wake up in my arms

      Селена ненавидела громкие звуки. Селена ненавидела гомон и роптания, ненавидела вой сирен и ненавидела чертов хохот. Она ненавидела свое имя и то, что крылось под ним, но еще больше — собственную слабость. Нынешний мир стер малейшие грани, и это сводило с ума. Он будто издевался над ней, неизменно находя больные точки. И все шло по накатанной ежесекундно; разница — в степени. Только от времени легче не становилось… С каждым днем мир катился в Бездну, пока в один момент мир не стал населен обитателями нижнего; им говорили надеяться — и они пытались, видя новые острые лица с сияющими глазами; им говорили верить — и они наивно полагали, что их сосед сменялся новым действительно потому, что уехал. Как и сотни других. Им говорили смириться… И им действительно больше не оставалось делать ничего. С годами дьяволы стерли любое понятие добра и зла. Плод раздора поселился в мире, и каждый был волен спасать собственную душу всеми требующимися способами.       Гомон. Гул. Нарастающий стук барабанов.       Словно средневековье с нескончаемой инквизицией.       Кровное родство более не имело ценности; чистота крови — да. Чем меньше дней младенцу, тем он дороже. Чем невиннее отданная девушка — тем больше продленный срок души приведенному ее. Чем больше собственная жертва — тем больше шансов на спасение. И во имя скончания веков. Во имя прерванного будущего и посмертного вздоха последнего человека земли. Это был настоящий Ад, частью которого являлась Селена.       Аморальность. Порочность. Разврат.       Пятеро девушек в прозрачном красном шифоне с расшитыми золотыми нитями телами. Их обладатели с высокими витыми багровыми рогами, грязно ухмыляющиеся и накручивающие очередную плеть на запястье, с восторгом глядящие на иссеченные поперечными алыми полосами спины. Роскошные одеяния средь пустых черных пещер, расцветающих в сиянии очертаний налитых кровью срамных губ на стенах. Селену едва не вывернуло наизнанку.       Она жмурится и послушно идет на подгибающихся ногах за своим карателем, волочась и пытаясь хоть немного ослабить давление цепей, сковывающих вытянутые вперед запястья.       Скорее бы все закончилось. Скорее бы избавиться от всего. Скорее бы покинуть мир.       Она прекрасно знает, что ей уготована отдельная участь, и это слабо утешает — не быть рабыней какой-то нечеловеческой мразоты, однако дальнейшее будущее ее утопает во мраке неизвестности. Она прикрывает глаза и выдыхает.       Распахиваются огромные двери. Толпы. Тьма. Факелы. Мраморный стол, монотонный ритм и вопли вдалеке.       «Порою смерть — самый ярый дар, на который можно надеяться», думается ей, когда ее проводят средь низших чинов. Она вздрагивает от отвращения. Это были низкие существа, заросшие густой растительностью, имеющие слегка сросшиеся вверху ноги и совсем мелкие козьи рожки. Они не были похожи ни на людей, ни на демонов, ни на сатиров из поэм. Хуже. В разы. Также омерзительны, как и весь нынешний мир.       Она уже на столе и отсчитывает собственные удары сердца, видя рядом небольшой кинжал. На ее губах проявляется довольная улыбка. Скорее бы. Однако палач не спешит прибывать. Она не видит ни единого черного балахона, как в фильмах, или широкоплечего страшилу с холодным оружием и до ужаса пугающим взглядом, как описывают их в книгах. Рядом лишь толпы мелкой нечисти, старающейся пощупать ее, лезущие в самый отвратительный момент, сводящие с ума, гудящие, гомонящие… Селена заходится в крике и зажимает собственные уши, чувствуя миллионы прикосновений… Она сходит с ума: медленно и нещадно. Ей кажется, что ее тело — оголенный нерв, от всего нового заходящийся в агонии. И это мучительно, это омерзительно, это нескончаемо, черт возьми…       «Будь проклят сам дьявол…», шепчет она, не чувствуя собственных горячих слез, но в следующий момент стены пещеры содрогаются от неестественного нечеловеческого вопля. И он не страдающий — как рык, повелевающий, беспощадный… И это настолько странно. И гробовая наступившая тишина…       Ее нарушает покоцывание металла о ледяной камень. Селена выдыхает и приоткрывает губы. Ее смерть. Она кидает краткий взгляд в бок, видя мощные чудовищные ноги, скрытые тяжелыми ботинками со шпорами в виде клыков дракона, и даже не поднимает глаз наверх. Пред ней один из высших.       Огромная потрескавшаяся рука с желтовато-красной кожей касается ее тела, пуская дрожь омерзения; он ведет ею от открытой ритуальным платьем шеи и до низа живота, останавливая ее там и хмыкая. — Чистая. Добротная. Скрасила бы прекрасно, душонка тоже не кротка. Неплоха, Энди, совсем неплоха. Однако слово я сдержу. — его голос чудовищный: это гортанный рык, сквозь который проходят слова. Селена не понимает значения. Дьявол подхватывает ее коричневую прядь, отливающую фиолетовым при этом свете, и с болью надрывает, вырывая ее тихий вскрик. Пламя полыхает по сторонам. — Да преклонят колени пред истинным повелителем… — она слышит эти слова, сказанные низко и бархатисто, и сама удивляется стремлению увидеть обладателя. Ее взгляд выхватывает высокую фигуру за всполохами, уважительно склоняющую голову, увенчанную матовыми черными рогами. Его силуэт расплывается в ее глазах, но она не может не отметить его высокий рост. Он чем-то отличался… Но чем… — Благодарю за подарок, повелитель.       Она ловит его ответный взгляд. Золотые искры струятся по радужке, а в следующий момент та заполняется чернотой его зрачков. По телу бежит дрожь, взгляд рассеивается, а в следующее мгновение она падает в пучину тумана, постепенно теряя сознание.       Она возвращается медленно, постепенно начиная ощущать боль в запястьях и сухость во рту. Руки скользят по поверхности и нащупывают гладкий шелк. Глаза открываются. Черный. Она едва ли может оглядеться, отмечая средневековую обстановку и кованную мебель. На тумбочке высокий бокал с чем-то оранжевым, что Селена выпивает разом, отмечая странный вкус. Ее планы в очередной раз рушились. В этот раз даже на смерть.       Она чувствует чужое присутствие и ежится, стараясь не смотреть на собственное прозрачное платье: ритуальное одеяние выбирать не приходилось. Как и то, быть ли жертвой…       Окон здесь нет, однако отчетливо проносится теплый вихрь, задувающий добрую часть свеч и оставляющий гореть лишь одну, в отдалении спальни. С каждой минутой ей все страшнее. — Боишься меня? Может, и к лучшему… — его силуэт проступает в темноте, и она вскрикивает, подползая к верху кровати, однако не может оторвать взгляд. Величественная фигура, волевые черты, сильное тело, огромное сложенное нечто за спиной… Он делает шаг вперед, и она видит холодные серо-голубые глаза, по которым один раз скользнула золотая рябь. — Если ты будешь послушной и кроткой, то проживешь вполне спокойно. Тебе повезло, что твое право первой ночи было аннулировано мною же, иначе не знаю, что с тобой стало бы после него.       Он подходит ближе, и Селена лишь сглатывает, не в силах понять суть его речи. Демон проводит по ее щеке костяшками руки, тут же прислоняя ту к лицу и вдыхая запах. — И все же, ты прекрасна, как цветок лотоса… Мне повезло заслужить подобное сокровище в собственное обладание.       Его смех разносится устрашающим эхом в стенах подземного царства, но Селена подозрительно спокойна. Что-то гнетет изнутри… Мужчина медленно обходит кровать, расстегивая с щелканьем когтей пуговицы на рубашке и медленно стягивая ее. Селена сглатывает, понимая, что то нечто за его спиной — сложенные черные крылья, увенчанные шипами на самом верху. — Как думаешь, лучше, чтобы ты разделась сама… — протягивает он и в одно движение нависает над вскрикнувшей девушкой, вздергивая руки той над головой за запястья. — Или же мне стоит самому освободить от ненужной ткани мой подарок? — его губы растягиваются в ухмылке, а одна из рук спускается ниже, к подолу, цепляя тот когтем. Селена слышит треск ткани и следит взглядом за тем, как шифон медленно расползается по обе стороны, оставляя ее обнаженной. Демон склоняет голову в другую сторону и почти тепло улыбается, впитывая каждую эмоцию собственной жертвы. Селена не знает, почему, но сквозь страх в ней пробуждается что-то иное, и это пугает еще больше… Видимо, грешный мир сыграл свою роль, и сознание разделилось надвое. Ей кажется, что она сходит с ума… По правой щеке стекает слеза, и ее тут же слизывают длинным горячим языком — медленно, с нажимом, до дрожи… — Не надо, пожалуйста… Убей меня… — она сжимает губы, и демон удивленно отстраняется, поднимая брови и склоняя голову к плечу. Селена видит его огромную тень, идущую рябью в свете полыхающей свечи. Она должна сейчас умирать от страха, но понимает, что на удивление не боится: ее наполняет лишь отчаяние и усталость. Демон не отводит взгляда; он даже не моргает, следя за каждой эмоцией на чужом лице, но не находит того, чего ждал бы. Он отпускает ее руки и двумя пальцами поднимает ее лицо за подбородок, склоняясь ниже и зависая в паре миллиметров от ее губ. — Какая прелесть… Дитя луны без намека на страх. — он резко садится в кровати, в одно мгновение дорывая несчастное платье до конца и отбрасывая его куски в сторону. Девушка распахивает свои большие карие глаза, и тот усмехается, проводя когтем где-то в районе солнечного сплетения, а потом резко вгоняя его в кожу: неглубоко, но больно. Селена вскрикивает, но в следующее мгновение в том месте распускается золотой рисунок из витых завитков, составляющих… В действительности какой-то цветок. Ее пульс ускоряется от боязни: слишком… неожиданно было увидеть что-то новое на собственном теле.       Демон низко смеется с ее реакции, ведя по рисунку ладонью. — Знаешь, что это? Это печать демона. Ты не умрешь до того момента, пока не истечет моя жизнь. И к тому же, теперь ты обладаешь поразительной регенерацией. — он усмехается и целует ее в яремную ямку, облизывая место, где ранее был след от его когтя, но теперь — абсолютно пусто. Однако демон хмурится и скользит по простыням вниз, останавливаясь у края рисунка, несимметрично выделившегося под ее грудью. — А это что… — его взгляд, грубый, задумчивый встречается с женским — испуганным и непонимающим. Он качает головой с витыми рогами, а в следующий момент ведет языком по увиденному, заметно втягивая запах. На мгновение замирает, а после рычит от досады, ударяя рукой по стоящей рядом тумбочке с такой силой, что та задребезжала и едва не развалилась. — Почему на тебе чужая метка?! — он не кричит, но от того еще более страшно; вновь резко вкидывает руку, но не для удара — залпом выпивает стоящее рядом вино, отшвыривая бокал, и тот разбивается о противоположную стену. Его взгляд полыхает, и тут Селене становится не по себе: она отворачивается, начиная считать про себя, и демон замирает. Она чувствует касание ее уха, дареной в прошлом серьги, а после — выдох.       Пульс замедляется. — Сель? Это ты? — ее глаза расширяются от этого скомканного тона. Она выпрямляется в постели и сталкивается с его взглядом — неверящим. — Так это был ты… — ее шепот, пораженный, вновь ускоренное сердцебиение, недоверчивое прикосновение к чужому изменившемуся лицу, и их тела вспыхивают. По плечу демона расползается точно такой же след, как и вышедший из печати у нее под грудью. Точь-в-точь по рисунку и только раза в три больше по размеру, обхватывающий и руку с выступившими венами. » — Хаха, постой, пригнись! — заливистый смех, и девушка в голубом пышном платьице надевает плетеный цветочный венок на рога смирившегося демона. Он смотрит на нее волком, но после смеется, качая головой, и подхватывает ту на руки, кружа по поляне. Где-то вдалеке слышится взрыв, и девушка испуганно вскрикивает, прижимаясь к мускулистой груди ближе. — Все хорошо, Сель, я рядом. Они не войдут в город, я обещаю. — успокаивающий шепот и екнувшее сердце, которого никогда не существовало в нечеловеческом теле, при столкновении с полным слез взглядом. Она всхлипывает и прячет лицо в чужих плечах. — Ты не можешь этого обещать, ведь с каждым разом пропадаешь на все большее время… В один день ты не вернешься, и я останусь одна… — ее всхлипы разрывают на части душу демона. Он прижимает ее ближе, а после — ставит на траву, беря маленькое личико в чашу своих ладоней и направляя взгляд на себя. — Я обещаю, Сель. Я тебя не брошу. Я стану лучшим воином, и вас обойдут стороной. Они тебя не тронут. — Тогда просто забери меня с собой! Пожалуйста, мне страшно… Мне страшно, Энди… — она плачет и опускается на колени, прижимаясь к чужим ногам и обхватывая их. — Я слышала разговоры, они рядом. Первыми отдадут девушек… Забери меня, сделай своей, защити! — Я всегда защищу тебя, где бы ты не была… — шепот, обрывающееся сердце, а после — вставленная вместо бижутерии серьга с янтарем, переливающаяся то золотом, то алым. — Потерпи немного, Сель. Ты слишком мала, я дождусь тебя и сделаю своей, ты всегда будешь со мной, и я никогда не покину тебя. — Обещаешь? — взгляд, полный слез и надежды, и он опускается на колени следом, прижимая хрупкое тело и открывая свои крылья, скрывая ими их пару. — Обещаю, моя лунная девочка… Я найду тебя… Дай время… — Я буду тебя ждать… Я тебе верю, Энди… Люблю…       И замерший демон, знающий, что через восемь лун мира не станет, но ему нужно успеть оградить от этого эту юную девочку. — И я тебя, моя Сель…» — Ты так и не пришел. Не сдержал слова и оставил. — по ее щекам текут горячие соленые потоки, но взгляд холоден. Она вырывается и встает, сдергивая простынь с кровати и укутываясь в нее, становясь у стены и глядя на стекающую подобно водопаду лаву, которая находилась здесь как комнатный фонтан. Следующие слова бьют больнее. — Было ошибкой поверить такому, как ты. — она усмехается, и Энди сжимает руки в кулаки. — Демонам нельзя верить.       И он срывается, подлетая и дергая на себя, сталкиваясь с чуть испуганным, но злым взглядом. — Ты знаешь, какого было мне?! Когда на месте города пришел в руины, когда все сказали, что его внепланово стерли?! Когда я… Когда я после стольких лет поисков смирился с тем, что ты мертва?! Ты не представляешь… Не было ни минуты, когда я бы не жалел о том, что не нарушил запреты и не забрал тебя сразу, но справедливо было бы делать своей совсем юную девочку? Ты подумала об этом?       Он бросается в противоположную сторону и прислоняется к стене лбом. Селена замирает, видя вздымающиеся от ускоренного дыхание крылья, концы которых чуть подрагивали, видит вздувшиеся вены, и ей хочется верить, но… — Если ты любил… Почему не узнал на жертвенном столе? Сейчас? Все, что осталось в воспоминаниях — дареная серьга? — Сель… Прошло столько лет… Ты думаешь, что осталась той же? — полный боли взгляд, и девушка замечает стекающую по его руке кровь: он распорол кожу ладони собственным когтем, сжимая ту в кулак. — Ты совсем другая. Отрезала волосы, сменила их цвет… Ты в принципе вся изменилась.       Она кивает и отворачивается. Она не могла его забыть все эти годы. И как бы не старалась возненавидеть, не могла, хоть и чувствовала себя преданной. Он кинул ее в тот момент, когда был нужен особенно сильно. — Ты все еще чувствуешь.? — Через неделю была объявлена тревога. Соседние дома были в огне: напали ночью, мы совсем не могли ждать. Кто-то действительно пытался откупиться младенцами, но это едва помогало. Нам дали сутки на то, чтобы уйти. Я не ушла, Энди. Я ждала тебя до тех пор, пока не потеряла сознание от голода и там не осталось последней крошки хлеба. Я ждала.       Он пытается подойти ближе, но натыкается на выставленную ладонь. Она вновь отворачивается и продолжает рассказ, и демон видит подрагивающие плечи. — Я попала в плен. Пробыла там два года, соблюдала все правила и стала любимицей. Меня даже не тронули… Почти. Всего пару раз, но было терпимо. В один день я отравила еду, а ночью сбежала. Три года провела среди бежавших из соседней деревни. Меня приютили добрые люди, но потом и из того убежища нас выгнали. Я скиталась столько лет, но каждую лунную ночь выходила на поле или высокую крышу крепости в надежде, что увижу тебя. Но не находила. Со временем надежда угасла, и я поняла, что просто должна выжить. И спустя девять лет вновь попала в плен и, о, счастливая случайность, мы встретились. Только вот по итогу нашел меня не ты. — она смеется и разворачивается, и он видит тысячи слез, текущие по ее лицу. Она обхватывает себя за трясущиеся от рыданий плечи, и его сердце разбивается вдребезги. — Прости… Я делал все, что мог, Сель. Я действительно думал, что ты мертва… Но теперь мы вместе… — И я до сих пор не твоя. — иронично заканчивает девушка, стирая слезы тыльной стороной ладони и усмехаясь. Брови демона ползут вверх. — На тебе моя печать… — Не морочь голову, я знаю, что она должна быть парной. У меня есть мозги, хотя и не скажешь, учитывая то, что после такого я продолжаю тебя любить. — она вновь вся в слезах, и он не выдерживает, подтягивая ее к себе и прижимая, совсем как раньше скрывая их в собственных объятиях и обхватывая крыльями. Он слышит эту череду всхлипов, а после аккуратно, чтобы не повредить, приподнимает за подбородок и целует. Совсем не так, как это рассказывают девчонки на сеновале, не так, как искусывали в жажде обладания ее демоны в плену. Он вкладывает все чувства, вкладывает всю боль потери и ожидания, он покоряет ее, но не лишает свободы. И она вновь ошибается. Вновь льнет к нему, заводя руки за его головой, вновь ищет тепла в нечеловеческом теле, вновь отдается вся без остатка. И он принимает. Поднимает на руки, укладывает на шелк простыни. Вдыхает такой родной запах с легким цветочным оттенком, пытается показать ей все, что он чувствует. Кладет ее ладонь к себе на грудь с ускоренным пульсом, не отводит взгляда от ее глубоких глаз, а после двигает ею в район плеча, где все еще видна их парная метка, оставленная еще в далеком прошлом.       И вновь поцелуй: тягучий, сладкий, с остринкой их горького расставания и привкусом слез. Селена так рада, что они все же встретились… Энди сходит с ума от того, что она осталась живой…       Его руки ласкают хрупкое женское тело: он вновь не похож сам на себя, но любит быть другим рядом с ней. Он скользит вдоль изгибов и низко стонет от осознания обладания, и внутри Селены все заходится от этого страстного взгляда, полного желанием; он изучает ее, причиняет столько удовольствия, но кажется, что большее от этого получает он сам; он ведет носом снизу ее живота вверх и жадно вдыхает ее запах, рукой прижимая ее за талию теснее к себе, желая оказаться как можно ближе. И девушка улыбается к этому, проводя ладонью вначале по витому рогу, слыша хриплый стон, а после переходя на огромные сложенные крылья, чуть приподнимаясь и оставляя на них легкий поцелуй. И демон стонет, раскрывая их и показывая все величие, и Селена восторженно смотрит, и все внутри заходится от происходящего.       Она целует его сама: неумело, но смело, страстно, так как может, и это находит отклик в его темной душе. Она не прерывает зрительного контакта, спускаясь руками ниже, вдоль накаченных мышц живота вниз, и он стонет, перехватывая женскую ручку и возвращая к себе на грудь. И они сходят с ума от этой близости, от возможности быть рядом и дышать друг другом, наслаждаться каждым прикосновением и вздохом.       Он вновь перехватывает инициативу и перемещает поцелуи ниже, лаская женскую небольшую грудь языком, а после скользит ниже, перекидывая одну из ног через плечо и прижимаясь губами к средоточию женственности, отчего девушка выгибается и стонет, зарываясь длинными пальчиками в жестковатые волосы. Он ласкает ее не так, как показывают в фильмах: она видит его взгляд, полный желания, видит то, с каким удовольствием он слушает ее стоны, и только прижимает ногами ближе, подаваясь навстречу. Его жестковатые руки с когтями слегка царапают кожу, но ей не больно: это наоборот доставляет какое-то извращенное удовольствие, и ей хочется доставить его и ему. Пальчиками она скользит по чувствительным рогам, водя из стороны в сторону, и слышит череду хриплых мужских стонов, пока в один момент тот не задевает особо чувствительное место языком, и она резко не притягивает его за волосы ближе, а после — к себе, наверх. Он хмурится, словно его оторвали от любимого лакомства, и она смеется, целуя его и чувствуя собственных вкус на чужих губах. — Еще немного, и я бы распалась на частицы… — она тепло улыбается и приподнимается на локтях, а после неловко переворачивается с парнем, подминая его под себя. Демон смеется с этих неуклюжих попыток и не сопротивляется, лишь помогая. Она ласкает его шею, оставляя легкие укусы; скользит языком по каждой печати, по каждой метке и легким шрамам слева живота… — Что это? А как же регенерация? — Есть клинки, рассекающие даже демонов. Один из них, из-за которого я плавлюсь, сейчас передо мной… — его хриплый смех сводит с ума, и она лишь усерднее старается, в один момент вспоминая картины, видимые ею в плену и старается повторить, втягивая сосок на мужской груди и одновременно чуть выкручивая второй. Демон давится воздухом и стонет, однако глаза его широко расширены. — Сель, ты только не увлекайся, пожалуйста…       И она смеется, смущаясь и опускаясь ниже, целуя каждый миллиметр чужой кожи, пока в голове бьются тысяча мыслей об обладании и воссоединении. Она расстегивает ширинку, натыкаясь на пылающий взгляд, а после — сжатую до треска сильными руками простыню, и берет чужое достоинство в рот, стараясь дышать носом и двигаться равномерно. Его стоны — музыка для ее ушей; его рука в ее волосах — самое райское наслаждение, что можно было заслужить. Она обводит языком каждую венку, скользит вверх-вниз и помогает себе ладонью, другую опуская на собственный клитор и лаская. — Сель, я скоро… — его хриплый стон, и она смотрит на него совсем счастливо, смеша демона, и тот едва притягивает ее к себе за волосы, вновь подминая по себя. — Ты готова? — Да.       И он заполняет ее изнутри, заводя руки над головой и глубоко целуя; их языки сливаются в страстном танце, где нет ни победителя, ни проигравшего; он двигается в ней медленно, но глубоко, заполняя полностью изнутри и давая время подпривыкнуть, а после сменяет темп на быстрый, ловя каждый женский стон и помогая ей пальцами. Они сходят с ума, они утопают друг в друге, они готовы раствориться и разбиться на тысячи мелких частиц, что и происходит после. Его низкий стон и ее крик сливаются воедино, и они прижимаются теснее, не отстраняясь до последней угаснувшей пульсации. — Но покидай меня больше никогда… — тихий женский шепот и какой-то несчастный взгляд, от которого все внутри демона заходится. И он прижимает ее ближе, обнимая и целуя в лоб: нежно, пытаясь передать все, что чувствует. — Никогда, Сель. Я больше никогда тебя не потеряю… Клянусь.       И на их телах наконец завершает свой узор золотая метка. Тысяча витиеватостей, такая же золотая луна и коготь на ней. А внизу слово, совсем маленькими латинскими буковками.       'forever'.