Вопрос 40
3 октября 2023 г. в 11:54
Примечания:
«Ты знал о том, что твой наставник сумел призвать голос Франхрасьяна?»
Wardruna — «Heimta Thurs»
— Ты желал меня видеть, мастер? — Атратин едва успел закончить вопрос, как глаза его округлились от удивления, а сам он замер на месте, не в силах пошевелиться. Не от страха, а скорее от удивления и замешательства — он совершенно не ожидал застать наставника за подобным занятием.
Тяжёлую ауру Сервилий ощутил, едва переступил порог цитадели Унбарама. Она стелилась тонкой вуалью, едва ощутимая на уровне крепостных стен и уплотняющаяся по мере приближения к кабинету консула. Никто не обращал на неё внимания, и Атратин подозревал, не ощущал вовсе. Но он-то всегда был особенно тесно связан с тонким миром, гораздо лучше улавливая эфирные колебания, недоступные каждому.
Так вот, тяжёлую ауру он ощутил ещё на подходе к вызвавшему его Авитусу. Она давила на плечи силой и могуществом, но не несла опасности. Атратин с удивлением распознал в ней спокойствие и уравновешенность, и даже что-то вроде приязненного интереса. Природа этих ощущений однозначно была потусторонней — схожую ауру Сервилий чувствовал от Луве, пусть, конечно, и в разы слабее.
«Наставник призвал кого-то из дэвов?» — в голове мелькнула быстрая мысль, и Атратин повёл плечом. Чему он удивляется? Да и разве вправе он указывать мастеру, что ему делать? Консул Авитус всегда был исследователем, а далеко не все тайны мрачного искусства Смерти были ему открыты и понятны. Неудивительно, что он продолжал свои исследования.
Кабинет учителя определённо был очагом распространения потусторонней ауры. Когда Атратин приблизился к нему, он отчётливо ощущал её давление на плечи, спину и грудь. Было тяжело стоять и дышать, пусть это Сервилию делать было и не нужно. Он постарался взять себя в руки, уверенно расправившись, пряча дискомфорт внутри, и в конце концов толкнул дубовую дверь, переступая порог кабинета.
Замечая наставника общающимся с плотным густым туманом, клубящимся вдоль стен к потолку и закрывающим весь пол, пока по тёмному камню расползались холодные серебряные сигилы на древнем, неизвестном смертным языке.
— А-а, — мягкий, негромкий и шелестящий голос растёкся по кабинету, и Атратин расслышал в нём явное одобрение. — Это и есть твой талантливый мальчик?
— Да, Владыка, — Авитус одарил так и застывшего в замешательстве Атратина полным гордости взглядом. — Уверен, Публий почувствовал твоё присутствие ещё до того, как оказался здесь, перед нами, — голос отозвался на это тихим довольным смехом, и Атратин с усилием выдохнул.
Благоговение охватило его душу: дозваться кого бы то ни было из человеческих богов было сложно. А уж заслужить благосклонность, чтобы они явили себя... это, без преувеличения, была огромная честь. Сервилий с искренним почтением поклонился, произнеся:
— Да, господин, это так.
— Твоя душа тесно связана с моим чертогом, — с мягким снисхождением ответил голос. — Да и один из моих дэвов избрал тебя своим спутником и возлюбленным. Большая честь увидеть и говорить с таким высоким человеком.
— Не меньше чести услышать здесь твой глас, Владыка, — поклонившись ещё ниже, ответил Атратин, краем глаза уловив мелькнувшее на лице наставника отеческое одобрение.
Откровенно говоря, Сервилий так и не понял, зачем мастер вызывал его. Но одна возможность соприкоснуться лично с самим владыкой Франхрасьяном уже была бесценным даром, о котором иные могли лишь мечтать. И пускай Атратин не был верующим и не молился богу Смерти, бесследно встреча с ним определённо пройти не могла. Как не могла и оставить равнодушным.