Эффект

Впервые Вася понял, что боится закрытых помещений, ещё когда был маленьким несмышленым мальчишкой, который и подумать тогда не мог, что однажды станет президентом самой большой в Европе страны. Они со Светой играли в прятки — Вася прятался, а она искала. Ошибкой было то, что он решил залезть в старый платяной шкаф. Ошибка, из-за которой он теперь не способен делать обыденные вещи, которые сильно облегчают жизнь всем людям. Захлопнув трухлявые дверцы, мальчик радовался — здесь его никто на найдет. А спустя сорок минут заточения в жаркой духоте и гнетущей тьме он плакал — здесь его никто не найдет. Света, забыв про младшего брата, пошла гулять с подружками, а родителям, которые собирались в магазин, сказала, что их сын сидит в комнате и рисует. И вот так, окруженный мраком и слепой в этой черной пустоте, Вася прожил три самых страшных в его жизни часа. Он бился об дверцу руками, пытался подцепить её ногтями, сдвинуть хоть на миллиметр, кричал во всё горло, но никто его не слышал и не спешил приходить на помощь. С тех пор Вася практически никогда не пользовался лифтами, предпочитая безопасные, надежные лестницы. Когда ему в 16 лет делали снимок МРТ, он думал, что там же и умрет от страха. Шагая по мягкому красному ковру в сторону лестницы, Василь думал, не зайти бы к Юрию Ивановичу. На самом деле, он не знал, для чего конкретно, ему просто хотелось увидеться. Можно было бы вместе выпить кофе, например. Подобные желания посещали его всё чаще, и это пугало. Но Вася был рад тому, как всё развивается: Юрий Иванович действительно перестал воровать. По крайней мере, он в этом отчаянно убеждал президента. Василь сильно сомневался, что за одно мгновение душа и руки премьера очистились от всех грехов и грязи ворованных денег, как по щелчку. Всё таки, от привычек так просто не избавляются. Но тот вечер, тот вечер в прямом эфире «Диалога» всю жизнь будет мучить его совесть, словно намереваясь проесть дырку в мозге. Когда все лампочки в студии погасли, Вася не увидел того, чего так боялся — на Юрие Ивановиче не было никакой неоновой фиолетовой краски, пятнами размазанной по дорогому костюму. Всё это осталось лишь в тревожных мыслях президента, его догадках и теориях заговора. А это значило, что Юрий Иванович действительно изменился. А вот это, в свою очередь, много, очень много чего значило. Даже слишком. Чтобы волк перестал ловить овец в неохраняемом стаде — с чего бы вдруг? В тот вечер Василь извинялся за то, что подозревал премьера, на что получил один короткий ответ: «Рад, что вы убедились в обратном». После они всё так же продолжали работать вместе и, что удивляло и радовало больше всего — это приносило плоды. Страна потихоньку, со скрипом, но вставала с коленей, грузно так, но процесс пошёл, двигатели запущены и турбины работают, а это значило, что механизм пришел в действие. Ржавые шестерни терлись, еле соприкасаясь друг с другом, но оно работало. Законы принимались, долги понемногу, но выплачивались, люди стали получать зарплаты регулярно, а не как повезёт. Это не могло не радовать. Их отношения с Юрием Ивановичем тоже постепенно налаживались, и теперь их можно было смело назвать дружескими — разве что, они по пятницам не ходили в бар и не смотрели там футбол. Юрий Иванович — не лгал, а Вася — доверял. Честность и доверие, основа успешного дуэта. Мотнув головой, словно хотел выбросить оттуда ненужные мысли, Голобородько уже начал спускаться по ступенькам, как вдруг его окликнули: — Василь Петрович! А я как раз вас ищу. Юрий Иванович появился из ниоткуда. Стоило одной мысли о нём проскользнуть в голове гаранта, как он тут же объявился. Василь хотел спросить, не телепат ли тот, но передумал. Был бы Юрий Иванович телепатом, то сразу бы прочёл его мысли и мигом ответил. — Прокатимся? — с улыбкой предложил премьер, лёгким движением руки вызывая лифт на четвертый этаж. Василь тяжело сглотнул, стараясь сообразить, что ответить. Как вежливо отказаться и при этом не выглядеть как ненормальный? Я бы с радостью, но давайте вы езжайте, а я по лестнице, посмотрим, кто быстрее? Им не по десять лет, чтобы заниматься такими глупостями. Выбора не было. Точнее, он был — Вася просто не хотел выбирать. — Да, почему бы и нет. «Потому что ты там в обморок упадешь, вот почему». Василю очень не хотелось, чтобы его внутренний голос снова оказался прав. По крайней мере, не при Юрие Ивановиче. Вася пожал протянутую ладонь и замер, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Через несколько мгновений блестящие челюсти медленно открылись, приглашая войти в свою пасть. А ещё Юрий Иванович, который по-джентльменски пропускал гаранта вперед, этим вообще не помогал. Первопроходцем быть совершенно не хотелось. Попытавшись успокоить бешено бьющееся сердце и унять дрожь в руках, Вася сделал робкий шаг на негнущихся ногах навстречу своему испуганному отражению в зеркале напротив. Тёплая ладонь легла ему на спину, бережно подталкивая, и Вася буквально отскочил в сторону, резко оборачиваясь и с ужасом глядя в изумленные глаза премьера. — Василь Петрович… — тихо проговорил Юрий, поднимая руки перед собой, словно хотел показать президенту, что ему ничего не угрожает. — Что с вами? Василь растерянно моргнул. Надо же, двери лифта ещё даже не закрылись, а его же чувства его же и подводят. Логично, если задуматься. — Я… Извините за то, что я вот так… Просто… Не берите в голову, прошу вас. Просто поехали. — гарант устало вздохнул, уставившись в пол и намертво вцепившись в холодные перила. Он знал, что может произойти, потому надеялся, что до этого не дойдет. Он был готов к отвратительным ощущениям, которые сейчас захлестнут его с головой. Юрий Иванович встревоженно смерил его взглядом от головы до ног, но промолчал, входя в кабину и нажимая на серебристую кнопку. Лифт тронулся. Премьер что-то рассказывал гаранту — вроде бы, он его даже хвалил — но Василь был сосредоточен только на том, как бы не задохнуться от страха и вкрай не потерять контроль над собственным разумом. Тело предательски и абсолютно безнадёжно дрожало, глаза лихорадочно метались по узкой металлической коробке, а воздуха катастрофически не хватало. — Господин президент, мне кажется, вам нехорошо. — Юрий Иванович быстро сократил между ними расстояние, вероятно намереваясь положить руку на трясущееся плечо гаранта, но за секунду до прикосновения остановился, заглядывая в помутневшие от страха глаза. Президент еле заметно кивнул. Премьер коснулся шелковистой поверхности пиджака, мягко поглаживая, хоть как-то пытаясь успокоить. Он повел рукой вдоль напряженной спины, вычерчивая невидимые круги. Конечно, у него был опыт в утешении президентов, но такие экземпляры ему еще не попадались. От этих прикосновений стало легче, спокойней, стало не так страшно. Ледяной молоточек, что с каждым разом больно ударял по позвонкам, один за другим, вдруг исчез, так, словно тепло чужой ладони могло растопить жгучий лёд парализующего ужаса. Он не один. — Что с вами? Василь Петрович, не молчите, скажите же хоть что-нибудь, я за вас немного переживаю, честно вам сказать. Внезапно лифт остановился, словно и не ехал вовсе. Сердце Васи упало в пятки. Он чувствовал себя человеком, всю жизнь до смерти боявшимся утонуть в кораблекрушении, а потом наивно купившем посадочный билет на «Титаник». — Василь Петрович, вы только не паникуйте, сейчас всё починят и поедем дальше… — Юрий метался между забившимся в угол президентом и необходимостью вызвать диспетчера. Премьер безжалостно вдавливал кнопку до самого основания, угрожая вырвать её к чертовой матери. Когда с той стороны наконец послышался человеческий голос, Юрий высказал ему всё чётко и ясно, и видимо ещё совсем новый работник виновато пообещал освободить их через пару минут. Когда одна проблема была решена, осталась вторая, съежившаяся у стены и безуспешно пытавшаяся ослабить галстук. Премьер мигом подскочил к Василю, одним движением срывая ненужный галстук, отшвыривая его на пол и расстегивая верхние пуговицы белоснежной рубашки. Тот не сопротивлялся, откинув голову назад и глубоко, часто дышал. Признаться честно, Юрий не раз прокручивал такую картинку в голове, за что конкретно сейчас почувствовал острый укол вины. — Так лучше? Президент благодарно кивнул, поднимая взгляд на Чуйко. Они смотрели друг на друга долю секунды, но Василю показалось, что вечность. В глазах напротив читалась самая настоящая тревога, и самая настоящая забота. — Юрьиванвыч… Можете, пожалуйста… Меня… Юрий Иванович в недоумении наклонил голову, пытаясь понять, чего от него хочет президент. Его уши залились краской, и премьер видел, насколько ему неловко просить то, что сейчас так необходимо. И в один миг он понял. В моменты страха, когда сразу выбрасывается огромное количество адреналина, людям нужна поддержка, это очевидно. И лучше всего она проявляется через физический контакт. Но мозг человека не примет эту поддержку, будет её отрицать, отвергать, если она исходит от кого-то чужого. Ученые не могли объяснить, как это работает, в то время как психологи уже пару лет доказывали свое открытие всему миру, гордо именовав его «эффектом солнечного противостояния»*. Многие не верили, пока сами не оказывались в подобной ситуации. Испытывали настоящие последствия этого необъяснимого явления, дрожа от страха и чувствуя, как негативные эмоции постепенно уходят, когда их за руку держал тот самый, нужный человек. Но не всегда это значило, что человек действительно был чем-то вроде родственной души. Родители, близкие друзья, братья и сестры, любимые люди — все. Это явление оставляло множество разных вопросов, но единственное, на что был дан конкретный ответ — в такие моменты оба человека сильно сближаются, не физически, а ментально, как Солнце и планеты во время своего противостояния, в честь которых и был назван этот эффект. Одни говорили, что чувствовали эмоции другого человека, еще одни говорили, что вообще ничего не успевали понять. Юрию это всё напоминало рассказы влюбленных подростков, которые насмотрелись дешёвых сериалов про романтику и теперь ищут скрытый подтекст во всём. Когда много лет назад, в беззаботном счастливом детстве, еще будучи маленьким мальчиком Юрой, он с матерью нередко ходил в зоопарк. Ему нравилось смотреть на красивых, необычных животных, но проходя мимо вольеров с гигантскими восьмилапыми пауками, его невольно передергивало. Хотелось отскочить подальше и пойти дальше любоваться львами и тиграми, даже зная, что стеклянная клетка с четырехглазой ядовитой тварью прочно закрыта. В такие моменты мама брала его за руку, и страх тут же блекнул, расщеплялся на крохотные кусочки, отзываясь лишь лёгким дискомфортом. — Обнять вас? Гарант замер, молча наблюдая за реакцией Юрия. Но когда его заботливо притянули к себе, отрывая от стены и заключая в объятия, он с облегчением выдохнул, утыкаясь носом в чужое плечо. Чужие руки ласково гладили его по голове, перебирая мягкие, взъерошенные волосы. Чужие руки обнимали его, утешали, держали, не давали упасть, не давали остаться одному в ловушке собственных страхов. И сейчас Вася понимает, что не такие уж эти руки и чужие. Наоборот, эти руки ближе и роднее многих других. — Ну чего ты, Васечка… Что ж с тобой такое. Васечка. Это не ставшее привычным деловое «Василь Петрович», это что-то абсолютно новое и неизвестное. Но такое приятное, домашнее и уютное. Уместное. Президент не отвечает, лишь сильнее льнет всем телом к Юрию, сминая ткань чужого пиджака. Такой уязвимый, такой беззащитный сейчас, точно слепой котенок, он ищет этой защиты, и находит её — но в ком? В нем? От этого приятно покалывает где-то глубоко под солнечным сплетением. Дрожь медленно утихает, кровь не шумит в ушах оглушительно громко и сознание потихоньку проясняется. Лёгкое касание, контакт, прикосновение. Вот то, что было ему нужно. То, что вытащило его из этой бездонной пропасти. Они стоят в тишине, но не неловкой или смущающей, а просто в обычной, привычной тишине. Правда, с Василем тишина редко бывает обыденным и привычным делом. Лифт тронулся так же внезапно, как и остановился, и Юрий очень надеялся, что дальше они доедут без инцидентов. Премьер смотрит на лицо гаранта, которое тот прячет у него на груди и не может не улыбнуться. Напоследок нежно треплет его по черным, как смоль волосам и пытается отстраниться, ведь как только двери откроются, у нежелательной публики может появиться масса весьма оправданных вопросов. — Василь Петрович, ну что же вы в меня вцепились, как та белка из мультика. Что там у неё было, орех? — Юрий со всей своей серьезностью смотрит на слегка озадаченное, но уже не перекошенное от ужаса лицо президента, будто чтобы решить этот важный вопрос нужно звать самых старых восточных мудрецов. — Там был жёлудь. — так же серьезно отвечает ему Голобородько. — Ну вам виднее. Спустя пару секунд активных размышлений, Василь всё-таки отстраняется и пятиться. Растерянно хмурит брови и виновато заглядывает в глаза. — Юрий Иванович, из-из-вините, я не должен был… — Василь Петрович, не стоит. Вы ни в чем не виноваты, это нормальная реакция человека на… внешний раздражитель. Просто впредь предупреждайте о том, что с вами может, или не может произойти в подобных ситуациях, хорошо? Поджав губы, гарант рвано кивает, стараясь избегать зрительного контакта. Но условия требовали от него именно этого. Он был безумно благодарен Юрию Ивановичу за то, что тот не стал на него кричать, желая таким образом донести мысль «хватит придуриваться» или пытаться привести в чувство пощечинами. Это никогда не помогало, и лишь усугубляло ситуацию и васино положение в ней. Люди обычно начинали сильнее злиться и паниковать, боясь, что из-за них умрёт человек. Но умирать Вася вовсе не собирался, и единственное, чего ему неистово хотелось в такие моменты — жить. А ведь всего то нужно было — прикоснуться. Легко и непринужденно. Не бить, а просто обнять. Не орать, а просто пообещать, что всё будет хорошо. — Спасибо вам большое, Юрий Иванович, правда спасибо. Вы… Не знаю, что бы было, если бы вас здесь не было. — Ну, я бы вас обязательно отсюда вытащил, не сомневайтесь. Василь облегченно рассмеялся, застегивая верхние пуговицы. — Вот мы и приехали. — сказал премьер, когда лифт стал тягуче тормозить, словно увяз в липкой смоле. Наконец-то двери открылись, и на этот раз Вася решительно и очень резво выскочил из кабины, дожидаясь Чуйко, но уже стоя в просторном светлом коридоре. Поравнявшись друг с другом, они пошли в кафе. Но ни один не заметил, что оба шли на сантиметр ближе. Премьер сейчас бы точно не отказался от чашечки крепкого кофе, а вот Василю не помешало бы выпить воды и окончательно успокоиться. Может быть он даже узнает подробности, но если нет — Юрий не станет на него давить. Пускай президент расскажет, когда сам посчитает нужным. С него и так на сегодня достаточно.

***

Анна Михайловна гневным взглядом прожигала широкую спину премьера, чуть ли не вплотную шагающего рядом с президентом. То, что Юрия Ивановича не посадили, колоссально ломало её планы. Теперь он снова вертелся рядом, ни на шаг никого не подпуская к драгоценному гаранту, а её в особенности. Конкретно она была для него врагом номер один, и это чувство было абсолютно взаимно. И с каждым днем доверчивый Вася отдалялся от нее, а аргумент «нам с Юрием Ивановичем нужно работать» проскакивал всё чаще, и это неимоверно выбешивало. И когда тот отказался ехать с ней на лифте, сорвав процесс собственно его же соблазнения, а сейчас выходит чуть ли не под ручку с этим дурацким Юрием Ивановичем. В последний раз бросив яростный взгляд вслед удаляющемуся премьеру, девушка вспомнила, что и сама она шла в сторону лифта. Зайдя вовнутрь, её внимание привлекла какая-то тряпка, валяющаяся на полу. Присмотревшись, Анна не без удивления отметила, что это был галстук. А что хуже — она знала, чей это был галстук. Подняв пыльный аксессуар и брезгливо его отряхнув, она тут же узнала парфюм президента. И раздражение с новой, большей волной захлестнуло ее, когда Анна уловила второй запах — и не нужно быть гениальным Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, кому он принадлежал. Сжав зубы от злости, она швырнула многострадальный галстук на пол, ревностно втаптывая его носком лакированной туфли.