Can’t figure out the ending of my dramarama

- Наверное, хорошо, - раньше он в этом не сомневался, но это тоже осталось в той прошлой жизни, которая была до войны. - Я могу, наверное, показать, но... Не будет скучно? Это же просто рисунки. За эти "просто рисунки" ему теперь часто доставалось. Больше всего вопросов, естественно, вызывали портреты - как он вообще смеет рисовать кого-то? Но и над всем остальным тоже находили повод поиздеваться, каждый из его рисунков описывали как какое-то неслыханное уродство, на которое невозможно смотреть. Минхёк не верил, но и быть таким же уверенным, как прежде, тоже не мог. Насмешки и издевки постепенно разъедали все, во что он верил когда-то, он пытался не потерять себя, но получалось все хуже и хуже, и с каждым днем слизеринец все больше и больше становился похожим на запуганного зверька. От красивого и талантливого человека оставалось все меньше, меньше и меньше, а зацепиться за что-то, чтобы остановить это ужасное превращение, не получалось. - Нет, он... Очень красивый. И держать нужно очень бережно. Я плохо объясняю, прости, - парень потупился еще сильнее и совсем засмущался. - В детстве я любил играть со снежками. Представлял, что они живые. Как эти маленькие пушистики, знаешь, которых продают в Косом переулке? Только красивее. И такие, что только я могу их понимать. А потом мне подарили хомячка, и я назвал его Снежком, хотя он был темненьким. Все смеялись, но мне было все равно, я же знал, почему так. Он был очень хорошим другом. Жаль, что хомячки живут совсем недолго. Но Минхёк очень верил, что его новый пушистый друг будет с ним всегда-всегда, нужно только забрать его из Хогвартса и найти безопасное место, где их обоих не будут обижать. Может быть, это будет такой хороший дом, что у них тоже будут свои праздники... А вот у Кихёна праздники должны быть обязательно, это точно! Человека, который так улыбается, обязательно нужно радовать подарками и угощать чем-нибудь вкусным, заботиться... Но он ведь тоже остался один. То есть, конечно, было очевидно, что желающие позаботиться о таком парне точно найдутся, но смогут ли они дать столько же тепла, сколько давали родные? Они очень неловко благодарили друг друга, и Минхёк опять очень смущался, а когда Кихён его обнял - едва не расплакался. Это оказалось так пронзительно и ярко, что он еще несколько секунд только удивленно смотрел на парня, забывая моргать, и глупо и очень счастливо улыбался. И не понимал, чем заслужил такое счастье. Этот удивительный волшебник с солнечной улыбкой предложил ему вместе выполнить важное задание, сказал, что они могут и просто погулять тоже, то есть действительно хотел провести с ним время. И обнял! Просто взял и обнял. - Нет, я... Это очень тепло, - он тоже покраснел и все еще очень смущался, но теперь выглядел таким счастливым, таким ярким, что сложно было поверить, что это один и тот же человек, что он еще совсем недавно смотрел загнанным зверем и готов был напасть. - Спасибо... Обнять Кихёна Минхёк не решился, но очень осторожно коснулся его руки и неуверенно погладил. - Пожалуйста... Если со мной станет тяжело, скажи сразу, ладно? От меня устают, я знаю, я громкий очень... - сейчас заподозрить его в громкости и излишнем энтузиазме было бы сложно, но хаффлпаффец, наверное, еще помнил, каким слизеринец был до войны, как он носился по всему замку самым бешеным хомячком, пытающимся успеть во все стороны сразу. От такого и правда легко устать, но разве он сейчас может... Разве от него прежнего что-то осталось? *** - Если захочешь, - да, Ки был бы рад снова посмотреть на рисунки Минхёка, теперь еще и сказать, что понравилось больше всего, но все-таки он точно не собирался заставлять его что-то делать. Это было бы ужасно неправильно! Что-то внутри радостно заворчало от воспоминаний о том, как бесславно погиб портрет Шону – так ему и надо! И хорошо, что его уже нет. Мало ли, что бы Кихён в итоге рассказал – и о себе, и об их старосте… А ведь в этом замешан еще и Чимин. Конечно, Ли на Слизерине, он скорее всего все знает, но рисковать не хотелось, ведь это не его тайны. - У меня когда-то был карликовый пушистик, - парень улыбнулся воспоминаниям. – Давно… Кажется, мне его подарили на шесть или семь лет. Он был очень милый и очень хрупкий – как-то так, как ты описываешь. И очень смешно попискивал. Я так плакал, когда он умер… - говорить о своих слезах совсем не было стыдно – ну и что, что он парень, разве это значит, что он должен все держать в себе? Ну, для кого-то значит, но Кихён так не мог. - А какой у тебя был хомячок? Они ведь бывают такие разные! Ему было очень интересно – и потому что Минхёк очень хорошо обращался со своим новым пушистым другом, чувствовался опыт, и потому что не хотелось быть заменой прошлому хомячку. Наверное, это было очень глупо, но Кихён всерьез боялся, что это может работать именно так. Понимал, что вчера, когда они «познакомились», оба в общем-то были в том состоянии, когда могли бы подружиться – ну или влюбиться, тут уж кому как, - почти с кем угодно, но все-таки это было важно. Если бы Кихён знал, что Минхёк считает, что может быть много желающих заботиться о неугомонном хаффлпаффце, он бы рассмеялся. Горько и истерически. Почему-то все его отношения были недолгими и очень часто ограничивались просто сексом, а вот настоящая забота, так, чтобы и правда не чувствовать одиночество… Ему это было очень нужно – и это до сих пор казалось почти недостижимым. И дело тут совсем не в родителях. Уже не в них… - От меня тоже устают быстро, так что… Ты тоже говори, хорошо? – сказать об этом было надо – и говорить об этом было больно, потому что очень страшно было все-таки услышать к вечеру от Минхёка, что он устал. Не просто, а от Кихёна. Но пусть лучше они скажут все, чем… Чем все будет совсем сложно. Сейчас Минхёк казался еще красивее – он сиял, даже при встрече с хомячком он так не сиял, или это только Ки хотелось видеть это так? Не смотреть на него было очень сложно, и очень сложно было не пытаться взять его за руку, чтобы чувствовать все время. Надо было отвлечься, потому что иначе можно наделать разных глупостей… - А какой твой любимый предмет? – по взгляду Кихёна было очень видно, что это он так пытается поговорить о чем-то нейтральном, чтобы они оба не утонули в смущении. И, казалось, это самое простое – тем более что они ходили далеко не на все уроки вместе.