Вопросы и ответы

      «Безумец»       «Говорят, альвийский владыка совсем повредился рассудком»       «Король Эйладар не здоров — оттого все альвийские беды»       За его спиной шепчутся соседи, и слухи разносятся по всему миру, долетая даже до самых дальних уголков. Шепотки чудятся Эйладару и во дворце, и на улицах города, и ему кажется, он видит в глазах слуг и немногочисленных оставшихся в живых придворных осуждение и насмешки. Видит то, чего нет; слышит то, чего нет; и фантомы вызывают снова и снова приступы беспричинной неконтролируемой ярости и агрессии. Как они только смеют!..       Ненависть клокочет в груди иррациональным бессилием. Его бы воля — он весь свой народ послал бы на плаху, наказывая жестоко за мнимое пренебрежение. Кровь закипает в жилах разъедающим пламенем, наполняя до краёв и переливаясь через них, и чёрная пелена затмевает взор. Хочется кричать, раздирая глотку, и рвать на себе волосы от этого омерзительного ощущения невозможности раз и навсегда заткнуть чужие поганые глотки.       Наверно, он и вправду медленно, но уверенно двигается к краю бездны, и разум короля подводит, окончательно теряя ясность и рациональное мышление, пугающе хладнокровное и циничное, удовлетворяющее прихоти жестокого эгоиста.       Теперь же остаётся лишь слепая ярость и жестокость на грани абсолютной безжалостности. Сознание словно расслаивается, и Эйладар теряет остатки собственной целостности, рассыпаясь, будто карточный домик, из основания которого выдернули опорную карту. И он не может ни схватиться, ни удержаться, лишь ощущая, как шатаются основы и с грохотом падают, разбиваясь, первые части его личности.       В нём всегда существовал этот надрыв. Фундамент под его ногами всегда был несовершенен, и Эйладар ощущал эту мучительную недостачу. Как будто целого куска не было в нём с самого рождения, который мог бы скрепить вместе разрозненные фрагменты, создавая из них общую картину. Целостность — то, чего ему не хватало столько, сколько он себя помнил, и Эйладар положил всю свою изломанную жизнь на то, чтобы её отыскать и заполнить пробел.       Ему помогала Эльвэ. Казалось, она и стала этой недостающей частью, и рядом с ней горный король впервые ощутил себя полным. Таким, каким он должен был быть — и Эйладару понравилось это ощущение. Гармония внутри, спокойствие и целостность. И все части его личности создавали единое полотно и работали правильно, не вызывая мучительной боли одним своим существованием.       Лучшие годы жизни — Эйладар вспоминал их с завистью, словно принадлежали они не ему, а кому-то другому. Словно он был наблюдателем, вором, крадущим драгоценные крохи... Впрочем, отчасти так оно и было, ведь годы те оказались так преступно кратки...       Он хотел вернуться в них. Он хотел снова почувствовать это восхитительное ощущение завершённости. Уверенности в себе и своих силах, твёрдой устойчивости под ногами, прямому волевому взгляду, решениям и действиям, в которых мозг не выискивал без устали двойного дна. Сладкое время внутреннего покоя и правильности, и уверенности, что жизнь не готовит каждую секунду нож, который непременно вонзится в спину... Ни до Эльвэ, ни после неё больше не было этого ощущения.       Мир вокруг него шатался. Раскалывался кровавыми трещинами и расходился по швам. Шаталась и сама основа личности Эйладара, и он распадался на части, не в силах удержать целостность. Пусто́ты и бреши в его душе делали его таким уязвимым, и Эйладар сам ничего не мог с этим сделать — нечего было и говорить о других. Другие, конечно, видели все его изъяны и лишь насмехались над ними, и в уязвимости своей горный король тщетно пытался хоть как-то прикрыть их... Тем самым вызывая лишь ещё больше насмешек и презрения, и сплетен, обсуждающих, как он жалок.       Он ненавидел их. Ненавидел всех вокруг. Но в самую первую очередь он ненавидел себя. Мучительно ненавидел себя и обожал, возводя в абсолют все свои желания и страсти, считая их самым главным, что есть в этом мире. Он был отвратителен сам себе, но в то же время никого не желал он так сильно, как себя. Разбивал свои отражения в зеркалах, и кажется, был готов обнимать холодное стекло, словно самую желанную вожделенную любовницу. Двойственность, мучительная двойственность была даже в таком фундаментальном вопросе, и Эйладар сходил с ума, раздираемый на две части.       Он отдал бы всё, чтобы избавиться от неё и стать другой личностью, или хотя бы вернуться в дни блаженного покоя в объятиях Эльвэ.       Он алчно прятал все богатства своей души и дома, лелея и взращивая монстра, пожирающего, словно уроборос, самого себя.       Тёмная бездна манила, поглощая с головой, и Эйладар падал всё глубже и ближе к её бездонному дну. Безумие отравляло разум и душу, развивалось паранойей, заставляя короля запереться в одиночестве в своей непробиваемой крепости. Обратного пути больше не было — и даже болезненные унизительные мечты о покое и о том, чтобы стать... быть кем-то, но не собой, перестали приходить к горному королю. И он сгорал в чёрном пламени до самого тла, и лишь единственный выход был из беспросветного мрака собственной души.       И имя ему было Смерть.