Вопросы и ответы

— Супруг мой, я должна уйти.       Низкий грубоватый голос Мортис прозвучал словно гром среди ясного неба, и Дит отвлёкся от своего занятия, с взволнованным непониманием посмотрев на супругу через плечо. Отложил в сторону колосья, что он их собирал в связки, и поднялся с колен, повернувшись к жене всем телом. — Уйти? — переспросил он, и протянув руки, поймал холодные ладони, несильно сжимая их. — Но почему? Зачем? Неужто я чем-то оскорбил тебя, и ты решила оставить меня?       Белые глаза Мортис потеплели. Она мягко выпутала ладонь из тёплых пальцев, положив её на худую щёку мужа, погладив по ней большим пальцем. Во взгляде её просквозила печаль, и она покачала головой, с искренним сожалением и раскаянием глядя в чёрные глаза Дита. — Нет, милый, — Мортис вздохнула, и сердце в груди Дита сжалось от тоски и ужасного предчувствия. Он накрыл ладонь жены на своей щеке рукой, и непонимание вместе с тревогой явнее проступили в его взгляде. — Однако так надо. Так должно быть. У меня нет другого выбора. Я знаю, рано или поздно ты сможешь понять, и возможно, сможешь меня простить…       Это были её последние слова. Дит не успел ни удивиться, ни расспросить Мортис, что она имеет в виду, ни тем более остановить её. Взгляд белых кремниевых глаз парализовал его, и невыносимая боль пронзила всё его естество, полностью заполнив до самых краёв. И он не видел, как и куда Мортис ушла; и он даже не слышал собственный нечеловеческий крик, разнёсшийся по всему бескрайнему пустынному полю.       Боль была повсюду, и Дит пропустил тот момент, когда лишился сознания, не в силах выносить её. Дух его блуждал в холодной беспросветной тьме, напитываясь ею и сливаясь с ней, и он пытался найти выход, пытался сбежать, но чёрная вода, превращаясь в смолу, затягивала его всё глубже и глубже на дно. Пока не растворила в себе всего, заставив стать единым целым с мраком и холодом, больше никогда не покинувшим его души. И когда Дит открыл глаза… всё вокруг него изменилось до неузнаваемости.       Он лежал на чёрной промёрзлой земле посреди пустынного поля и смотрел в серое туманное небо. Внутри зияла пустотой бездонная голодная бездна, пожирающая последнее тепло и свет. Беспросветная тоска медленно кристаллизировалась в равнодушие, и Дит неподвижно безразлично вглядывался в небо, видя всё и не видя ничего.       Его сердце кровоточило, медленно истекая чёрной кровью, и осознание разгоняло по жилам безграничное отчаяние и горе, что не имело возможности излиться вовне и осушить чашу до дна. Мортис больше не было — её нигде не было, ни в чертогах богов, ни в материальном мире, нигде. Она ушла в Забвение, туда, откуда не было возвращения, и Дит остался совершенно один, несущий на себе тяжкое бремя памяти.       По себе любимая жена оставила свои силы и своё предназначение. Не спрашивая Дита, она отдала их ему, и он мог лишь гадать, что побудило её к такому поступку. Ответов не было, по крайней мере не сейчас, и он мог лишь принять и смириться с новой ролью и обязанностями, взвалив на свои плечи ответственность, которой не хотел и о которой не просил. Последнее, что у него осталось от женщины, которой он отдал абсолютно всё, что имел, в том числе и собственную жизнь.       Тоска и горечь утраты, холодное непроходимое одиночество, траур до скончания веков — таков удел того, кто занял место бога Смерти. И Дит хотел бы никогда не знать, каково это, но ему не оставили выбора, как и мнением его никто не интересовался. Теперь же поздно было уже сожалеть, и всю печаль мрачный владыка оттого запирает в далёких глубинах собственного сердца. Так нужно и так будет правильно, и внутренняя тюрьма разрушится лишь тогда, когда падут оковы мира, но до тех пор…       Дит сохранит верность Мортис и память о ней. И ради неё он будет тем, кем она решила, чтобы он стал.