Работа художников — открывать двери и приглашать в них пророчества: неизвестные, незнакомые.
— Ребекка Солнит.
——————————————————————————
Самый быстрый путь от квартиры Нила до Государственного университета искусств Пальметто лежал через десять минут ходьбы по заснеженным улицам Праги. Пальметто, — названный так не из-за своего расположения в Чехии, а из-за своего родственного университета в Южной Каролине, — был расположен в старейшем районе Праги. Прогулка проведёт его через самые красивые и исторические части города, где январский снег и ранний час сговорились окрасить окрестности в призрачную серебристую дымку, напомнив Нилу фотографии Сета. Нил обычно приходил со своими соседями по квартире, но накануне Элисон очень самодовольно сказала ему, что её первый урок не раньше одиннадцати, а Рене не должна была быть дома до десяти. Так что в то утро Нил сварил кофе только для себя и пил его, наблюдая за освещёнными фонарями улицами через кухонное окно. Стояла глубокая зима, и солнце вставало только в восемь, поэтому он совершил утреннюю пробежку в темноте и не встречал утренний свет до самого кампуса. Когда Нил поступил в Пальметто, у него было лишь смутное представление о том, что это за собой повлечёт. Он знал, что будет создавать искусство, но недооценил, сколько искусства ему придётся переделать. Его наставники и сверстники возлагали на него такие надежды, за которыми Нил редко мог угнаться. Чаще всего он выходил из групповой критики и понимал, что сильно недооценил то, что сделал. Он войдёт с потенциальным шедевром и уйдёт с разочарованием. Нил наслаждался тем, что делал. Ему нравилось ошибаться, и его единственным «наказанием» было попробовать ещё раз. Никаких пыток. Никаких смертных приговоров. Просто «попробовать ещё раз». Однако Нил не надеялся дожить до окончания школы. Это полностью зависело от того, сможет ли он продержаться ещё один урок рисования с Джеком Кисели, не пытаясь задушить его и, следовательно, не быть приговорённым к смерти. По крайней мере, он предполагал, что именно такое наказание будет за убийство; у него никогда не было времени разбираться в этом. Элисон твёрдо верила в импровизацию и предлагала что-нибудь вроде бегства от полиции и бегства в другую страну до того, как будут предъявлены обвинения, а Рене предлагала… что ж, Нил знал, как Рене отреагирует на убийство, так называемого, невиновного человека.***
Когда Нил вошёл в гостиную Пальметто, его однокурсник Мэтт уже пришёл и занял для них мольберты перед платформой для модели в центре комнаты. Нил снял тяжёлое шерстяное пальто, размотал шарф и бросил их на один из стульев. Он вытащил свои чертёжные материалы и последний альбом для рисования из сумки — коричневой кожаной сумки, которую выбрала Элисон, а не простую серую спортивную сумку, которую выбрал бы Нил. Нил снял резинки, которыми был закрыт альбом, и Мэтт заглянул ему через плечо, что было нетрудно, учитывая, что Мэтт был ростом шесть футов и один дюйм, а Нил — пять футов три дюйма. Альбом для рисования распахнулся, каждая страница была заляпана таким количеством гипса и краски, что переплёт едва мог вместить их. Когда он раскрылся веером, на страницах заколебались фирменные иероглифы Нила, изысканно прорисованные и странные. Там была Элисон, нарисованная выше пояса, с тёмно-коричневой кожей, светлыми вьющимися волосами и безукоризненно нанесённым макияжем вокруг острых клыков и змеиных глаз. Ниже пояса у неё был хвост ямайского боа, чёрные и золотые чешуйки сверкали на свету, как драгоценные камни. Нил изобразил их рядами тонких блёсток. Рене часто появлялась в его альбоме по локоть в огнеупорных перчатках, со сварочными очками на лбу и серебряным колье в виде змеи на шее. Её крылья с огненными перьями так ярко выделялись на фоне тёмной кожи, что Нил часто использовал другую бумагу для коллажирования своих рисунков. А ещё был Зтуарт. Он был оленем от бёдер вниз, с человеческим туловищем и руками, но у него всё ещё были могучие оленьи рога. На рисунке один из котов Нила сидел на роге Зтуарта. Сэр Толстый Кот Маккаттерсон был в основном котом, по правде говоря, но с перепончатыми крыльями летучей мыши и рогами шотландской высокогорной коровы. Другой кот Нила — король Пушистик — обладал когтистыми лапами, глазами с узкими зрачками, а его язык был раздвоенным. В историях, которые Нил рассказывал в своих альбомах, Зтуарт имел дело с желаниями. Большинству людей, знавших его, он был известен как Торговец Желаниями. Для Нила он был просто дядей Зтуартом. Нил рисовал этих существ почти три года, а их мир — гораздо дольше, и его друзья обычно говорили о них так, словно они были настоящими. — Чем занимался Зтуарт в эти выходные? — спросил Мэтт. — Вчера он купил зубы нильского крокодила у сомалийского браконьера, — сказал Нил. Мэтт нашёл эту историю иллюстрированной на одной из последних страниц альбома: сомалиец с мешком зубов в руке, тонкая, как хлыст, змея обвилась вокруг его шеи. Люди, как объяснил Нил ранее на групповом уроке, должны были подчиниться ношению одной из змей Элисон на шее, прежде чем они смогут войти в магазин Зтуарта. Таким образом, если они попытаются сделать что-нибудь подозрительное, их будет легко подавить. — Как ты всё это выдумываешь? — спросил Мэтт со смесью благоговения и зависти. — А кто сказал, что я выдумываю? — Нил пожал плечами. — Угу. И Элисон тоже наполовину змея, — Мэтт улыбнулся. Нил растянул губы в лёгкой улыбке и вернулся к своему блокноту. Это была правда, которую они говорили с какими-то кривыми улыбками, будто это было каким-то бредом. Кроме того, нечеловеческая внешность Элисон, можно сказать, буквально была покрыта очень сильным очарованием — любой, кто смотрел на неё (а многие, как она отмечала, смотрели), видел длинные ноги, ровные зубы и тёмные глаза с круглыми человеческими зрачками. С годами Нил понял, что этого вполне достаточно. Мелькнёт ленивая улыбка, и он сможет сказать правду, не рискуя тем, что ему когда-нибудь поверят. Это было легче и для Элисон, которая никогда не могла уследить за паутиной лжи Нила, так что это стало частью того, кем он был: Нил с его кривой улыбкой и диким воображением. На самом деле невероятным было не воображение Нила. Это была его жизнь: слишком странные кошки для домашних животных, лучшая подруга-полузмея и её подруга с огненными крыльями, и дядя, исполняющий желания. Он часто забывал, что увидит большинство людей, если они на самом деле встретятся с музами его альбома. Если бы они когда-нибудь раскрыли своё истинное «я», их бы назвали демонами или монстрами. Они же называли себя химерами. — Интересно, кто сегодня позирует, — задумчиво произнес Мэтт, листая чистую страницу в своём блокноте. — Наверное, Виктор, — предположил Нил. — Давненько он у нас не появлялся. Кто-то застонал позади Нила. Он обернулся и увидел само олицетворение головной боли — Джека. Нил иногда размышлял, как быстро он сможет убить человека и спрятать тело, прежде чем кто-нибудь поймает его. Шансы на это были невелики; комната была переполнена, и ему придётся тащить тело мимо ещё большего количества студентов, пока он не найдёт шкаф, чтобы спрятать его до наступления ночи. Увидев Нила, Джек скривился: — Ему восемь миллионов лет. С таким же успехом мы могли бы нарисовать анатомический скелет, как и этот чёртов мешок с костями. Он похож на развёрнутую мумию. Я не хочу всё утро пялиться на голого старика. В классе было около дюжины моделей всех форм и возрастов, которые сменяли друг друга. Они варьировались от мадам Свободник, которая каким-то образом умудрялась игнорировать все инструкции профессора Фиалы по позированию и делала всё, что ей заблагорассудится, но по-прежнему получала новый контракт каждый семестр, до объективно симпатичной Элишки, которая следовала основным инструкциям, но не более того, и всё ещё пользовалась благосклонностью Джека и большинства других гетеросексуальных мужчин в классе. Нил не возражал нарисовать Виктора. Во-первых, он был настолько близорук, что никогда не смотрел в глаза ни одному из студентов, что, по мнению Нила, определённо было плюсом. Несмотря на то, что он рисовал обнажённую натуру с первого года учебы в Пальметто, этот опыт всё ещё казался ему неловким. Особенно, когда он оторвался от изучения их промежности — он не мог оставить эту область пустой; он уже пытался сделать это дважды в течение первых нескольких месяцев своего курса, оправдываясь тем, что: «У меня просто не хватило времени!» Когда он поднял глаза и увидел, что модель смотрит прямо на него, его желудок скрутило. И всё же он продолжал записываться на занятия каждый семестр. Элисон, бросившая занятия через месяц, сочла человеческую форму — такую простую, а не склеенную с другими видами — упущенной возможностью. Она всегда внимательно разглядывала Нила и, когда никто не мог подслушать, произносила что-то вроде: «Я думаю, тебе подойдут рысьи уши» или «из тебя получится хорошая змея». Так, словно предлагает новую прическу или другой оттенок губной помады. — Во сколько у тебя потом урок? — спросил Мэтт. — Сразу после этого, — сказал Нил. — Мне всё ещё нужно подготовить для этого свой стол. Профессор Мышка хотела увидеть больше прикладных техник из посещений галереи в прошлом семестре. — Может быть, тебе стоит попробовать нарисовать что-нибудь из реальной жизни, а свои сказки оставить дошкольникам, — прошипел Джек, когда модель — к явному одобрению Джека, это всё же была Элишка — вошла и направилась к платформе. — Может быть, тебе стоит обратить внимание на реальный мир? Тебе повезло, что ты просто занимаешься иллюстрациями; ты никогда не выживешь как настоящий художник, если будешь продолжать в том же духе. Проигнорировав замечание «просто иллюстрация» и решительно отвернувшись от Элишки, Нил представил себе, как Элисон и Рене отреагируют на то, что их назвали сказкой. Учительница класса, профессор Фиала, призвала к тишине, энергично хлопая в ладоши, пока ученики не прекратили разговоры на полуслове: — Минутные позы, пожалуйста, Элишка, — сказала она. Элишка встала в свою первую позу. Это было динамично, как и положено минутным позам — скрученный торс и вытянутые конечности в симуляции действия. Все эти разминочные наброски были посвящены движению и свободным линиям. Нил опустил голову, взял остро отточенный карандаш — думая о других целях, для которых он с радостью использовал бы его — и начал рисовать. Быстрые, плавные линии, и все наброски на одной странице; он наложил их друг на друга, чтобы они выглядели, как имитация танца. Когда Джек ухмыльнулся и осмелился подмигнуть Элишке, в голову Нила пришла идея. Он протянул руку и коснулся ожерелья, которое носил: угольные и терракотовые бусины в двойной петле на солнечном сплетении. По крайней мере, они выглядели как бусины. Они были больше — не настолько, но достаточно для того, что планировал Нил. Он начал рисовать, краем глаза наблюдая за Джеком. Нил заметил, что, когда Джек делал паузу в рисовании, он чаще всего пытался привлечь внимание Элишки. Он делал нелепые, экстравагантные движения, когда рисовал, как будто свист и взмах его запястья делали его линию более плавной. Нил взял одну из бусин своего ожерелья между большим и указательным пальцами левой руки, всё ещё рисуя Элишку правой, и загадал желание. Это было очень маленькое желание. В конце концов, эта бусина была всего лишь подделкой. Как и деньги, желания приходили в номиналах, а подделки были всего лишь копейками. Слабее копеек, потому что, в отличие от монет, желания нельзя сложить. Копейки можно сложить в доллары, фунты, рупии или ринггиты, но подделка всегда будет только подделкой. Целые нити их никогда не сложатся в более сильное желание, просто множество маленьких, почти бесполезных желаний. Желания, например, для таких вещей, как сломанный уголь. Нил пожелал Джеку сломанного угля, и бусина исчезла из его пальцев. И действительно, когда Джек поднёс уголь к бумаге, пытаясь легко ухмыльнуться Элишке, уголь треснул пополам и едва оставил пятно на бумаге. Несколько секунд спустя, когда Джек пришёл в себя и поправил хватку на сломанном угле, всё ещё зажатом между пальцами, Нил взял ещё одну бусину между пальцами и загадал это же желание. Сломанный пополам уголь раскололся надвое, оставив крошечную россыпь отметин на том, что было точной копией фигуры Элишки. Нил почувствовал, как улыбка тронула его губы, но подавил её, прежде чем она превратилась в копию улыбки его отца. Челюсти Джека слегка сжались, и он бросил куски угля на пол, прежде чем поднять свою вторую — и единственную запасную — угольную палочку. Нил дал ему небольшую передышку, чтобы поработать над собственным рисунком, но как только Джек начал расслабляться, Нил ударил по нему снова. Ещё две бусины исчезли, и угольная половинка разделилась на две, а затем на четыре части. Нилу пришлось прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы сохранить нейтральное выражение лица, пока Джек карабкался по полу за кусочками чуть большего размера, его лицо и шея краснели, и он ругался себе под нос. Элишка наблюдала за ним, явно пытаясь подавить улыбку. Фиала отошла от внешнего кольца мольбертов и остановилась перед Джеком. — В чём проблема? — тихо спросила она, её взгляд был таким же резким, как и голос. Она перевернула страницу блокнота Джека, явно отметив, что рисунков было немного. Джек покраснел ещё сильнее и выпрямился: — У меня сломались угли, профессор. — Я советую вам в следующий раз прийти с лучшим поведением и лучшими материалами, господин Кисели, — строго сказала она. Одна из её накрашенных бровей поднялась, и Нил представил, как она оставляет за собой пятно краски. Джек быстро кивнул и нырнул между мольбертами других студентов, споткнувшись о чью-то сумку и врезавшись в запасные мольберты, прежде чем выскочить за дверь и заняться своим унижением и страданием. Дверь захлопнулась, и урок возобновился после небольшой паузы. Нил выпустил ожерелье, когда Мэтт повернулся к нему. — Что это было? — спросил он. Нил пожал плечами: — Если бы он попросил, я бы одолжил ему свои материалы.***
Оставшиеся занятия Нила в этот день прошли сравнительно без происшествий. За его уроком последовала лекция по теории дизайна персонажей. После этого он направился обратно в гостиную Пальметто, чтобы провести несколько часов, работая над курсовой работой, пока не вернулся в ту же зимнюю темноту, в которой был сегодня утром. Ещё не было и пяти часов. — Лисья Нора? — спросила Элисон, когда он подошёл к их обычному месту встречи у перил, выходящих на пруд кампуса. Элисон ждала его, всё ещё выглядя безупречно, несмотря на погоду. Нил просто кивнул, и они, подставив головы ледяному ветру, направились дальше в город. Дорожка была выложена каменными плитами, истёртыми от долгого использования, но как только они добрались до улицы Капрова, гладкий камень сменился округлыми булыжниками, которые были не особенно удобными. Однако они не остановились, так как Элисон однажды использовала желание гораздо более сильное, чем те подделки, и её инвалидное кресло легко покатилось по булыжникам. Старый город представлял собой лабиринт улиц, едва тронутых двадцать первым веком. Это был город алхимиков и мечтателей, его высокие дома светились золотым, карминовым и яичной скорлупой, украшенные штукатуркой в стиле рококо и увенчанные крышами однородного красного цвета. Барочные купола были нежно-зелёного цвета старинной меди, а готические шпили были готовы пронзить небо. По крайней мере, именно так описывал его Нил, делая заметки из путеводителей по городу, чтобы притвориться, что имеет хоть какое-то представление о том, как рококо соотносится с барокко и готикой. Они не говорили об этом на уроках в Пальметто, и уж точно его не учили этому раньше. Лисья нора был местом, на которое не наткнёшься случайно; нужно знать, что оно есть, и нырнуть под арку в крошечный переулок, ведущий в маленький дворик. Невозможность нахождения кафе была почти ироничной из-за того, насколько ярко оно было выкрашено; его нельзя было не заметить из-за бросающейся в глаза цветовой гаммы, ослепительно белого и неприятных ярко-оранжевых цветов. Мотивы лисьих лап наклеены на поверхности, как у ребёнка, получившего свободу управления коллекцией наклеек. Это было трёхэтажное здание, и Нилу нравился каждый его дюйм. На первом этаже располагались кафе и кухня, комната отдыха для персонала и ещё одна, но уже их собственная кухня (которая могла похвастаться лишь мини-холодильником и микроволновой печью), а на верхнем этаже располагалась частная резиденция одного из владельцев кафе — Дэвида Ваймака. К несчастью для Нила, который предпочитал тишину и отсутствие посетителей, или к счастью для Ваймака, который должен был платить за квартиру, туристам больше не приходилось полагаться на случай, чтобы найти это место, поскольку «Одинокая планета» открыла его миру.Спрятанный за церковью Святого Эгидия, Лисья Нора, один из самых тщательно хранимых секретов Праги. Декор смелый и современный, с причудливой стеклянной посудой и яркой цветовой гаммой. Это место находится в авангарде стремления Праги принять философию гурмана, основанную на высококачественных продуктах местного производства. И дело не только в философии питания, которая делает это кафе одной из скрытых жемчужин Праги: каждый месяц 30% их прибыли жертвуется на выбранную местную благотворительность или проект. Весь обслуживающий персонал — малообеспеченные молодые люди, обучающиеся в местном государственном университете искусств Пальметто. Вы можете наполнить свои дни вкусной едой и напитками, гарантируя, что ваши туристические доллары пойдут на устойчивое развитие сообщества и этические проекты!
В рецензии это звучало, как рекламный трюк, но на самом деле Ваймак просто пытался поступить правильно с людьми, которым достанется дерьмовая рука в игре жизни. Как бы то ни было, это привлекло больше клиентов. Последние полгода туристы просовывали головы под арку в поисках чего-нибудь, что можно было бы добавить в свои ленты инстаграм и блоги о путешествиях. Однако сегодня днём лисы, как называли персонал кафе, обнаружили его тихим. Сет обслуживал небольшую группу студентов, которых Нил не узнал, но большинство столиков были свободны, так как кафе должно было закрыться в течение часа. Рождественские украшения всё ещё висели, но пластиковые гирлянды скоро будут сняты вместе с массивной ёлкой, стоявшей в углу. Две недели назад она укрывала лисиц, даривших друг другу подарки, но теперь пространство под кроной дерева было пусто. — О, хорошо, берлога свободна, — сказала Элисон, проталкиваясь к их обычному столику, за которым уже сидели Дэн и Мэтт. Берлога, столик с преимуществом уединения от других столиков и близости к бару, была любимым местом большинства сотрудников. Исключением был Ники, который предпочитал возможность смотреть на незнакомцев и разговаривать с ними, так что Нил никогда не сможет его понять. Однажды Сет вырезал на столе острым кухонным ножом надпись «только Лисы», но её часто игнорировали как покупатели, так и владельцы. Нил работает тут чуть больше года, с тех пор как начал свой первый курс в Пальметто. Он был новичком в Праге, и чешский язык был изучен совсем недавно (желанием, а не учёбой), и он всё ещё имел странный привкус на языке, как новая пряность. По словам его друзей и одноклассников, до поступления Нил учился на дому у матери, так как они постоянно путешествовали и никогда не останавливались надолго, чтобы пойти в государственную школу. По правде говоря, ни он, ни Элисон, ни Рене, если уж на то пошло, не могли претендовать на какое-либо гражданство. Все их документы были подделками, а акцент — фальшивым. Только их первые языки имели какую-то подлинность, но они не были человеческого происхождения, так что Нил не думал, что они считаются. Они сбросили свои сумки и портфели к сумкам остальных и повесили пальто, шарфы и самодельную ногу Элисон на спинку одного из кожаных диванов. Ваймак поднял руку в знак приветствия, стоя за стойкой бара и пытаясь прикрыть двух человек. Ники, который должен был помогать, вместо этого перегнулся через барную стойку, чтобы пожаловаться Мэтту на то, что опоздал на первый урок этой недели. — Клянусь, я не виноват, — заныл Ники, когда Нил сел напротив Дэн. — Если Аарон сможет проснуться на свои девятичасовые занятия, он сможет разбудить меня на мои. Сегодня утром у меня даже не было времени выпить кофе. — Разве твой первый урок не начинался в два? — спросил Мэтт. — Ну, да, но это к делу не относится: мне пришлось целый час заниматься на уроках, наблюдая за дерьмовой групповой работой других людей, без кофе. А вчера вечером мне просто нужно было высадить Эрика в аэропорту. Тебе следовало бы больше сочувствовать мне. Я заслужил неделю отдыха. — Ты всё равно приходил бы сюда два раза в неделю, чтобы сбежать от близнецов, — сказала Дэн. Она опёрлась на Мэтта для равновесия и повернулась, чтобы посмотреть на Сета. — Сет, ты ведь ходил на занятия с Эндрю в прошлом году? Сет усмехнулся, проходя мимо них с подносом стаканов, убранным с недавно освободившегося столика. Поколебавшись, он передал поднос Ваймаку, который бросил многозначительный взгляд на Ники и растущую груду тарелок, мисок и стаканов, которые он ещё не начал мыть. Ники ничего не заметил, поэтому Ваймак вздохнул, отнёс их на кухню и загрузил в посудомоечную машину. Сет оглянулся на остальных Лис. — Если под «посещением занятий» ты подразумеваешь «слышал, как его имя записывали в журнал, и вынужден был терпеть, как профессор спрашивала всех, где он был в то утро, каждую неделю», тогда да. — По крайней мере, тебе не пришлось с ним разговаривать, — сказала Элисон, пристраиваясь рядом с Нилом. — В моём классе есть одна девушка, которая постоянно мешает моей работе и спрашивает меня: «Да, но откуда ты на самом деле?» — Почему бы тебе просто не сказать ей правду? — тихо спросил Нил. Это было слишком тихо, чтобы остальные могли услышать, но Элисон поймала его взгляд. Она приподняла тёмную бровь, как бы говоря: «О, мне интересно, как прошёл бы этот разговор». — Я никогда не встречался с близнецами, — сказал Нил, надеясь, что это была не слишком долгая пауза, чтобы привлечь внимание к их с Элисон молчаливым, тайным разговорам. — Радуйся, — мрачно сказала Дэн. — Кроме того, я сомневаюсь, что ты случайно их увидишь. Аарон никогда не покидает архитектурную студию, а Эндрю просто никогда не приходит. Ники пренебрежительно отмахнулся: — Эндрю никогда не бывает дома, когда я что-то забываю, и мне нужно бежать домой. Я думаю, он просто отсиживается в скульптурном, раздражая людей, — он помолчал. — Или убивая их. Нил слышал достаточно от Ники и немного от Рене, чтобы понять, что ему не хочется встречаться ни с кем из близнецов. У Рене была странная дружба с Эндрю; он знал, что они встречались до Пальметто, но Рене никогда не вдавалась в детали, а Нил никогда не спрашивал о них. С другой стороны, Ники редко позволял Нилу оставаться в неведении относительно своей жизни. Он поддерживал свою семью, когда дело доходило до этого, но было ясно, что они не были особенно близки. Близнецы были необщительны и почти не общались друг с другом, не говоря уже о других, но Ники был тем ещё заводилой. Нил привык к жалобам Ники на изоляционистскую позицию близнецов, фактически заставляя Ники выбирать между семьей и общественной жизнью, но, очевидно, ни один из близнецов не был поколеблен несчастьем Ники. Это было только в Лисьей Норе, где Ники мог делать всё, что ему заблагорассудится. Нил не мог сопереживать; он познакомился с лисами через Элисон и Рене, и они были всем, что ему было нужно. Однако ему потребовался почти год, чтобы привыкнуть к ним, а к Элисон и Рене — ещё дольше. Новые люди означали новые угрозы. Несмотря на то, что в течение трёх лет он был в безопасности от отца, от недоверия к незнакомцам было трудно избавиться. Именно по этой причине он боялся предстоящего Межшкольного курса: семестрового проекта, в котором студенты из разных дисциплин объединялись для совместной работы. Нил скрестил пальцы, надеясь, что он будет в паре с кем-то из Лис. Это не было невозможно; все они были на разных курсах в Пальметто, но статистически, это было очень маловероятно. — Что вы заказали? — спросила Элисон Дэн. — Я умираю с голоду. — Яблочный штрудель и гуляш, — сказала Дэн. — У нас есть вегетарианское, но я не уверена, что штруделя хватило бы на всех. Сегодня утром он был довольно популярен. — Ты могла бы сделать ещё, — сказал Сет, проходя мимо. Дэн отмахнулась: — Не моя смена, помнишь? Там, где большинство людей ставили деньги, лисы торговались и делали ставки посменно. Я обменяю ваше начало в шесть утра на моё закрытие в семь вечера. Мои выходные меняются в этом месяце, если Мэтт предпочитает трусы боксерам. Единственное, что было у лис общего, помимо искусства и трудностей — это их странная одержимость ставить на самые глупые вещи; они ставили на что угодно, от высших оценок до того, кто первым замахнётся в споре. Самое старое пари лисов заключалось в том, что Ваймак и Эбби, вторая владелица Лисьей Норы, уже вместе и как можно скорее начнут встречаться. Эбби крикнула из кухонного окна, что заказ готов, и Мэтт встал, чтобы взять поднос. Когда он вернулся с дымящейся едой и горячим чаем, Нил заметил в окне странного вида существо, освещённое снаружи светом лампы, с приплюснутой кошачьей мордой, крыльями летучей мыши и длинными рогами, загнутыми к небу на концах. Нил подумал, что он проделал хорошую работу, заставив самую нормальную на вид химеру подружиться с ним. По крайней мере, король выглядел, как обычный кот, если не обращать внимания на его лапы. С другой стороны… что ж, они были подходящим набором. Нил знал, что их не кошачьи «дополнения» были очаровательны для человеческих глаз, но всё равно было неприятно видеть кого-либо из них за пределами его квартиры или магазина Зтуарта. — Пойду покурю, — сказал Нил остальным. Он встал, схватил пальто и, натянув его, обошёл здание и подошёл к подоконнику, на котором сидел Сэр. В зубах Сэр держал сложенный кусок пергамента. Он выудил его у него изо рта, обменяв на кошачье лакомство из одного из многочисленных карманов пальто, и прочитал послание. Это заняло всего две секунды.Поручение, требующее немедленного внимания. Приведи Элисон.
— Он никогда не говорит «пожалуйста», — сказал Нил Сэру, который мяукнул в ответ в знак согласия. Нил выудил сигарету из другого кармана, прикурил и позволил дыму несколько секунд крутиться вокруг себя, прежде чем затушить её о подошву ботинка. Нил не курил, но это был эффективный предлог для того, чтобы выбежать на улицу без предупреждения, когда Сэр или Король приходили с сообщением. Он открыл дверь кафе, подождал, пока колокольчик над головой закончит звонить, и позвал Элисон: — Мы должны идти. Мэтт оторвался от ноутбука, где что-то показывал Дэн. — Что? Но... — он указал на еду. Нил пожал плечами: он не очень любил сладкую выпечку: — Я не могу. У меня есть поручение. — Ты и твои поручения! — Дэн вздохнула, закатывая глаза от раздражения или разочарования, или от того и другого. — Это для дяди Стюарта, — сказал Нил, используя человеческое прозвище Зтуарта, и Дэн отпустила его, зная по опыту, что она не получит никаких подробностей, как бы сильно она ни настаивала. Поручения Нила были обычным делом. Иногда он отсутствовал всего несколько часов, иногда — несколько дней. Он возвращался взъерошенным или загорелым, или хромым, или, возможно, со следами укусов, а однажды с непоколебимой лихорадкой, которая оказалась малярией, сколько бы он ни твердил, что с ним всё в порядке. — Где же ты подхватил тропическую болезнь? — спросил Ники, на что Нил ответил: — Может быть, в трамвае? На днях эта старуха чихнула мне прямо в лицо. — Малярию нельзя так подхватить. — Я в порядке. Честно. На этом дискуссия закончилась. Частью дружбы с Нилом было смирение с тем, что они никогда по-настоящему не знали его. Нил редко рассказывал о себе, и он был экспертом по уклонению от вопросов — несмотря на всё, что его друзья знали о его происхождении, он мог бы вырасти целиком из головы Зевса. Однажды Ники подобрал один из ботинок Нила, когда тот лежал на диване, и оттуда выскользнул нож. И, конечно, были шрамы: выцветшие ссадины и порезы крест-накрест здесь и там, либо от глупых несчастных случаев, либо от отчаянных побегов. Именно такие шрамы заметили лисы и никогда не спрашивали об этом Нила. Нил знал, что им любопытно, но они также знали, что он не хотел бы говорить об этом. У всех лисов было своё собственное шрамированное прошлое, поэтому Нил надеялся, что они не будут спрашивать, — хотя было ясно, что они всё ещё беспокоятся, — но то же самое нельзя было сказать о его одноклассниках, которые пришли в Пальметто из благополучного детства. Нилу приходилось осторожнее прикрывать руки длинными рукавами, чтобы избежать вопросительных взглядов и жалости. Проблема заключалась в том, что эти шрамы на его руках, запястьях и предплечьях были самыми незначительными из его шрамов. Весь его торс был холстом предыдущих травм: шрам с неровными краями, любезно предоставленный пулей в плечо; более глубокие ножевые раны от столкновений с другими владельцами ножей; рубцы от поспешных операций; бесформенный участок бледной кожи от левого плеча до пупка, отмечал место, где он выпрыгнул из движущейся машины. Нил хотел бы что-нибудь дать Лисам в обмен на их лёгкую дружбу и доверие, но ничто в нём не было достаточно безопасным, чтобы поделиться этим. Они никогда не вмешивались, но ему потребовались недели, чтобы понять, что в этом нет необходимости. Они не спрашивали секретов; они довольствовались крошечными истинами повседневной жизни. Они знали, что он ненавидит сладости, но любит фрукты, что его любимый цвет — серый, что он не любит кино и громкую музыку. Нил не понимал почему, но его друзья копили эти знания, как золото. Они собрали его по кусочкам и построили настоящего человека из всей его лжи. Они обнаружили те его части, которые никакая маскировка не могла изменить. Ничто из того, что они узнали, не могло сказать им, кто он на самом деле, но тем не менее это было страшно. Мэтт пожал плечами и сказал: — Мне две миски гуляша. Нил обмотал шарф вокруг шеи, пока Элисон застёгивала брюки, и схватил оба портфеля, его и Элисон, когда она попросила его об этом. Они подождали, пока откроется дверь, и он вышел из кафе вслед за ней.