Contagious

— Ты серьезно? — устало интересуется Гук, когда в дверь его номера в очередной раз стучат. Задолбался он уже, если честно, просить того, кто снаружи, быть тише, а желательно вообще свалить. — Открывай! — Проваливай, я сказал. — Открывай сейчас же! — кричит Тэхен из коридора и стучит в дверь перед собой агрессивнее, вынуждая младшего поморщиться от неприятного громкого звука, делая несколько шагов прочь от вибрирующей под тяжестью чужих ударов деревянной двери. — Чон Чонгук, мать твою, открывай! Киму немного плевать на то, что он слишком громкий. И плевать, что несколько человек уже с интересом поглядывали на то, что он застрял у дверей одного из номеров люкс, шумя на весь отель. Ему на все плевать. Тэхен бесится с каждой секундой все больше. Его неимоверно злят упертость Чонгука и его нескончаемые «уходи». С чего ему уходить? Тэхен только пришел. — Если ты сейчас же не откроешь, я выломаю эту дверь, — обещает Тэ и снова стучит кулаком в нее очень сильно. Бесит. Все бесит. То, что на ресепшене не дали ключ от номера, сколько бы он ни просил. То, что Чонгук уже десять минут его игнорирует. Последнее просто в бешенство приводит. — Да ты можешь успокоиться?! — негодует охриплым голосом Чон, распахивая дверь перед хёном, когда тот снова колотит по ней, не унимаясь. Не стоило Гуку открывать эту дверь… он бы и не стал, если бы не переживал о том, что кто-то может вызвать охрану, чтобы успокоить нарушителя чужого покоя. А вряд ли Тэхену стоит попадать в такую интересную ситуацию, где его силой выволакивают с этажа охранники отеля. Если бы не это, Чон ни за что не открыл бы дверь. Но она открыта… и ему приходится столкнуться с напряженным и осуждающим взглядом темных глаз, не скрытых кудрями темной челки. Взгляд Тэхена по Гуку молниеносной стрелой. Отмечает бледность, румянец болезненный, губы обветренные от того, что макнэ не может дышать носом, но из вредности пытается это скрыть. Выглядит Чонгук болезненно, вопреки всем его заявлениям пару минут назад через закрытую дверь о том, что он в полном порядке и его совершенно ничего не беспокоит. Кроме першения в горле. Ага, как же. — Серьезно, Чонгук? Ковид? — Серьезно, Тэхен, — вздыхает младший, вытирая забитый нос тыльной стороной ладони. — Ковид. Ким недовольно сжимает челюсти и пытается пройти в номер, но Гук поспешно прикрывает дверь, загораживая собой все свободное пространство прохода, и выставляет перед собой руку, прося не подходить ближе. Не пускает. — Тебе нельзя быть здесь, — устало поясняет он в ответ на возмущение в чужих глазах и даже качает немного головой. — Знаешь, что такое самоизоляция? — Хуязоляция! В сторону, — велит Ким, но его, разумеется, никто не слушает. Что ж… По губам формы сердца медленным движением язык проходится, как делает каждый раз, когда Тэхен пытается совладать со своими чувствами. А глаза наливаются совершенно недобрым блеском — предвестником беды. — Отошел, я сказал, — опущенный до полушепота голос звучит слишком властно, а взгляд подчиняет каждую клеточку Чонгука, и тот вынужден сдаться, повинуясь чужому приказу. Дверь открывается шире, Чонгук отступает в сторону, давая Киму возможность войти. Контакт глаз не прекращается до тех пор, пока за Тэхеном не закрывается дверь, а он, кое-как скинув обувь, проходит в номер отеля, как к себе домой. Гук пялится пару секунд в спину парня, спрятанную под тканью коричневого пиджака, удрученно вздыхает, опустив голову, ерошит свои темные волосы и даже немного закашливается, прежде чем собраться с силами и последовать за Тэ. Стоит оказаться с ним в одной комнате, Гук останавливается от Тэхена метрах в полуторах, проигнорировав недовольство, которое по этому поводу отразилось на красивом лице Кима. Тот с плеча прямо на пол, не церемонясь, скидывает свою кожаную сумку и упирается руками в бока, прожигая во младшем дыру своим раздраженным взглядом. С чего бы им начать этот разговор? Пожалуй, с начала. — Сначала ты улетаешь раньше, не предупредив. Теперь ковид, — констатирует брюнет, перечисляя «грехи» Гука, и тут же искренне недоумевает: — Тебе жить надоело? Не то, чтобы последнее зависело от Чонгука, даже если в первом он действительно виноват. Но вряд ли Чону стоит говорить Тэхену об этом прямо сейчас… — Давай мы обсудим это потом? — потерев лицо ладонями, просит Чон. Что разговора не избежать — он знал, но сейчас тот совсем неуместен. — Сейчас уйди, пожалуйста. — С чего бы? — выгнул бровь старший, невесело хмыкнув. — Это мой номер. Забыл? Он был снят для нас двоих. Прикажешь мне на улице спать? Тэхен и его упертость… уф. — Уверен, тебе сняли другой. — А я не хочу другой. — Тэхен… — Гук на Тэ смотрит умоляюще. Надеется воззвать к его разуму и закашливается, стараясь сдержать все в себе, прячет лицо в сгибе локтя и отворачивается, чтобы до Тэхена никакой вирус не мог добраться. Потому что Тэхен не для вирусов… он для Чонгука. И только. — Ты можешь заболеть. Я не хочу заражать тебя, поэтому, прошу тебя, иди в свой номер. Я в порядке. Гук понимает отлично, зачем Тэхен пришел. Он переживает. Даже если не показывает этого и говорит с ним возмущенным тоном. По взгляду его обеспокоенному все и так понятно. Чон отчетливо видит, как брюнет старается не выдать своего желания завалить парня тысячей вопросов о самочувствии, наорать за то, что не был осторожен, пожалеть, изучить все, что прописано ему недавно ушедшим врачом и окружить заботой. Сдерживать себя у Тэхена получается слишком хорошо. Если бы Гук его не знал так хорошо, как знает, он бы даже подумал, что Киму на его состояние напрочь плевать. Лишь бы поскандалить. — Помнится мне, тебя мое «хочу, не хочу» не остановило. Забыл, как приперся ко мне, когда я болел? Тогда все было наоборот. Тэхен упирался, как мог, блокировал двери, прогонял… они даже поссорились. Но Чонгук все равно пробрался в квартиру Кима. Обманом, но пробрался и не ушел, даже когда Тэхен ему угрожал. С чего бы Тэхену тогда уходить? — Это разное, — отчаянно заныл Гук. — Да? Мне так не кажется. Ким лениво пожимает плечом, а после снимает свой пиджак, складывает его пополам и кидает на кресло, стоящее недалеко, — демонстрирует, что не уйдет. Расстегивает пуговицы на рукавах, поднимает те по предплечьям, на скорую руку закатывая. А потом поднимает на Чонгука свой тяжелый взгляд. — Я очень зол, Гуки. Твое поведение меня очень расстраивает. И это еще мягко сказано. — Я не виноват, что заболел. — Шляться меньше с дружками своими надо по незнакомым местам. Если бы ты провел тот вечер со мной, такого бы не случилось. — Поэтому ты злишься? — недоумевает Чон. Это просто смешно! Поэтому он и прыскает недоверчиво. — Потому что пару дней назад я прогулялся с друзьями? — Нет. Я злюсь потому, что ты заболел. И еще потому, что узнаю об этом из новостей, а не от тебя. Сложно было смс черкнуть? «Хён, мне хреново. Скучаю, люблю. Приезжай скорее». Можно было еще сердечко в конце поставить. Не очень сложно, да? Что ж… Чонгук немного проебался… но признавать это не собирался, так что как можно быстрее придумал себе достойное оправдание. — Ты был в самолете. Тэхен хмыкнул. Неправильное оправдание… — Напомни мне, почему я был в самолете, а ты здесь? — издевательски хорошо изображая искреннее удивление, просит Ким и даже немного улыбается, прежде чем его лицо вновь перекосится от негодования. — Точно, потому что ты спетлял рано утром и даже не удосужился предупредить меня. Не хватит в корейском языке слов, чтобы описать, что чувствовал Тэхен, когда понял, проснувшись, что Чонгука в квартире нет. И не передать многозначительность его взгляда, когда он понял, что Чон не отправился к себе, чтобы собрать какие-то вещи, и не отбыл чуть раньше в аэропорт, чтобы дождаться остальных, а… Тупо. Улетел. Сам. Сейчас, когда Тэ думает об этом снова, его с головой захлестывают былые ощущения. Он даже почти забывает о том, что Чонгук болеет и ему нужен покой, а не выяснение отношений. — Это вторая причина, почему я злюсь. Выглядит Ким так, словно не закончил. Это Гука заставляет прикусить губу и боязливо поинтересоваться: — Есть и третья? Она определенно есть… — В самолете, — начал Тэхен, — где тебя, кстати, не было, пока я обдумывал твое поведение и читал новости о том, что ты болеешь, потому что там, представляешь, есть вай-фай, я услышал одну интересную теорию. Она мне не понравилась. Она его в бешенство, если честно. Она ему настроение в минус. — Что за теория? — Ну, знаешь…? — лениво осмотрев довольно неплохой интерьер гостиной номера люкс, где Чонгук был заперт на карантин, Ким Тэхен медленно подошел к парню ближе и впился в его глаза своим взглядом, позволяя тонуть в их темени. Нет, приказывая это сделать. Язык медленным движением по его искривленным недоброй ухмылкой губам. Снова. В этот раз Гуку от этого движения приходится нервно сглотнуть, даже если это заставляет его чувствовать дискомфорт.  — Сначала Хосок заболел… теперь ты. Некоторых людей это наталкивает на занимательные мысли. Подсказать, какие? Блять… Как бы Чонгук ни любил своих фанатов, иногда он некоторых из них ненавидит. Прямо сейчас парень самолично рты позашивал бы тем шипперам, разговор которых Тэхен слышал в самолете. Обычно теории фанатов их смешат… очень редко приводят к ревности, особенно Тэхена. Это Гуку часто приходится справляться со слухами об отношениях Кима с Чимином, — когда смеяться над ними, когда злиться… Тэ через такое проходит не так часто. Ему чаще всего плевать. Потому что: какая разница, о чем там говорят люди, если Чонгук принадлежит только ему? Если только под ним стонет? Если только его вынуждает стонать…? Если мысли лишь друг о друге, если больше нет ни для кого места в сердцах? Но сегодня что-то пошло не так. — Это смешно, — Гук нервно улыбается. Тэхен лишь качает головой. — Не очень. Поэтому я злюсь даже от того, что люди строят такие нелепые теории. Подчеркнуть слово «нелепые». Десять раз подчеркнуть. — Хорошо, я понял, — подает голос Чон минуту спустя, когда молчание между ними становится слишком тяжелым, а взгляды прожигают насквозь. Тэхен ничего не сказал такого, чтобы у Гука скрутило внутренности. Ким его не коснулся ни разу… но Чонгук слышал в висках ускоряющееся сердцебиение и был вынужден признать, что ему становится жарко. Нет, не из-за температуры от глупой болезни. Из-за Тэхена… его голоса, взгляда, ауры… каждого сантиметра его изумительного существа. Гук возбуждается слишком быстро, слишком легко… и ему это не нравится. Он пытается думать о чем-то другом и признает, что не получается. Нужно побыстрее заканчивать все это. Тэхену уже очень пора. — Теперь, когда ты высказался, можешь уйти? Пожалуйста… Чонгук умоляет. — Я хоть раз переставал злиться, просто высказавшись? Гук знает правильный ответ, и от этого сквозь его тело проходит поток электричества. Он не должен, не должен думать о том, как Тэхен справляется со своей злостью! Но он думает, перед глазами картинки слишком яркие, слишком точные воспоминания… и Чонгука бросает в жар, внизу живота жутко тянет и становится тяжело. Очень тяжело. Слишком… — Сейчас не лучшее время для… — Гук напрасно пытается отнекиваться, предусмотрительно отступая назад и качая головой, пока смотрит на Тэ своими огромными глазками, но закончить предложение у него не получается. Тэхен быстрее… Тэхен желает его слишком сильно, чтобы позволить отдалиться. Ладонь на задней поверхности чужой шеи давит с силой, не давая отстраниться, когда губы впиваются в губы жадным, нетерпеливым поцелуем. Поцелуем, который самую малость, но дает Гуку представление о смеси чувств, что переполняет Кима, и заставляет пробраться дрожью… уже. Черт! Черт! Черт! Рядом с Тэхеном Гук слишком часто такой маленький и беззащитный, хотя по факту и больше, и сильнее того значительно. И ему ничего не стоит оттолкнуть парня, если хочется, только вот… захотеть чего-то подобного Чону стоит огромных усилий. — Блять, что ты делаешь?! — кричит возмущенно парень, разрывая поцелуй и отскакивая от Тэхена на пару шагов. Смотрит возмущенно, обиженно… раздраженно. Чонгук начинает злиться тоже, потому что его игнорируют. — Я болею, Тэхен! Ты не понимаешь? Я заразный! — Мне плевать, если я заболею, — безразлично бросает Ким, не имея затруднений в том, чтобы сократить нарисовавшееся между ними расстояние медленным шагом. Тэхен зол и вместе с тем спокоен… удивительно, как в нем может сочетаться что-то такое противоречивое. — Я хочу наказать тебя, — признается он, не церемонясь, и лениво ухмыляется, блестя черными омутами своих великолепных глаз. — И накажу. Нет, нет, нет…! Чонгук слишком сильно начинает нервничать. Даже дышать перестает и отчаянно ищет выход из ситуации, пытается, пытается, пытается… потому что не может допустить чего-то такого, не может! Мозг продумывает, как бы прогнать Тэхена, чтобы тот не заразился, а тело… тело жаждет больше самоуверенных, будоражащих фраз, тело жаждет прикосновений… наказания жаждет, от одной лишь мысли о котором Чонгук в лужу и берется пожаром, высыхая за долю секунды. Черт, черт! На лице Гука все написано крайне разборчиво, и это Тэхена заставляет улыбнуться, останавливаясь совсем рядом. Брюнет наклоняется к уху Чона и баритонит, наслаждаясь вибрациями, которые по его любимому телу проходятся и выбивают из груди парня шумный выдох. — Ты же хочешь быть наказанным? — он ждет ответа, а Гук молчит. Смачивает пересохшие губы своим языком и надеется на их общее здравомыслие… но уже представляет то, о чем думать ему нельзя категорически. Ему ведь правда нельзя думать об их обнаженных телах, о развратных движениях бедер, о нескромных прикосновениях и поцелуях, которые принято называть пошлыми. Ему не стоит думать про то, как великолепно сочетаются их голоса в такие моменты… Но он думает, черт побери, и ощущает, как наливается кровью его плоть. Черт. А Тэхен продолжает мучить слух младшего своим вибрирующим голосом. А может быть награждать? — Это ведь и есть причина, почему ты улетел первым? Ты знал, что я буду зол. Знал и хотел по полной использовать наш люксовый номер… Это и правда было так очевидно? Тэхен разгадал этот план с самого начала? Нечестно… А Чонгук на протяжении всего полета предвкушал… едва справлялся с мыслями, приводящими к возбуждению. И сейчас совсем неловко оттого, что Тэхен об этом в курсе. — Ты даже спланировал собственное наказание, да? — читая мысли младшего по выражению его лица, хмыкает самодовольно Тэ, ведь не ошибается. — И что мне теперь оставить моего малыша без сладенького? Красивая ладонь с длинными настолько, что это нельзя не считать сексуальным, пальцами простым движением накрывает выраженную рельефность чужих просторных штанов и не без удовольствия сжимает слегка возбужденность Чонгука, с уст того срывая побежденный стон. Глаза макнэ прикрыты на пару мгновений, нижняя губа закусана, а дыхание сбито. Тэхен молчит и просто ждет, когда внутри парня закончится сражение здравого смысла и истинных желаний, мягкими поглаживаниями своих ахренительных пальцев по свидетельству чонгуковой похоти склоняя чашу весов в сторону последнего. Чонгук просто рушится. Крошится и рассыпается, когда распахивает глаза и измученно вздыхает, принимая свое поражение: — Хотя бы можешь не лезть целоваться? — умоляет он, когда губы Тэхена касаются его пульсирующей сонной артерии, а тело прижимается ближе. — Ты не должен заболеть… подумай про наше расписание. — Плевать на расписание. — Арми расстроятся… — снова пытается Гук, едва держась на ногах, ведь Тэхен его кожу усыпает поцелуями, а руками хозяйничает под футболкой, туманя младшему разум все больше и больше. — Арми построят новую теорию, в этот раз очень правдивую, и порадуются тому, что Вигуки реальны, — хмыкает Тэ. — Они поймут и пожелают нам счастья. Возможно, нет больше в мире ни одного артиста, который так сильно любил бы своих фанатов, как Ким Тэхен. Особенно если речь идет о той их части, которая наделена невероятной проницательностью и поддерживает их отношения, которые для всех в целой вселенной остаются самым большим секретом. Пока что. — Прямо как мне и Хосоку? — ухмыляется издевательски Гук, прекрасно зная, к чему это приведет. Ревнивый Тэхен — настоящий дьявол. Именно такого Тэхена Чонгук бы с удовольствием проводил сейчас до шикарной двуспальной кровати одной из двух спален этого замечательного номера люкс. — Ох, не следовало тебе этого говорить… В тонких пальцах зажат затвердевший от возбуждения сосок, и Тэхен, захватив его вместе с небольшой серебряной штангой, их резко выкручивает. Чонгук съеживается и стонет, тут же хмурится от проступившего дискомфорта в горле, хватается за предплечья своего парня, впивается в них своими пальцами и принимает извинения безжалостных пальцев Тэ, бережно кружащих вокруг теперь пульсирующего соска. Жгучая, пульсирующая и превращающаяся в ноющую боль так прекрасно звучит вместе с этими мягкими неспешными движениями теплых подушечек… Приятно… — Тебе нужно беречь горло, раз уж оно болит. Постарайся молчать. — Тогда не заставляй меня кричать, — умоляет Чонгук, хотя всем телом желает обратного. Хочет так, чтобы до срыва голоса… хочет кричать на весь отель. Можно сегодня его вот так? А пока он умоляет тире провоцирует, с него исчезает одежда, и Тэхен блестит улыбкой снисходительной, пожар внутри Чона еще больше распаляющей. — Так не интересно. Его губы снова у уха Чонгука, ладони гладят обнаженный торс и оценивают качество проведения по карамельной коже брюнета вибраций. Безукоризненно. — Я буду делать все, чтобы ты кричал, — обещает Ким, Чонгука сводя с ума, — а тебе придется сдерживаться. Вот твое наказание. Парню хочется простонать, но он сдерживает все в себе, принимая правила игры, обещает постараться, но знает, что все равно провалится… а нервная попытка сглотнуть в очередной раз приносит боль. Тэхен послушанием своего мальчика очень доволен. Поэтому снова целует того под углом нижней челюсти и опускается ладонью вниз по рельефу пресса, чтобы обхватить каменный член своей идеальной ладонью и заставить брюнета зажмуриться, сжимая с силой зубы. Будет слишком, если он сдастся уже сейчас… — Какой же ты твердый… Мне так хочется тебя оттрахать до одури, Чонгук. Ты бы знал… — Так оттрахай. — Нельзя… сегодня тебя ждет лайт-версия твоего наказания. Но мы продолжим, когда ты будешь здоров. Сладкий мальчик опущен на постель бережно, обцелован, искусан до ярких отпечатков зубов по коже, на исчезновение которых потребуется время… он почти что уже потерян. Гук закашливается пару раз из-за чрезмерно судорожных вдохов, но не желает терять возможности искупить свою вину. Ему чертовски нравится, когда язык Тэ играет со штангой в проколотом соске, когда Ким цепляет ее губами и изводит юное тело все новыми импульсами возбуждения. Ему нравится очень, когда Тэ в тысячный раз залипает на его татуировки, словно может найти среди них что-то новое, что-то, чего не видел… и нравится, что не следует здравому смыслу и логике и целует, не боясь заразиться, толкается языком в любимый рот и трахает его так же несдержанно, как возьмет всего Гука через пару минут. — Если бы не твое больное горло, я заставил бы тебя как следует поработать им… — новой волной жара и дрожи по телу Чона. Ему так жаль, что у него болит горло… очень жаль, что он об этом проболтался. А Тэхен не дает времени на сожаления, увлажняет смазкой пальцы и вводит те меж двух половинок достаточно быстро. Гук прикладывает титанические усилия, чтобы просто шумно выдохнуть, закрывая глаза… и он почти что срывается, когда пальцы в нем начинают активно двигаться, а головка ощущает горячие губы. Тэхен мучает, он изводит, намеренно издевается, а Чонгук именно этого и хотел, покидая квартиру ранним утром без предупреждений. Поэтому, да, ему это все, черт побери, жутко нравится, даже если выносить каждое движение пальцев внутри и тем более языка вокруг пульсирующего члена почти невозможно. Пальцы погружаются в него в том же ритме, что на его плоть до упора опускается голова. В том же ритме Чонгук сходит с ума и точно знает, что в этот раз без возврата. Легкие раздирает от нехватки воздуха, грудную клетку от желания кричать, а Чонгук мечется на кровати и выгибается… и хотя это его член заполняет чужой рот и проталкивается в горло, имеет совсем не он. Его. Причем одновременно по всем фронтам. А это так заводит… Когда Чон слишком близко к разрядке и даже предпринимает попытки толкаться в рот Тэ самостоятельно и вместе с тем пытается насадиться сильнее на его пальцы, брюнет отстраняется. С удовольствием отмечает разочарование на красивом лице Чонгука, испивает до дна отчаяние из карих глаз… а сам ухмыляется, облизывается демонстративно и поднимается с кровати, вскидывая темную бровь. — Что-то не так? И конечно ему ничего не ответят. И конечно он знает, что именно Чонгуку не так. Но Тэхен, не спеша, расстегивает рубашку, снимает брюки, избавляется от нижнего белья. А потом стоит у подножья кровати и любуется распластавшимся на белом постельном Чонгуком: возбужденным, обнаженным, жаждущим… безупречно. Вид младшего убивает сдержанность Кима, почти полностью рушит планы на этот вечер и на него… но знание того, что чем дольше он тянет, тем сильнее Чонгуку его наказание нравится, вынуждает оставить в стороне свое великодушие. И он стоит у подножья кровати дольше нужного и рисует взглядом по обнаженной коже откровенные картины, переносит те в свое воображение и дорисовывает в них их взмокшие от жарких движений тела, льнущие друг к другу в стремлении оказаться ближе… слишком сексуально. Тэхен по члену своему движет рукой, взгляда не отпуская с тела Чонгука, а тот не смеет издать ни звука, едва сдерживается, чтобы не захныкать по-детски или вызвериться… но сдерживается, принимая свое наказание. А его наказание — Ким Тэхен. Он его главное мучение и личная пытка. Неимоверно прекрасная… безупречная… великолепная. И один вид на него оголенного уже доставляет удовольствие Гуку хорошо ощутимое… но распаляющее желание к большему. Тэ становится коленями на кровать и хватает парня под согнутыми коленями за голени, рывком подтаскивая к себе. Если бы он попросил или приказал оказаться ближе — Гук бы выполнил все за мгновение. Но когда его по кровати тащат, это так… черт! Его руки тут же к Тэхену тянутся, хотят обнять или хотя бы коснуться, но Ким ловит чужие запястья, не позволяя до себя дотронуться, и заламывает руки брюнета наверх, за его голову, вынуждая в позвоночнике сильнее выгнуться, грудную клетку расширить, рельефный живот запасть… — Я не буду с тобой мил сегодня, Чонгуки. Надеюсь, ты знаешь, что заслужил. — Заслужил… Он не соглашается — просит. Тэхен незамедлительно дает. Его толчки быстрые, резкие и неимоверно глубокие, Чонгука содрогающие каждый раз всем телом, до всхлипов благодарных и одновременно с тем жалобных. Ему так хочется в голос стонать, аккомпанируя каждому движению Тэхена вглубь его податливого тела, но парень вынужден сдерживаться, выгибаясь до боли и жмуря глаза, чувствуя, как немеют ноги от чрезмерного напряжения и затекают руки где-то там над головой, сжатые с силой еще секунду назад, а сейчас свободные, но пошевелиться не решающиеся. На боках парня прорисовываются синяки. Они проступают на его бедрах, на ягодицах — всюду, где Тэхен прикасается своими тонкими пальцами. А он не стесняется и трогает всюду, куда дотянется, сжимает властно, по-свойски, мнет горячее тело и имеет его, что есть мочи, — мстит за побег ранним утром, за долгий перелет в одиночестве, за нелепую сплетню среди фанатов и за болезнь. Вымещает всю злость на своем замечательном мальчике, который просто хотел быть так прекрасно наказанным в дорогущем номере люкс пятизвездочного отеля в Лас-Вегасе. Тэхен слишком жесток с тем, кому запретил быть громким. А Чонгук просто сдается, не выдерживает и плюет на больное горло, забивает на строгий приказ — часть своего наказания. Разве он не достаточно долго терпел? С его уст мелодичные, пусть немного хриплые стоны, Тэхену напоминающие о главной причине его негодования — болезни младшего. И он с новой силой злится и ускоряется, щипает красивое тело под собой, резко подается вперед и шлепает по бедрам и ягодицам… а Гук стонет все громче и громче. Он просит еще и еще, умоляет быть быстрее, грубее, сильнее обжигать его кожу своими ладонями… — просит потерянным шепотом, а между стонет громко и очень развязно, а еще молит о поцелуе. Потому что больше не способен думать о том, что заразный. Даже покашливания между жадными вдохами и боль, раздирающая слизистую горла, не способны вернуть его в реальность. Тэхен очень хорошо постарался. Когда рот Кима снова терзает измученные жаждой к прикосновениям соски младшего, пальцы Гука зарываются в его кудри, мнут плечи, пытаются зацепиться хотя бы за что-то…и ему хорошо… Гуку очень! А потом ему становится лучше, хотя такое представить трудно неимоверно. Но ему становится неописуемо хорошо, когда Тэхен громче рычит и усерднее внутрь толкается, чтобы излиться белым внутрь его провинившегося малыша. Их обоих кроет почти одновременно. Тэхен шипит и кусает губу, а Гук кричит, что есть мочи, и мечется, не находя себе места на огромной кровати просторного номера. Дыхания сбиты, вся кожа испариной… Гук снова кашляет, задыхается, но не теряет вкуса удовольствия и не может сфокусировать взгляд. А Тэхен сводит колени младшего вместе, укладывает те на бок и смачно шлепает по ягодице, прежде чем наклониться к его лицу и поцеловать распахнутые губы собственнически. Гук отвечает не менее жадно и, только спустя целую вечность, умудряется опомниться и отстранить от себя брюнета, взволнованно расширяя глазки. — А если ты теперь заболеешь? Что будешь делать тогда?! Он имел в виду: «с расписанием, с фанатами, с агентством… с переживаниями и чувством вины Чонгука». Тэхен все понял совсем не так и ухмыльнулся. — Накажу тебя за то, что заразил.