают в попытках выдавить ещё хоть слово, но он снова оцепенел, как и в прошлый раз. Может, для него это слишком, ведь он всегда был убеждён в том, что не заслуживает ничей любви. Его пересохшие губы прижимаются к девичьему лбу, и он боится опустить взгляд, потому что чувствует, как её тело вмиг отяжелело. Жан закусывает до крови кулак в надежде сдержать крик и только сдавленно мычит. Это был только её выбор, так решила она. Руки беспомощно опускают её безжизненное тело, не смея обернуться напоследок, и он быстро выбегает из охваченного пламенем поезда. После огонь окутает и её тело, навсегда забирая её с собой. Металлическое остриё вонзается в хлипкую древесину, снова и снова. Раз за разом унося его все дальше от злосчастного места. Теперь в нем не осталось ни капли сомнения. Он остановит «Гул Земли», по крайней мере сделает все ради этого, ради того, чтоб у его детей и даже внуков был шанс жить. И это станет его выбором. Выбором, который он посвятит будущему человечеству, погибшим друзьям и товарищам, и той девушке, которая по-настоящему его любила.