Вопросы и ответы

— Неудивительно, что из всех святых бессмертных Провидение именно тебя избрало в качестве замены Зардушту, — окинув Сунегода небрежным взглядом, уронил Витта, и тот вопросительно вскинул бровь, посмотрев на него.       Пространство вокруг постепенно менялось — теперь это было не необъятное белое ничто, а нечто, отдалённо напоминающее гостиную. Правда, без потолка и с весьма условными стенами; мраморным полом и белой мебелью, почти сливающейся с пространством. Но бывшие смертные, они медленно учились творить и постепенно притирались друг к другу, учились взаимодействовать друг с другом и как-то уживаться. Вместе творить новый мир и узнавать друг друга, ведь их разделяло так много времени: Витта родился на тринадцать веков позже, и с Сунегодом они были словно небо и земля. Ещё и возглавили противоположные стороны бытия. — И почему же для тебя это неудивительно? — спросил Сунегод. — В Доме песнопений нашло блаженство много достойных душ, и многим из них я уступал. — Во-первых, Зардушту отметил тебя как своего любимца, — Витта начал загибать пальцы, откинувшись на спинку глубокого кресла и закинув ногу на ногу. Этот несколько женственный жест был удивительно ему к лицу и стойко ассоциировался с ним. — А во-вторых, ты вообще в курсе, что после твоей смерти, в Священном Королевстве начали отсчёт летоисчисления от года твоего рождения? И вообще, на моей памяти, ты был единственным королём, который получил прозвище «Святой». Даже Эделбранд I, объединивший Дорлонлею, не удосужился такой чести. — Вот как… — Сунегод хмыкнул без энтузиазма, и Витта вскинул бровь, с живым интересом посмотрев на него. — Не вижу радости на твоём лице, — в привычной манере ехидно, но беззлобно, поддел он, на что собеседник лишь встал, отвернувшись так, что «коллега» мог лицезреть лишь спину, облачённую в бело-золотую рясу. — Я не хотел этого, — вздохнув, после паузы отозвался Сунегод, чувствуя, как любопытство в тёмных глазах Витты сменилось удивлением. — Я не заслужил таких почестей. Я заблудился на своём собственном пути, и кажется, так и не смог найти выход из ловушки, в которую попал.       Светло-голубые глаза всматривались куда-то вдаль белого чертога, где мраморные плиты пола теряли чёткость и растворялись в бесконечности. Им с Виттой ещё работать и работать над здешним ремонтом… Впрочем, о чём это он?       Ах да, святой король… Горькая усмешка искривила губы, и Сунегод покачал головой своим мыслям. Он до сих пор ломал голову над тем, почему Зардушту обратил на него свой взгляд. Какие заслуги он рассмотрел в душе закоренелого грешника? Или это была извращённая издёвка, перевернувшая жизнь Сунегода с ног на голову? — ответов не было, и он не был уверен, что найдёт их вообще. Теперь так точно.       На самом деле он просто испугался. Когда Зардушту явился ему и обещал исцеление в обмен на службу, Сунегод проявил малодушие. Он запутался на своём пути, ещё до болезни ощущал неправильность своего бытия и пытался найти его смысл. Пьянки, гулянки, беспорядочные связи и даже Трева… всё было чужим, неправильным, вызывало отторжение. И когда Зардушту пришёл… казалось, вот он, ответ, который Сунегод так долго искал.       Он уверовал — так искренне, как только мог. Закрылся и сбежал от прошлой жизни. Ударился в другую крайность, принял аскезу и начал проповедовать. Он искренне верил в то, что делал. Верил, что всё делал правильно. И люди шли за ним, доверялись ему, а он не мог подвести их. Но разве это было тем, чего он хотел? К чему стремился? Разве было это… его?       Сунегод чувствовал себя не на своём месте. Мучительное ощущение, что он лицемерит перед всеми и обманывает самого себя, не покидало его до самой смерти. Всё казалось неправильным и неестественным, но он не знал, куда идти и что делать. Вёл за собой людей, а внутри всё кричало: «Бегите от него! Не верьте ему!». И то, что сказал Витта, принесло не гордость и не радость, а горечь разочарования.       Он дал людям надежду, указал путь, по которому они пошли, многое из его слов и наставлений оставляя позади или интерпретируя на свой лад. Стал для них ориентиром, который они возвели в абсолют, не зная о его грехах и тёмных сторонах или просто закрывая на них глаза. Первый святой король, провозгласивший небольшую общину королевством. Первый святой король, давший людям веру и религию. Первый святой король, который провёл реформы, установил законы и ввёл порядки, по которым люди жили много веков — конечно, он сделал так много хорошего и полезного! Неудивительно, что его боготворили… вернее, боготворили идеальный образ, сохранившийся в памяти, в то время как сам Сунегод…       О-о, это определённо не то, чего он хотел. Он всё делал как-то неправильно, как-то не так. Искал свой путь и так и не нашёл. А теперь был здесь и сейчас вместе с Виттой, который тоже искал, но кажется, преуспел в этом гораздо больше старого глупца… — Как бы там ни было, теперь у тебя есть шанс всё исправить, — Витта проницательно хмыкнул, рассматривая спину, и Сунегод вздрогнул от неожиданности. Обернулся, глядя в спокойное лицо «коллеги», и кивнул.       Действительно, теперь у него была возможность выйти из лабиринта и отыскать себя. Не прикидываться кем-то, но быть самим собой. И создать новый дивный мир в гармонии и с точной уверенностью, что на этот раз он всё сделал правильно.