Вопросы и ответы

      Эрувэ тошнит — буквально и фигурально. Грудь изнутри разрывает криком, и хочется разломать себе рёбра, чтобы вырвать с мясом эту боль и всепоглощающее отвращение, затапливающее с головой. Ей было так тошно и мерзко от самой себя, и от бессилия по щекам текли слёзы, пока Эрувэ задыхалась, не зная куда себя деть.       Она беременна. Одно это осознание вызывает подкатывающий к горлу ком тошноты, и Эрувэ хочется снять с себя живьём кожу, лишь бы только избавиться от ощущения грязи и унижения, которое она пережила и продолжала переживать.       Эйладар жесток. Эгоистичен, безумен и непомерно жесток. Он терзает тело и душу, насилуя снова и снова, и снова. Избивая до полусмерти, почти ломая кости, когда Эрувэ в слепом отчаянии ещё пытается сопротивляться, душит так, что она почти теряет сознание — и насилует. Как животное, он приходит лишь затем, чтобы удовлетворить свою похоть, наполнить до краёв тёмную чашу и излить её на Эрувэ. Смешать её с грязью, унизить и растоптать — и неизменно оставить свои следы. Синяки от пальцев, ссадины от ударов... и влага, у иных — благословение, дарующее жизнь, но для Эрувэ — очередная возможность пометить её, словно животное, не позволяя забыть, как невыносимо её существование.       Которое теперь она должна разделить на двоих.       Её тело сломано; её дух надломан. Она даже не думала, что чужое — ненавистное — семя сможет взойти в ней. Но судьба жестока, не хуже безумного садиста пытается сломать Эрувэ ещё больше, и она захлёбывается слезами от ненависти и презрения к самой себе. Она так слаба и никчёмна. Она не может защитить себя. А теперь ублюдок осеменил её, и она должна принести ему ребёнка.       Эрувэ тошнит от одного лишь осознания. Ей мерзко, так мерзко от самой себя! И она ненавидит, всей душой и сердцем ненавидит плод, растущий в чреве, и даже мимолётно касаться его мыслями просто невыносимо. Не говоря уже о необходимости вынашивать целый срок, а после в муках приводить его в мир. Ребёнок насилия — она ведь никогда не сможет ни принять его, ни тем более полюбить!       Страх, отвращение, отрицание — и бесконечное отчаяние. Она не хочет проходить через всё это. Она не хочет... быть беременной, не хочет рожать и растить этого... ребёнка! Ненужного ни ей, ни Эйладару, который и за ребёнка его воспринимать не будет. Так, лишь грязь какая-то под ногами, потенциальный злейший враг и конкурент. Для Эрувэ же — лишнее напоминание о собственной слабости и ничтожности, раз она не смогла сделать н и ч е г о, чтобы не допустить такой исход.       Нет, пока не поздно, от нежеланного плода следовало избавиться. Женщины придумали множество способов для этого, Эрувэ не сомневалась, что сможет подобрать подходящий. Жаль только, тайно сделать это не получится, и от пригвождающего к месту тяжёлого тёмного взгляда сапфировых глаз в груди клокотала бессильная ярость и бешенство. — Куда ты собралась? — холодный голос режет, словно острый металл, и кровь вскипает в жилах Эрувэ, вынуждая до побеления костяшек сжать кулаки. — Ты, белобрысый ублюдок! Ты сотворил это со мной! — её трясёт от переполняющего гнева, перед глазами пляшут тёмные пятна и закипают слёзы, и она балансирует на тонкой грани, из последних сил удерживая себя от истерики. — Я понесла ребёнка — но клянусь духами предков, если ты заставишь меня родить его, я придушу его собственными руками, едва он покинет мою утробу!       Эйладар брезгливо скривил губы, окинув Эрувэ презрительным взглядом. А после вновь впился в её лицо, отрезав, чеканя каждое слово: — Ты берёшь на себя слишком много, холопка. Я не собираюсь пачкать свою кровь об тебя. Избавься от этой проблемы и впредь не смей досаждать мне такими глупостями.       «Проблемы»... Эрувэ в отвращении сплюнула, с мрачной иронией подумав о том, что наконец-то хоть в чём-то их взгляды впервые совпали. Впрочем, даже если бы Эйладар вдруг попытался заставить Эрувэ сохранить этого ребёнка, она бы всё равно сделала всё для того, чтобы он никогда не родился или чтобы часы его жизни были коротки. Ей хватало и без того унижений и испытаний, и конкретно об этом недоразумении она хотела забыть как можно скорее, как о страшном сне.       Однако даже после того как она всходит кровью от трав, помогающих организму отторгнуть нежеланный плод, внутри остаётся эта пустота и бесконечное отчаяние. Ощущение грязи, от которой никогда не отмыться и не избавиться; омерзение, которое будет преследовать её, наверно, до конца жизни. Ведь она ничем не смогла помочь себе, не смогла защитить себя — и где гарантия, что подобное не повторится опять? Ведь Эйладар не заботится о том, чтобы не допустить подобного — «проблемы» его не интересуют. Наоборот, лишняя возможность ещё сильнее унизить и причинить ещё больше боли, а потому Эрувэ не удивится, если он намеренно будет стремиться к тому, чтобы ситуация повторялась снова и снова, изводя её и морально, и физически.       И Эрувэ могла лишь терпеть. Все попытки вырваться, хоть как-то спасти себя были ничтожны и бесполезны, и Эйладар брал, что хотел, оставляя после себя выжженную пустошь в чужой душе. Искалеченное тело и дух, которые Эрувэ снова и снова была вынуждена собирать по осколкам. Невыносимо.       Она скрипнула зубами, закрыв ладонью глаза. Тело после потери крови отдавало слабостью, и Эрувэ хотелось кричать и рыдать. Толку только от этого не было никакого, ведь никто не откликнется на её немое воззвание о помощи и спасении. Бороться за себя ей снова придётся самостоятельно, сражаясь на этом тернистом пути с ненавистью к самой себе и отвращением от самой себя. И кто знает, может быть когда-нибудь судьба сжалиться над ней, и терзания прекратятся. И Эрувэ сможет исцелиться и обрести такой недосягаемый желанный покой.       Самое главное — когда-нибудь простить себя за то, в чём без того никогда не была виновата.