Вопросы и ответы

— Ты даже не представляешь, насколько сильная связь нас связывает!       Отголоски слов застывают в воздухе. Фло смотрит растерянно, и в его взгляде Хравн без труда читает уязвимость. Сам же смотрит в ответ серьёзно, но в груди всё сжимается и переворачивается, и зеркало души не может скрыть то, что Хравну ощущать не положено... если бы он действительно был Хравном. Интересно, достаточно ли проницателен Флориан окажется для того, чтобы заметить?..       Вина и сожаления — ему действительно жаль. Этот несчастный ребёнок понятия не имеет, какую тайну ему приходится скрывать. И пусть он прожил уже целую вечность, подходить к завершению всегда трудно. Ох, Фрия точно не погладит его по головке за всё это. — Ты даже не представляешь, как сильна моя любовь к тебе, — он качает головой, и ложь, возможно впервые за всю его долгую жизнь, жжётся на языке.       Любовь Хравна — но не того, кто скрывается под его личностью. Тот, кто прячется за маской, едва ли был способен на подобные чувства. Он был слишком эгоистичен и прагматичен, но всё же он не Хведрунг и не Сюр, чтобы с такой лёгкостью и жестокостью играть чужими чувствами. А быть может, он просто стал слишком стар. — Не смей обвинять меня в измене!       «Ты даже не представляешь, ребёнок, как сильно судьба связала вас», — продолжение фразы так и остаётся тайной его разума, и сожалений в его взгляде становится больше. Нет, всё-таки он действительно стал слишком стар...       «Не лги себе»       У внутреннего голоса голос далёкого предка, и он вновь чувствует себя неразумным ребёнком. Встаёт со своего места, и не говоря ни слова, уходит прочь, не желая терзать ни себя, ни растерянного эльфа. Что ж, ты хотел развеять скуку, пожирающую тебя, так пожинай плоды своего обмана, Бёльверк. Никто не обещал, что будет легко и весело — тебе ли не знать о том? Пусть благословение Ингви никогда не касалось тебя, но ты знавал многих, кому посчастливилось получить его. Так что же удивляет тебя сейчас?.. — Как необычно видеть великого бога в таком раздрае, — мелодичный женский голос настигает его со спины, когда он бесцельно блуждает по дому немёртвого человека, и он останавливается, оборачиваясь.       Тёмный дух, проклятый светлым богом и его почитателями, лёгкой походкой ступает по мозаичному полу. Идёт, словно танцует, как кто-то из лёгких весёлых лесных эльфийских духов, и лукавая беззлобная улыбка озаряет её лицо. Дэва, избравшая смертного и разделившая с ним вечность, — прихоти судьбы воистину были непредсказуемы. — Отчего ты в такой печали, могучий Странник? — она по-детски склоняет вбок голову, с интересом глядя на него. — Разве есть хоть что-то, что способно так огорчить тебя? — Луве, — в голосе немёртвого человека слышится мягкий упрёк, и дэва улыбается чуть шире, ничуть не раскаиваясь. Мужчина выходит из темноты коридора, появляясь за спиной своей покровительницы, спокойно глядя на гнома перед собой. — Не стоит донимать гостей такими личными вопросами, — он смотрит на духа. — Тем более таких великих, — вновь скашивает глаза на бога, и тот качает головой. — Я бы хотел поговорить с тобой, — вздыхает, признавая своё поражение, и во взгляде консула мелькает вежливое удивление. — Иногда даже богам нужно поговорить с кем-то по душам и получить мудрый совет, — он ухмыляется, сверкая глазами. — Особенно по взаимодействию со смертными, пусть формально ты больше не считаешься их частью.       Атратин негромко посмеялся, прикрыв глаза. Умный и проницательный, он быстро понял, что скрывается за чужими словами. А потому склонил голову, и посмотрев на гнома, указал рукой вглубь коридора, из которого пришёл. — Думаю, приятнее будет вести беседы в кабинете, а не коридоре, — и получив утвердительный кивок, первым двинулся вперёд.       В тишине они миновали две двери, прежде чем консул остановился напротив необходимой, открывая её. Приглашающим жестом пропустил внутрь сначала Хравна и Луве, и лишь потом зашёл сам, прикрывая дверь. — Итак, чем же я могу помочь тебе, великий боже? — опустившись за свой стол, Атратин с интересом посмотрел на своего необычного собеседника. — Чем немёртвый человек способен утешить могучее божество? — Твоё сердце не на месте, — распевно произнесла Луве. Такой же танцующей походкой она обогнула стол консула, подходя к мрачному гному, и кончиками горячих пальцев провела по линии его челюсти, касаясь кожи сквозь жёсткие светлые волосы бороды. — Почему ты делаешь это? Терзаешь и себя, и того юношу? Сделаешь ведь только хуже — разве ты не понимаешь? — Я должен делать то, что делаю, — гном помрачнел ещё больше, но сожаление лилось через край. Авантюра действительно оказалась намного сложнее, чем он думал. — Никто не должен был ничего заподозрить, иначе расследование провалилось бы. Его призвали помочь вам не допустить войну — и я намерен выполнить его долг. А тот парень... ему просто не повезло стать... Впрочем, неважно. — А в итоге оказалось, что именно он стал важнее всего, не правда ли? — Атратин проницательно улыбнулся. — Иначе ты бы так не терзался. — Ответь себе на вопрос, боже, что на самом деле побудило тебя броситься в этот омут? — Луве обошла его, остановившись за спиной. — Почему ты пошёл на этот шаг? — Мне было скучно, — он повёл плечом, откликнувшись задумчиво. — Я — Странник, что никогда не сидит на месте. Я любопытен и алчен, я — Обманщик и я — Сеятель Раздора. Я иду в приключения из-за скуки и любопытства. — Но ты не побратим свой и не его страстная соперница, — дэва мурлыкнула со странным весельем. — Ты играешь событиями, но не чувствами — так почему же ты сейчас здесь такой подавленный?       «Не лги себе»       В голосе далёкого предка слышится осуждение, и он закрывает глаза, покорно вздыхая. Почему он здесь? — Наверно, я пытаюсь найти искупление, — он чувствует удивление в глазах немёртвого человека; улыбка дэвы за его спиной же становится печальной. — Странный способ найти искупление, используя чужие чувства и разбивая сердце того, кто не подозревает об обмане, — консул говорит всё также спокойно, но жёсткие резкие нотки неодобрения слышатся в его словах, и он медленно качает головой, длинным взглядом глядя на него. — Он, — бог указал пальцем на своё тело, — любимец моего младшего сына и служитель его любовника. Когда-то давно я был слеп и глуп, но мой сын вырос сильной личностью. Его поступок поразил всех нас, пусть мы и могли не допустить его, — Атратин в вежливом непонимающем удивлении вскинул брови, и Луве, покосившись на гнома, с распевной печалью пояснила: — Оллер, справедливый бог, был несправедливо убит из-за чужой прихоти. Его любовник, слепой Ходр, вошёл в царство мёртвых, куда нет хода живым, и отдал свою жизнь за жизнь Оллера. Величайшее самопожертвование, растопившее ледяное сердце владычицы мёртвых — даже для таких, как мы, это большой подвиг и большая жертва... Ведь немногим из нас даруется благо по-настоящему полюбить кого-нибудь. — Верно, — гном согласно кивнул. — Глупая и жестокая шутка капризной Сюр обернулась большим горем, и мы с Фрией слишком поздно обнаружили свою ошибку. — Но ты ведь понимаешь, что ты никому не сделаешь лучше, прикидываясь тем, кем не являешься? — Атратин задумчиво посмотрел на бога перед собой. — Рано или поздно правда раскроется. Мёртвого не вернуть к жизни, и этот юноша... Ты лишь принесёшь ему боль и разочарование намного большие, чем если бы ты сразу сказал ему правду.       Он посмотрел на консула долгим отрешённым взглядом. Он ведь так и не сказал, в чём именно заключается попытка искупления — впрочем, немёртвому человеку незачем было знать об этом. Да, эльфийскому ребёнку придётся пройти через боль, это неизбежно, но только так он действительно сможет помочь и сделать то, что должен. В конце концов, обманывать Хольгу — плохая идея и очень трудная задача. — Тебе не понять, — в конце концов вздохнул он. — Но я благодарен тебе за помощь. — Разве я сделал что-то? — Атратин слегка наклонил голову, и он улыбнулся одними уголками губ, позволив глазам лукаво блеснуть.       Он действительно не Хведрунг и не Сюр, но как и они, бог, которого ненавидят и любят одинаково сильно. Разбивающий сердца и надежды, обманщик и предатель, следующий эгоистичному зову своего любопытства — редко когда для окружающих это оборачивается не трагедией и болью. Но он несёт очищение и облегчение, и вовсе не означает, что он не способен творить добро тем, кто заслужили его милость и внимание, пусть и кажется на первый взгляд, что ничего, кроме страданий, его появление и не несёт.       А потому он расправляет плечи, и в его взгляде и фигуре больше не читается мрачной тяжёлой печали. Лишь загадочный азарт создания, что как обычно само себе на уме. — Поверь, немёртвый ребёнок, и ты, и твоя спутница сделали для меня намного больше, чем можете себе представить.