Argumentum baculinum (первая версия)

Очередная безликая служанка отвела Милоша в дальнее гостевое крыло Дворца. Тут время от времени располагались чиновники и дворяне, которые прибыли в столицу по делам, но не имели собственного жилья в городе, или жили слишком далеко от Дворца. Милош в этой части Внешнего Дворца никогда не бывал. Несколько невысоких домиков с покоями располагалась даже дальше от Внутреннего Дворца, чем казармы янычар и квартиры дворцовых слуг. Тут было тихо, маленькие корпуса окружал густой влажный сад с фонтанами и беседками. — Сюда, ваша светлость, — девочка провела Милоша через пустой коридор с огромными окнами в сад к резной двери. Терранка постучала несколько раз в медный дверной молот. — Мы пришли. — Уже? — Милош вздрогнул. Он только сейчас вспомнил, что его девочки ничего не знают. Сколько времени прошло с его триумфального появления на заседании Дивана? Час? Два? Успели ли новости разнестись по городу? Или нет? Знают ли они? — Постой!.. — но терранка уже открыла дверь. — Прошу, Ваша Светлость. Милошу не оставалось ничего, кроме как войти внутрь. Старик Рамсес не соврал. Обе девочки встретили его в небольшой голубой гостиной. Несколько мгновений они с удивлением смотрели на вошедшего человека. Кого они видели? Страшное лохматое чудовище, надо полагать. Милошу даже стало стыдно за свой вид. Он сделал шаг назад, смущённо опустил руки, и они тут его узнали. Милена вскочила на ноги и едва не опрокинула тяжёлый стол. Милица подбежала и не посмела взять за руку. Он с улыбкой посмотрел на их перепуганные лица. Обе выглядели здоровыми, а большего ему и не надо. Обидно, конечно, что Милица загубила свою карьеру. Что ж, ей придётся переучиваться… — Папа! — Милена повисла у него на шее. — Папа! — Да—да, это я, — он обнял её тоненькие рёбра. — Не узнала? — Па—ап… — она разжала руки, но её тотчас же сменила Милица. — Отец... Где ты был? — В императорской тюрьме, — Милош устало прикрыл глаза. Милица сжимала ему грудную клетку, словно пыталась задушить, Милена висла на плечах. Только бы они все не упали… — Мы думали, тебя казнили! — младшая рукавом вытерла слёзы и чуть отстранилась. Она выглядела бледной и испуганной. Ему стало её жалко, и он погладил её по голове. Милена разрыдалась, следом за ней заревела старшая и уткнулась в его плечо. Тонкая ткань старого голубого кафтана немедленно пропиталась слезами. — Всё, хватит рёва, — Милош вздохнул. Ещё несколько минут назад он чувствовал себя маленьким и потерянным, а теперь, глядя на двух рыдающих детей, ощущал себя единственным спокойным человеком во всём мире. Как мало, оказывается, нужно, чтобы почувствовать себя хорошо. — Как вы здесь? Вас не обижали? Милена покачала головой. — Мы думали, ты умер, — она снова обняла его, и Милош пошатнулся. Когда они успели вырасти и стать такими тяжёлыми? — Но я жив и здоров! А вы как? — Хорошо, — Милица наконец—то уняла рыдания. — Мы в порядке! — Значит, мы все в порядке! — бодро засмеялся Милош. — Что с тобой случилось? — Милена часто промокала потёкшие глаза рукавом. На белом шифоне остались тёмные следы. — Почему тебя обвинили в измене? Тебя отпустили? — Да. —Мы так боялись за тебя! — Её Величество решила, что в тюрьме я буду в безопасности. — От чего? — Ух… это долгая история! — он посмотрел на старшую дочь. — У неё были причины. Милица отвернулась. Её подбородок дрожал. — Ну, что такое? Милая, ты поступила правильно… Кто тебе велел дать против меня показания? Он молодец, что уговорил тебя. Это нужно было, чтобы спрятать меня, — он снова её обнял. — Я не знала! Герцог Рамсес сказал бабушке и нам, что тебя казнили! — Потому, что это было секретом, — Милош покачал её, как маленькую. — Всё, не стоит лить слёз, когда всё уже закончилось. Меня больше беспокоит, что было с вами. Вас обижали, обвиняли в чем—нибудь? Милица покачала головой. — Нет, папа. Сначала нас забрали в дом бабушки, потом мы… когда узнали, что тебя казнят, бежали во Дворец. Дедушка Рамсес нас тут заперли. Нам не разрешали никуда выходить, читать книжки и узнавать новости. Сказали, что мы теперь гости Ее Величества, но снова заперли. Даже в сад не выпускают. Милица замолкла и сжала голову в плечи. Милена обняла его руку и счастливо улыбалась. Милош только покачал головой. — Её Величество сняла с меня обвинения в государственной измене. Скоро будут новые слушания, и меня оправдают. «Если только смогу доказать, что Андараша убил не я». Но Милош не стал говорить этого вслух. — Правда? — Милена вытерла слезы столовой салфеткой. — Разумеется. Я никогда не преступал законов Империи. Он посмотрел на Милицу. Старшая стояла перед ним с низко опущенной головой. Милошу стало её невыносимо жалко. Он вспомнил, как радовался её рождению, как впервые взял её на руки, как учил ходить и читать. Чтобы она ни сделала, Милица была его маленькой славной девочкой и такой останется навсегда. — Я не злюсь на тебя, — он положил руки ей на плечи. Милица шмыгнула носом и вытерла его ладонью. Где—то на грани сознания мелькнула мысль, что она притворяется. Но Милош отогнал её прочь. Его девочка и так пострадала из—за него. — Прости, — Милица уткнулась носом ему в грудь. Он погладил её по голове. Она была ниже него. Так странно обнимать кого—то, кто такой маленький. Он вспомнил, как впервые взял за руку свою тогда ещё даже не невесту. Милеша Младшая тоже, как её дочери, была маленькой и тонкой, словно сделанной из фарфора. Тронешь – тихо зазвенит. — Я не злюсь, — он прижал дочь к себе и крепко её обнял. Милица в ответ вцепилась в него. — Бабушка… она сказала… — Да. — Она обманула. — Её обманули, — он погладил дочь по голове. В то, что Марику обманули, он не верил. Хотя… Мать ведь не высокий чиновник, не глава какого—нибудь важного ведомства, она просто наместница и всё время проводит в Киеве. Откуда ей знать обо всём, что творится здесь? Возможно, её действительно обманули. — Я в порядке, я с вами, и всё будет хорошо, — Милош крепок обнял их обоих. — Скоро мы вернёмся домой. С обещанием вернуться домой он поторопился. Отпускать их из Дворца никто не собирался, только переселили в более просторные покои с выходом в сад. Потянулись скучные унылые дни. Не смотря на заверения дяди о том, что все обвинения сняты, никого из них не выпускали из отведённых Её Величеством комнат. Они, конечно, были великолепны и по площади не уступали их родному дому. Две спальни, гостиная, кабинет, ванная комната с небольшой горячей баней за стеклянными дверцами. Разве что сад под окном маловат. К тому же им запрещалось выходить в него без телохранителей—янычар. Два красных гиганта вели себя почти что дружелюбно, чаще всего стояли чуть в стороне, так, чтобы видеть всех троих и тихо разговаривали. Но всё равно, Милошу было неспокойно. Новости до них не доходили. Им раз в день приносили официальные газеты. Ещё можно было послушать радио, но не менять каналы. Ломать на приёмнике пломбы дворцового управляющего Милош не решался. Их никто не навещал, кроме них в этом корпусе никто не жил, только однажды остановился какой—то чиновник, с которым им не дали поговорить. Неведение угнетало. Первая эйфория от освобождения и возможности видеть дочерей прошла. Милош погрузился обратно в пучину апатии. Он ночами лежал на плетёной кушетке на балконе и молчал. Девочки пробовали было тормошить его, он какое—то время поддерживал разговоры и снова замолкал. Из этого состояния его вывел только визит сестры. Он как раз предавался воспоминаниям о тюрьме и потерянной электронной книге Сэс, когда Милица выглянула к нему. — Папа, там тётя Оленка. Пришла. Говорит, что ей нужно срочно с тобой поговорить. — Хм, — Милош с сожалением оглянулся на сад. Мысли о том, чем же могла закончиться так и не прочитанная им история любви некой терранки из Иераклиона и бедного, но честного матроса торгового флота... или любимая старшая сестрёнка? Милош поднялся на ноги и вернулся в гостиную. Посреди комнаты стояла сестра в гербовой платье в сопровождении электронного секретаря с золотой мордой грифа. Против обыкновения Оленка выглядела неаккуратной и измученной. Милош сразу заметил ее посеревшее лицо и изгрызенные ногти. Раньше дорогая старшая сестрица не позволила бы даже зеркалу увидеть себя в таком состоянии. Её прекрасные рыжие волосы были кое—как заплетены в косу и перекинуты через плечо. — Девочки, идите к себе. Они послушно ушли в одну из спален. Милош не сомневался, что обе тут же прилипли к щелям, чтобы не пропустить ни слова из разговора старших. — Маму арестовали, — без приветствия выпалила Оленка. — Меня тоже, если ты не помнишь, — Милош сел на стул и предложил сестре тоже присесть. — Ее поместили в императорскую тюрьму! — Ну, там не так плохо, как кажется. — Милош! — Во—первых, давно не виделись, сестра! Во—вторых, — до него начало постепенно доходить сказанное Оленкой. Его мать арестовали. — За что её арестовали? Какое обвинение? — Сокрытие налогов, — лицо сестры болезненно исказилось. — Арестовали почти всех наместников… Мы думали, что раз она помогала Рамсесу, её не тронут… Её обвинили, что она вела какие—то махинации с официальной отчётностью северных сталелитейных заводов, чтобы получить компенсацию из казны. — Проклятие! Она, правда, эти занималась? — Ну да, — прошипела Оленка. — Но она помогла Рамсесу с Милешей! — Проклятие! — Милош, помоги ей! — Ты с ума сошла? — он раздражённо оглянулся на открытое окно, потом на дверь, за которой стояли их охранники. Что, если они услышат… Оленка прочитала его мысли. — Не бойся, это ведро, — она кивнула на своего секретаря, — глушит всё. Мил, помоги, пожалуйста! — Чем?! Я под арестом! — Как?! — глаза сестры стали круглыми, как две монеты. — Ты?! — А что, не похоже?! Я заперт тут, я не могу никуда выйти, мне приносят две газеты и дают слушать только городскую радиостанцию! Всё! — Ты… Ты правда под арестом?! — Да! — Проклятие! — сестра схватилась за голову. — Тогда всё пропало! Рамсес отказался меня принимать! Она опустила голову на руки и заплакала. Милош неловко погладил сестру по плечу. — Прости. Если бы я мог, я бы всё сделал. Ты же знаешь. — Да знаю, поэтому и пришла. Ты же теперь герой, разоблачитель злодейки, — она горько рассмеялась. — Ареш мне сказал, что тебе назначена аудиенция у Её Величества, вот я и примчалась. — Я ничего не знаю ни о какой аудиенции! Да и обвинения с меня ещё не сняли, я под арестом! Как ты вообще сюда прошла? — А, есть способ, — Оленка отмахнулась. — Это не проблема. Проблема, что никакой аудиенции не будет. Проклятие… — она сгорбилась и сжала лицо в ладонях. — Я теперь временно исполняю обязанности наместницы. Я не знаю, что делать, Мил. Я разрываюсь. Либо я спасаю своё кресло, либо маму. — Если бы был жив Виктор... — сестра никогда не хотела стать наследницей. Если бы не гибель их проклятого братца, она бы так и осталась в торговом флоте. Оленка неожиданно разозлилась. — Если бы он был жив, я бы ему сама оторвала голову! — Ты чего?! — внезапная ярость и ненависть на лице сестры испугала не на шутку. — А ты что, ничего не знаешь? —Оленка смягчилась и покачала головой. — Мама тебе ничего не рассказывала? — Что она должна была мне рассказать? Сестра оглянулась на дверь комнаты, за которой прятались его девочки, и нагнулась вперёд. — Это Виктор её убил. — Кого? Оленка коротко кивнула в сторону двери. — Он решил, что мама хочет объявить наследницей меня, а не его. Он него же в тот год невеста отказалась, помнишь? А у меня как раз Васила недавно родилась… — Ты хочешь сказать… — сердце сжалось. Милош понял, о чём говорила сестра, но разум отказался соглашаться с догадками. Сестра согласно прикрыла глаза. — Он решил, что мать оставит его без наследства. — Но причём тут Милеша? Она… Она же… — Она была у нас в гостях, забыл? Васила утащила её плащ и испачкала. Мы решили, что вы живёте недалеко, и дали ей плащ Асены, — Милош сглотнул. Верно. Его племянница в свои четырнадцать лет была ростом с его бедную жену. — Мы с Василом решили, что ей не стоит идти по улице в грязной тряпке. Милош закрыл глаза. — Он — или тот, кого он нанял — принял её за дочку. Ты же знаешь. Под капюшоном, днём, не видно лица. Старая боль снова сжала сердце. Милош почувствовал, как в носу защипало. Только бы не расплакаться. Значит, так оно всё было? А он, дурак, всё требовал расследования, чтобы нашли каких—то терран—экстремистов… —Мы тоже подумали, что это были какие—то терране. Помнишь, мы все так думали. А мама всё поняла. — Значит, это она его… того? — он вытер уголки глаз и поднял веки. Комната несколько мгновений плыла перед глазами. — Да. Она всё поняла и решила, что не может рисковать нами всеми. Не знаю, что она пообещала его терранской шлюхе. Может быть, денег. В общем, та сняла фильтр с окна. А расследование… сам понимаешь, кто будет его проводить, когда сынок герцогини сгорел, да у терранки на кровати? Это же скандал! — Но… а я зачем тогда был ей нужен? Зачем она захотела, чтобы я проверил официальное расследование? — Откуда я знаю? Может быть, хотела показать, что Милеша отомщена. Не знаю, — Оленка грустно улыбнулась. — Уж лучше я буду виконтессой, нежели соглашусь, чтобы наш дорогой старший братик жил. — Я не знал. — Я сама не знала. Я тоже как—то сказала маме, что лучше бы Виктор жил. Вот она мне тогда и рассказала. Милош потрясённо молчал. Мама убила его старшего брата, а старший брат убил его жену. Так вот почему мать поручила ему проверить расследование смерти брата. Хотела показать, что семья в безопасности? Или проверяла? Так или иначе, но он ничего не знал столько лет. Его жена должна была жить, а его дочери — расти с любящей матерью… — А почему ты мне не рассказала? — Чтобы это изменило? Малышка Ми была уже мертва. А ты… Честно говоря, мне было тебя жалко. Ты так переживал, и, когда мама созналась, ты ещё… совсем не в себе был. Я думала, если я расскажу, ты с собой что—нибудь сделаешь. — Я на самом деле похож на такого слабака? Который покончит жизнь самоубийством? — Нет. Но… мало ли, что. Ты же всегда такой… слишком честный. Милош рассмеялся. Оленка тоже улыбнулась. — Надеюсь, у тебя всё будет хорошо, — Оленка пожала его безвольную руку. — Извини. — Это ты извини. Ты сюда шла, а я ничего не могу сделать. — Разве ты в этом виноват? — Оленка пожала плечами. — Попробую ещё раз добиться аудиенции или достучаться до Рамсеса. Пригрожу ему, что если маму осудят, я вышлю отца в Александрию. — А ты вышлешь? — Разумеется! Он сейчас злой, как все бешеные псы… Тебе твои красавицы рассказали? Милица ему глаз выбила! — Что?! — теперь уже Милош выпучился на сестру, как рак. Ему показалось, что он ослышался. — Когда? Как?! — Да после твоего ареста. Она сама тебе расскажет, я думаю. Но глаза у папочки теперь нет. Характер сам представляешь, как испортился. Если мы с ним останемся в одном доме, я либо его убью, либо Васил. Так что, думаю, дядюшка Рамсес сам не захочет иметь любимого брата под боком. — Ты жестока. — А что поделать? Береги себя, малыш, — Оленка снова пожала ему руку и вышла. Секретарь прошелестел роликами за ней. Милош, как только закрылась дверь, закрыл глаза и перестал улыбаться. Его мать арестовали, а он ничем не может помочь. Он выкинул из головы слова сестры об аудиенции у Её Величества, но герцог Ареш — или кто там ей об этом сказал? — не ошибся. Через день после прихода сестры, вечерний слуга с завтраком и свежим бельём пришёл не один, а в сопровождении трёх портных. Те заставили его примерить готовый мундир дознавателя государственной инспекции по делам дворян. Его явно шили по его старым меркам, потому что форма на нём повисла: в тюрьме, без нормальной физической нагрузки мышцы спали, оставив торчащие кости. Но портные с обречённой решимостью на лице принялись подгонять мундир прямо на нём. Милош не смог даже возразить, только старался не дышать и не шевелиться. Когда форма была почти готова— не слишком заметно висела, не топорщилась и никуда не упиралась —явился курьер от герцога Рамсеса с коротким сообщением: графу Милошу Аслану назначена аудиенция у Её Величества Императрицы. Явиться необходимо прямо сейчас. Пришлось идти. — Сюда, — янычары провели его через сад к Куббеалты, а от него — в калитку около главных ворот Дворца Звёзд. Огромный портал, над ним тяжёлый герб Империи… Милош сглотнул. Его провели через крохотный двор—колодец, по высокой парадной лестнице прямо в знаменитый тронный зал. Он ожидал увидеть в его конце под огромным гербовым гобеленом трон или ширму, там только суетился робот уборщик. Легендарный летающий трон Её Величества — большой, золотой, весь в зелёном бархате, Милене бы понравился! —стоял тут же, но не на возвышении, а около высоких витражных окон. Милошу витраж показался смутно знакомым. Уж не на него ли он наткнулся во время своей ночной прогулки по дворцовому саду? Возможно. Одно из окон было открыто, и Милошу увидел сам сад: огромные деревья, кустарники, кусочек звёздного неба. Янычары провели его мимо огромного трона в небольшую дверь за бархатной шторой. Они оказались в маленькой комнатке с широко распахнутыми в сад окнами. Милош невольно почувствовал себя дома в густом—густом лесу. Воздух пах хвоей, тихой свежестью и немного гнилью. Удивительный запах. Его не сильно пихнули в спину, и Милош оглянулся. Противоположный конец комнаты закрывала гербовая ширма, которой янычары низко поклонились. Милош тоже поспешно упал на одно колено. Янычары поднялись на ноги и направились к выходу. Мантия одной из них, высокой женщины с острым подбородком, мазнула его по плечу. — Не глупи, Мил, нэ? — Джедефра, зараза. Хорошо, что в таком месте есть хоть кто—то близкий, пусть и далёкая—предалёкая какая—то—там—юродная родственница. Надо будет ей конфет купить, что ли. Янычары вышли и закрыли двери. В комнате остался только лёгкий шум листвы за окном да его неровное дыхание. Милош поднял взгляд на ширму и нервно сглотнул слюну. Только сейчас он заметил две турели между хрустальными люстрами под потолком. Он замер и уставился на ширму. Зелёная. Почему императорский цвет — зелёный? Откуда это пошло? Никто не знал. Знали только, что использовать его может исключительно Её Величество. Для остальных он запрещён. Вот только какой именно оттенок зелёного? Долгое время запрет был негласным, считалось, что тот самый, «императорский» цвет — это насыщенный изумрудный цвет императорского знамени. Так бы всё это и продолжалось, пока однажды — Милош тогда только—только приехал для учёбы в столицу — один из чиновников торговой палаты решил обставить свой дом. Особо удалась большая ванная комната, которую хозяин обставил с поистине имперским шиком: зелёная керамика, зелёные изразцы, зелёная эмаль на ванной. И зелёный фарфоровый нужник. Цвет, разумеется, был вовсе не изумрудным, но зашедший к другу на новоселье сотрудник цензурного комитета старания хозяина не оценил и завёл дело об оскорблении Величия. Разразился грандиозный скандал. Именно тогда выяснилось, что вековой запрет никогда не был закреплён официально. Дело длилось три года. Несчастный бунтарь уже сотню раз раскаялся и пообещал никогда больше не заниматься дизайном помещений. Городская пресса печатала стенограммы заседаний, которые потом расшифровывались и ходили по рукам. В итоге, злополучный нужник переехали трактором около городского элеватора под жидкие аплодисменты исполнительной комиссии и причитания помилованного ввиду раскаяния и отсутствия злого умысла владельца. А Тайный Совет с одобрения Её Величества всё—таки родил законопроект, в котором привёл все запрещённые оттенки зелёного. Список из двадцати четырёх цветов опубликовали во всех газетах и торжественно запретили применять простым смертным. Тишина в комнате затянулась, и когда динамики на стенах ожили, сердце едва не выпрыгнуло у Милоша из груди. — Рада тебя видеть, Милош Аслан. — Ваше Величество! — Милош дёрнулся и снова уставился на ковёр под коленом. Удивительно, янычары поставили его так, что он оказался в самом центре простого узора из окружностей. — Я приветствую вас! Я… — Разумеется, приветствуешь, — в изменённом программой голосе Императрицы послышалась лёгкая насмешка. Нет, невозможно. Динамики перемалывали настоящий голос Императрицы так, что в нём не оставалось ни единой эмоции… Против воли ему немедленно вспомнились давние слова Сэс о том, что за плотной вуалью или ширмой может скрываться кто угодно. Ещё вспомнилась история про старого графа Багдадского, который, по слухам, попытался на аудиенции опрокинуть ширму. С того года его никто не видел. Поговаривали, что он не выходил из зала, а следующий проситель видел, как роботизированный слуга Императрицы подметал пол. Милош тогда был совсем маленький, и долго гадал, что же с ним случилось, ведь история такая таинственная! Сказки — это всё. Люди любят глупые истории, а граф пропал сам, по пьяному делу свалившись с Великого моста в залив. Его тело нашли потом, Милош в академии слышал… А может быть, эти глупые истории выдумывает сама Императрица — Ты оправдан, Милош. Больше тебя не обвиняют в государственной измене. — Благодарю, Ваше Величество! — Я нашла твои действия весьма похвальными. Ты не испугался, выступил против заговора могущественнейших людей страны. Я благодарна тебе за твою верность. — Благодарю вас, Ваше Величество. — Выступление против заговора? Он чуть не рассмеялся. Знала бы его повелительница, как он в панике бежал сначала к матери, а потом из дома к Дари. Он же хотел отказаться от дела, спрятаться, убежать, сделать что угодно, только бы его не тронули! Да и благодарность Императрицы — пустой звук. Как только он покинет дворец, останется наедине с официальным отцом и родственниками Милеши. Из героя он мгновенно превратится в ходячий труп. Или его так и будут охранять янычары везде и всюду? — Надеюсь, ты не держишь обиды за своё заключение. Узнав от герцогини Молдавской о твоём предательстве, я не поверила ей. Ты был известен мне, как честный человек. Как оказалось, мои сомнения не были напрасными. — Благодарю за такое доверие, Ваше Величество! — Милош постарался выкинуть из головы лишние мысли. Аудиенция лично у Императрицы не вызывала благоговейного трепета, а скорее выглядела пустышкой, чтобы произвести на него впечатление. Ну, что может Она ему сказать? Наградить? Милош бы предпочёл, чтобы его жизнь отмотали обратно к тому дню, когда он принёс в свой кабинет дела убитых терран. Он бы просто отказался, получил на руки очередное дело о пьяном дебоше кого—нибудь из молодых дворян, и было бы сейчас всё по—прежнему. Он и его дочери — дома, мать — в своём дворце, Дари — жива, а её Милеша… Да, конечно, Милеша — это зло. Два с половиной пуда концентрированного зла. Но… К чёрту её. Что ему—то, ему теперь делать? Как работать, как жить дальше? — Арест тебя и твоих детей оказался единственным способом не дать тебя убить, Милош.. Каждый раз предательства моих детей огорчают меня. Каждый раз я спрашиваю, что именно я делаю не так, что они превращаются в стаю гиен. Иногда мне кажется, что во всей Империи нет и одного честного человека. — Хм... — промычал граф. Он не был уверен, что от него ожидается вообще хоть какая—нибудь реакция. — Каждый раз, когда я, как мне кажется, нахожу достойного доверия, он пытается воспользоваться своей властью против своих врагов и для личного обогащения. Словно они умирают от голода! Милош неопределённо покачал головой. Аудиенцию он представлял совсем не так. Императрица должна была бы просто сказать, что он прощён и указать, чем именно он теперь будет заниматься на службе. Конечно, лучше всего будет, если его отправят в Египет или Месопотамию... Лучше в Египет. Там тихо и нет его родни, зато есть дядя Рамсес и толпа его сыновей и внуков. Этим никакие северяне не указ. Можно будет вздохнуть свободно. — Ты доказал мне свою верность. Возможно, ты заслуживаешь доверия. — Ваша Величество очень добры ко мне! — Прекрати орать, Милош. Я прекрасно тебя слышу. —Простите, Ваше Величество, но я… Вы… — Так тихо тоже не надо. Надеюсь, ты понял, что я тебе благодарна. У тебя есть что—нибудь, что ты хочешь мне сказать? — Да, Ваше Величество. Только я… если это возможно…— резка смена тона напугала его ещё больше. Императрицу за ширмой словно подменили. — Говори, не бойся. — Я… я не могу радоваться ситуации, когда моей матери грозит смерть, — Милош опустил голову и собрался с силами. — Она вздорная и жестокая старуха, она, возможно, нарушила ваши законы, но она всё—таки моя мать… И… — он запнулся. Марика Аслан никогда не была хорошей матерью, но от мысли, что мать сидит в той же тюрьме, где ещё недавно сидел он. — Ты бы хотел попросить за неё, верно? — Да, ваше величество. Я… я прекрасно осознаю всю тяжесть её преступлений и понимаю, что моя просьба ей не поможет. — Верно. Но всё—таки, ты в сомнениях. Тебе велит заступиться за неё сыновий долг или искреннее чувство? — Искреннее чувство, ваше величество. — Это плохо. Ты ведь понимаешь, что при всём желании я не могу помиловать её. Помилую одного, придётся миловать всех остальных, и закон превратится в пустой звук. Ты дознаватель и должен понимать это. — Да, я понимаю. — Что ж, понятно. Но ты до сих пор не попросил себе награды. — За что, Ваше Величество? — За свою верную службу, разумеется. — Я не сделал ничего особенного, Ваше Величество. Но если Ваше Величество хочет меня наградить, я прошу помиловать мою мать. Умоляю вас! Она всегда верно служила вам! И будет служить так же верно! — Бла—бла—бла, — со внезапной скукой прохрипели динамики. — Не надо продолжать, я поняла твою мысль. Назови мне хоть одну причину, по которой мне следует помиловать Марику, не говоря уже о том, чтобы оставить её главой твоего рода и моей наместницей. — Вы сами сказали, что среди дворян нет ни одного честного человека. — Я? — в электронном голосе мелькнуло удивление. — Когда? — Д—да, Ваше Величество! Когда вы впервые обратились ко мне, вы сказали, что вы расстроены предательствами ваших верных детей… — Правда? Что ж, допустим. И что из этого следует? Милош сглотнул и с трудом заставил себя продолжать. — Моя мать уже сотню лет правит Киевом. Кого бы вы ни послали принять у неё дела герцогства, ему потребуется время. Он не знает никого из чиновников, ни вассалов матери, ни отношений между ними. Незнающий человек может нанести урон вашей власти. Мама же, если вы проявите милость, я уверен, раскается в своих преступлениях и будет верно служить вам! — Я поняла твою мысль. Но это не повод помиловать Марику. Тогда мне придётся отменить смертный приговор Милеше Фортуне. Этого хочешь? Придумай что—нибудь ещё. — Ваше Величество позволит мне узнать, в чём вина моей матери? — Финансовые махинации, насколько я помню. — Ущерб большой? — Достаточный. Так что же? — Тогда… тогда… я… Тогда надо осудить и герцога Рамсеса! — А его—то за что? — Голос Императрицы звучал удивлённо. — И причём тут он? — Герцог Рамсес тоже нанёс ущерб Империи! — Чем именно? — Если Ваше Величество изволит посетить дворцовую тюрьму, то убедится, что в последний ремонт, которым руководил светлейший герцог, там не были установлены раковины и душевые, а также общее освещение камер. Ваше Величество, мне даже подушку там не выдали! Я почти два месяца спал на своей руке! Повисла тишина. Потом динамики вздрогнули и ожили. Милош не сразу понял, что Императрица смеётся. — Ваше Величество! Вы говорите, вы не можете помиловать одного, иначе придётся помиловать всех! Смех стал громче. — Х—хорошо, Милош. Убедил. Я… Я приму во внимание твои доводы! — Императрица наконец—то успокоилась. Милош сглотнул. Он даже подумать не мог, что Императрица может смеяться. Кто там за ширмой сидит? Дядя говорил, что она существует, что она не мафусаил и не терран… Бред какой—то! — Надо же, что ты придумал! Да, ты прав. Рамсеса я даже за то, что он устроил в тюрьме, не буду судить. Хорошо. Я подумаю над помилованием Марики. — Спасибо, Ваше Величество! — Не хочешь мне ещё что—нибудь сказать? — Ммм… — Милош попытался вспомнить, что ещё хотел говорить во время аудиенции, но язык прилип к нёбу. Всё с самого начала пошло не так, как он хотел. — Нет, Ваше Величество. — Уверен? — Д—да, Ваше Величество. — Хм… — ему показалось, что Императрица ждала от него другого. — Что же мне с тобой делать, Милош? — Простите, Ваше Величество, я не понимаю… — По моей просьбе один из людей герцога Рамсеса приглядывал за тобой и Дарией Фортуна. Милош почувствовал, как у него полезли из орбит глаза. — Сэ… — Ты что—то сказал? — Нет, Ваше Величество. — Этот человек отзывался о тебе не очень лестно. — Я… Я… она… — Она сообщила мне, что ты вовсе не собирался продолжать расследования в Порту, которые тебе поручила Бериза. Это правда? — Д—д… Д—да, Ваше Величество, — Милош наклонил голову. — Я прошу прощения за своё недостойное поведение. Я… Я был напуган, Ваше Величество. — Ещё она рассказала, что ты мелочный зануда, что ты жадный, склочный и не разбираешься в чае. — Но… У неё чай был не самого лучшего качества, Ваше Величество! — Колхидский чай — мой любимый чай, граф. И за те деньги, что ты его получил, ты его нигде не купишь. Милош почувствовал, как у него волосы на затылке встают дыбом. Динамики снова зашумели – Ее Величество опять засмеялась. Ему показалось, что он слышит из—за ширмы тонкий девчачий смех. Нет, бред. Это… Он просто спит и видит дурной сон. Он осторожно подвинул опущенную руку и ущипнул себя за бедро. Боль немного отрезвила его, но заливистый, искорёженный программой, но всё же такой знакомый смех не пропал. — А теперь поговорим серьёзно, граф Милош Фортуна, — Императрица отсмеялась и снова стала серьёзна. — Ваше Величество, простите, но это не моя фамилия! — Теперь твоё имя звучит именно так. Семья Фортуна в её нынешнем составе полностью меня разочаровала. Но славное имя должно жить дальше. У Милеза Фортуна нет дочерей, к тому же он отличный полководец, но никудышный царедворец. Так что род Фортуна продолжишь ты и твои дочери. — Я… Ваше Величество… Такая честь… я… — Я считаю, что твоя дочь Милица подаёт большие надежды и может принести много пользы Империи. — М… Милена тоже… — Мы сейчас говорим не об изящных искусствах. Хотя она не лестно высказалась о моём парадном троне, и я в чём—то с ней согласна. — Простите, Ваше Величество. — Но Милица ещё слишком молода, чтобы принимать такую ответственность. Ей нужно время, чтобы повзрослеть и получить должное образование… Так что она просто получит титул своей бабки без полномочий. — Спасибо, Ваше Величество! — Прекрати меня перебивать! — Про… — Милош подавил рвущиеся извинения и замолчал. — Пока Милица взрослеет, ей будут назначены несколько наставников и помощников. Регентом будешь ты. Милош подавился своим языком. — Ваше Величество, я… — Ты недоволен моим решением? — Ваше Величество, нет, ни в коем случае, — Милош почувствовал, как у него трясутся колени. Захотелось лечь прямо на мягкий ковёр, а ещё лучше — убежать куда—нибудь подальше. — Я… я совершенно не готов для такой работы! Я никогда не управлял ничем, крупнее следственной бригады. У меня дома всего трое слуг! Было… — Да, мне говорили об этом. Не беспокойся, я не требую от тебя каких—то невозможных чудес. Сказать по правде, я бы тебе даже заварить себе чая не доверила, или высадить цветы в саду. Ты, между прочим, пока шатался по нему, затоптал несколько очень редких экземпляров! — Я не хотел, Ваше Величество! — Помолчи. Ты будешь регентом, у тебя будут помощники, на которых ты сможешь положиться. К тому же мои следователи ещё не закончили работу с делами Милеши, что накладывает определённые ограничения на занимающего место герцогини Молдавской. — Я всё равно считаю, что Ваше Величество слишком хорошего обо мне мнения! — Я не закончила. Я считаю, что твоя верность и честность помогут Милице. Если твоя дочь будет видеть перед собой твой пример, помнить о судьбе своей предшественницы, она сумеет стать надёжной опорой моей Империи. — Я… я… — Что—то не так, граф Фортуна? — Ваше Величество! Я… я не хочу вас ни в коей мере оскорбить сомнением в вашем решении… — Говори. — Но, — Милош наконец—то собрал в кулак остатки воли. — Моя дочь не справится с этим. Я никогда не учил её справляться с такой ответственностью. Она никогда не готовилась принять её. Она… она не справится! — А я уверена, что справится. Милица не такая уж маленькая и беззащитная девчушка, как ты думаешь. К тому же мне уже поздно отменять своё решение. — Почему? — Потому что сегодня на закате мой дорогой Рамсес отправился домой к своему дорогому младшему брату Эйе, чтобы сообщить ему радостное известие о повышении для его любимого третьего сына и не менее любимой внучки. — Ой… Он… А… — Что ты говоришь? — Я… никогда не думал, что герцог так хочет проявить ко мне участие… — Да ему плевать на тебя, я полагаю. Он хочет брата позлить. — Дядя? Не может быть! — выпалил Милош. — Да—да. А что тебя это так удивляет? Или ты думаешь, что светлейший Эйе родился таким мелочным и неприятным человеком просто так? Рамсес ничуть не лучше него. Его бедная жена чего только не натерпелась от него. А уж Нефери… — Простите, кто, Ваше Величество? — Их мать. Твоя официальная бабка, Милош, вторая герцогиня Александрии. Вот у Нефи характер был такой, что её сыновья по сравнению с ней — милейшие из людей. Я до сих пор удивляюсь, как она сумела умереть своей смертью. Я думала, я её убью за её злой язык. — Ыыы… — Милошу очень захотелось лечь, полежать. И позвать доктора. Всё это не может происходить наяву. — Граф, говори чётко, я не слышу, что ты там бормочешь. — И… И… — он замялся. — Это по поводу вашего назначения… — Говори уже. — Ваше Величество, вы сможете защитить мою дочь от тех, кто сочтёт её выскочкой? Кто сочтёт, что я нарочно устроил падение тёщи? Что я не ставленник герцога Рамсеса? Которые не поверят, что ни я, ни она не хотели этого назначения? Что это только ваша воля? Повила тишина. Милош трижды обозвал себя дураком. Почему он сказал именно это? Динамики вздрогнули, словно Императрица тяжело вздохнула. — Так и знала, что ты задашь именно этот вопрос, граф. Милош промычал что—то невразумительное. — Защиту твоей дочери и тебя от любых недоброжелателей гарантирую я. Пока вы верны мне, вам ничего не угрожает. — Ваше Величество, но вы же… — Останусь во Дворце, где моё место, граф Фортуна. Но у меня есть свои… возможности контроля выполнения моих решений. К тому же ты будешь не единственным новым регентом. Мои дорогие наместники и герцоги забыли, что вся их власть идёт от меня, а не по праву рождения. Я решила, что пришло время напомнить им, кто они такие. Род Ваем лишён герцогского достоинства, их сменят Лины. Что делать с Трапезундом я ещё не решила, но дом Вакка правящим не останется. Бериза Колеш уходит в отставку, её место займёт Мэй Лин. Думаю, твой назначение не слишком выделится на этом фоне. Ещё вопросы есть? — Нет, Ваше Величество. — Что ж, тогда всё в порядке. На этом наш разговор окончен. — Благодарю вас за милость, Ваше Величество! — Не стоит. Что ж, на этом можно закончить. А то у тебя такое лицо, словно ты сейчас умрёшь прямо у меня перед троном… — она немного помолчала. — Милош! — Да, Ваше Величество! — Ты понимаешь, что есть тайны, которые должны остаться исключительно между нами? — Вы… Да, Ваше Величество! — Милош, я напоминаю об этом не из вредности. У меня есть свои причины, почему я поступаю так — или иначе. На мне держится вся Империя, знаешь ли. Но я не могу вмешиваться в её жизнь. Забавно это, правда? Я обладаю абсолютной властью над всеми вами, но не могу ничего сделать. Каждое моё движение может нас всех погубить. А каждое моё промедление — привести к катастрофе. Я помедлила, ничего не предприняла — и Милеша превратилась в то, во что она превратилась. Это моя вина. Я подтолкнула бедную Дари к действию — и погубила её. — От меня никто и ничего не узнает, Ваше Величество. Я клянусь вам своей честью! — Я тебе верю, граф. И очень надеюсь, что в тебе мне не придётся разочаровываться. Не заставляй меня снова демонстрировать выбор между благом Империи и дружбой. — Я никогда не доставлю вам никаких неприятностей! — Ну, от этого не зарекайся. Мало ли, что случится. — Ваше Величество! — Милош, прекрати орать, я устала. Последние недели у меня выдались очень тяжёлыми. — Прошу прощения. — То—то же. Ты можешь возвращаться домой. Ты и твои дочери свободны. Вашу безопасность я гарантирую. Марика… — Императрица раздражённо цокнула языком. — Хорошо, я подумаю… Да и Рамсес меня уже ей замучил. Мол, иначе всех наместников можно пересажать. — Дядя? Он… — Милош осёкся. — Да, он тоже просил за Марику. Полагаю, твоя сестрёнка пригрозила ему выслать дорогого Эйе на родину. — Оленка никогда не поступит так жестоко! — Почему же? Она решительная девушка. Кто знает, на что она способна?.. — Императрица широко зевнула в микрофон. Милош послушно ждал, когда шум стихнет. Колено уже успело изрядно онеметь. — Ещё полагаю, Рамсес не оставил надежды женить своего ненаглядного внука на твоей старшей дочери. — Хоремхеба? — Милош вздрогнул. Только этого ещё не хватало! Если за дело возьмётся ещё Рамсес… — О, ты уже о них знаешь? Расслабься, папаша. Если Милица всё же согласится, то получит себе самого милого, очаровательного, обходительного и внимательного тестя, какого только можно придумать. Рамсес завернёт её в вату и будет кормить исключительно лукумом. — Я понимаю, Ваше Величество. Но… Он, всё—таки, как вы сказали, брат Эйе. Что, если у них будут только сыновья? — Тогда я снова скажу Рамсесу, что «не получились» и прикажу не ныть. Знали бы во Внешнем мире, какие у него проблемы! Одни сыновья! Для них это счастье. — Во Внешнем мире варварские нравы, Ваше Величество. — Ну, да, ты прав. Всё. Аудиенция окончена, — Императрица снова зевнула. — Можешь идти домой. — Благодарю, Ваше Величество! — Милош поднялся на ноги и попятился к выходу. — Милош. — Да, Ваше Величество! — Во—первых, иди по—человечески. Ты не каракатица. А во—вторых, запомни одну вещь. Никогда. Не злоупотребляй. Моей. Добротой. — Я никогда не посмею, Ваше Величество! Клянусь вам! — Иди. Милош вылетел из кабинета, как ошпаренный. В троном зале по—прежнему гудел робот—уборщик, только с помоста он переместился к одиноко стоящему у трона герцогу Рамсесу. Тот рассматривал что—то в открытом окне и не заметил, как робот начал засасывать подол его нижнего платья. — Да что б тебя! — герцог подпрыгнул и выдернул подол из запищавшей машины. Старик выругался, пнул робота и заметил Милоша. Он сделал вид, что ничего не видел. Рамсес откашлялся и выпрямился. Робот спешно отъехал от него в другой конец зала. — Дорой ночи, Милош. — Доброй ночи, дядя. — Как прошла аудиенция? — Ее Величество сняла с меня все обвинения и поблагодарила за верность. — И все? Она передумала? — Передумала что? — Она собиралась передать твоей линии старшинство в Молдавии. — Не мне, а моей дочери. — Значит, не передумала. — Эм. Я же не буду герцогом. — А какая разница? Ты что, не доволен? — Моей дочери всего тридцать лет. И ещё не ясно, что с её образованием! Она же не может просто так взять и взять всю ответственность без подготовки! — Доучится на дознавателя, поступит вольнослушателем в академию управления. Все мы так готовились, она не будет первой. — Ясно. — Ты не рад? — Я… Я никогда даже подумать не мог, что мои дочери… То есть, конечно, я знал, что Милица одна из наследниц герцогини Милеши, но её мать перешла в мою семью, хотя и оставила фамилию… Я думал... Я не думал… — Успокойся. — Простите. Дядя, — Милош ещё несколько часов назад счёл бы это обращение слишком... дерзким: разница в положении, возрасте…Бывшая разница в положении. — Когда… Когда вы... так же... вы же знаете, кто… Ну… Вы… Когда… — Понял, что пользуюсь особым доверием Её Величества? — подсказал герцог и снисходительно улыбнулся. — Достаточно рано, племянник. Я всего три года как пробудился, когда на меня обратила внимание советница Элимаса. В то время у Ее Величества было больше друзей и уважения среди своих детей. Нам было... легче работать. И не приходилось… работать тайно. Будь сейчас жива Василина, или Элимаса, или моя мать, всё прошло бы по—другому. Они были мудрыми женщинами, и кто знает, родятся ли когда—нибудь кто—то, кто сможет с ними сравниться. Милош кивнул. — Теперь все будет по—другому? — Возможно. Но не думай об этом. Всё закончилось… я надеюсь, хотя бы на время. Её Величество снова спасла всех нас. — Это не первый… Вы говорили, что против власти Её Величества уже восставали? — Да. Время от времени такие наглецы появляются. Видишь ли, Её Величество настолько отличается от всех разумных существ в мире, что мало кто верит, что она существует. — Она скрыта от нас. — Да, это тоже играет свою роль. Но Её Величество поступает так лишь потому, что человек, обладающий абсолютной властью, если он находится на виду, легко становится пленником своего окружения или, самое меньшее, стеснённым в своих действиях. Она выбрала из двух зол — меньшее. Но это всё слова, и тебе не зачем забивать ими голову. — Да, дядя. Простите, а можно задать вам ещё один вопрос? — Задавай. — Я… это не очень вежливо… Чтобы вы будете делать, если Оленка вышлет герцога… нашего отца в Александрию? — Утоплю в Ниле мерзавца, — пробурчал Рамсес. С его лица пропала улыбка. — Зачем ты спрашиваешь? — Простите. Сестра и Её Величество говорили мне, что для вас эта угроза чем—то страшна, но я никак не могу понять, чем. — И не надо тебе понимать. Надеюсь, Её Величество ещё одумается и помилует Марику! — Её Величество сказала мне, что подумает над помилованием мамы. — Ты что, её всё—таки уболтал? — Похоже, что да. — Чем же? — Эм. Вам не понравится мой ответ, дядя. — Говори уже, раз начал. — Я… я предложил, раз Её Величество настаивает на осуждении всех преступивших закон Империи, осудить и вас за хищения при реконструкции дворцовой тюрьмы. Простите, я не знаю, правда ли они были, и кто на самом деле реконструировал, точнее, руководил! Мне так сказали. Извините! Дядя внезапно поморщился, словно съел кислую ягоду. Его лицо покрыли мелкие морщины, а узкие губы искривились. — Да, спасибо, что напомнил Ей об этом, мой дорогой племянник! — Эм… я не специально, дядя. — Ещё бы ты это сделал специально! Её Величество и так… была очень недовольна, когда спустилась в тюрьму. Словно я лично спёр эти грошовые унитазы! — Эм. Раковины, дядя. — Какая разница! — настроение герцога резко ухудшилось. Рамсес раздражённо поправил воротник своего кафтана. — Ты закончил? — Дядя, можно вам задать ещё один вопрос? — Быстрее. — Зачем было вообще строить такую большую тюрьму во внутреннем дворце? Я сидел там совершенно один. Разве нескольких камер было бы не достаточно? — Сейчас забиты все восемьдесят три камеры, не волнуйся. Все дети Милеши, их слуги, клиенты… Мы ещё три тюрьмы набили, не считая двух дворцовых. — Я понял, дядя. Спасибо, — Милош церемониально поклонился. — Благодарю вас за всё. — Благодарности приняты, — герцог погладил свою шею, и Милош вспомнил, как пытался его задушить в тюрьме. Как бы он не затаил обиду! — Кстати, Милош. Как твои дочери? Я никак не находил времени навестить вас. У меня было много работы в последнее время. — Они в полном порядке, дядя, спасибо. — Я направил письмо в академии, где учились твои дочери. Милена сможет приступить к занятиям осенью, ей зачли этот год. Академический совет юридической школы принял приведённые мной причины отсутствия Милицы на государственных экзаменах, как уважительные. Она сможет предстать перед комиссией через два месяца. — Вы очень добры, дядя! — О, не стоит, — Рамсес неожиданно улыбнулся и обнял его за плечи. Милош почувствовал исходящий от него запах сандала и корицы. — Надеюсь, вы этим летом найдёте время, чтобы навестить меня в Бейоглу. Ко мне приедут сыновья и моя дорогая жена из Александрии, будет вся семья в сборе. Мы будем очень рады вас видеть. — Эм. Я обязательно постараюсь прийти, дядя! — Обязательно приходи со своими девочками! — Непременно! — Милош кое—как выбрался из тяжёлых объятий старика, поклонился ему и попятился к двери. Рамсес почти дружелюбно помахал ему рукой вслед. Милош вылетел из зала, почти кубарем скатился по лестнице в дворцовый дворик. — Эй, Мил! Перед калиткой стояла кузина Джедефра. Она стояла в красной форме, но без шлема и маски. — Цел? — Цел. Спасибо. Ну, тогда, у Рамсеса. Я думал, меня убьют. — Да брось, было бы за что благодарить. Мы же вместе учились, — она подмигнула ему. — Из тебя предатель и хладнокровный убийца получится ещё худший, чем герой—любовник. — Эм. Сочту за комплимент! — Выходи, — она открыла ему небольшую калитку в створе ворот. — Куда ты сейчас? Милош оглянулся на дворцовую площадь, на подсвеченные в ночи купола и башни Дворца, и улыбнулся. — Домой, Джед. Наконец—то я вернусь домой.