Все хотят Лелуша

На Шицу рубашка, которая пахнет им. Пуговицы расстегнуты, белая ткань мягко скользит по не менее бледной коже. Яркие волосы в полумраке комнаты сливаются с силуэтом. Когда дверь открывается, ведьма безошибочно может угадать того, кто только что перешагнул порог. Ее янтарные глаза без следа эмоций смеривают его взглядом через плечо, тонкая шея выгибается сравни лебединой. - Ты здесь, - он бросает коротко и холодно, но без тени удивления. Закрывает за собой и проходит вперед, устало садясь на постель. У него выдался тяжелый день, нет сил даже раздеться. Ламперуж сцепляет пальцы в замок, опускает голову. Он даже не думает включать свет, сейчас ему хочется просто отдохнуть. И ведьма - единственная, чье присутствие не может этому помешать. Шицу переступает босыми ногами как кошка, шагов не слышно. Она забирается на постель и приваливается спиной к его лопаткам, устроив голову на остром плече. Полочки рубашки разъезжаются к бокам, оголяя нежное тело. За исключением ее, ведьма нагая, но это не смущает. Какое-то время они сидят в тишине, слышно только ее ровное дыхание и его - глубокое и тяжелое. Шицу отстраняется, встает на колени. Птичьи ладони обхватывают Ламперужа со спины, пальцы нежными невесомыми движениями касаются его лица, груди. - Что ты делаешь, ведьма? - Ты слишком устал. Ты не сможешь дальше продолжать так. Она говорит, как всегда, непонятно, Лелуш не перехватывает теплых рук - ему по большей части безразлично происходящее в целом и ведьма в частности. Он действительно слишком опустошен даже для того, чтобы просто отстранить ее или заставить уйти. Между тем, фаланги пальцев бережно очерчивают линию от его подбородка. Шицу заставляет повернуть голову к себе - он чувствует, как упругое тело навалилось на спину - и прижимается губами к его рту. Этот поцелуй так не похож на горячность Карен или нежную доброту Ширли. Он горький, сухой, почти лишенный чувств, и одновременно такой знакомый. Унисон душ. Конечно, ведьма всего лишь использует его, он нужен для того, чтобы она смогла осуществить свое желание. Но и он использует ее в своих целях. И оба это понимают. - Тебе не нужно. - Он выдыхает спокойно, стоит лишь Шицу отстраниться. Она не обращает внимания на пустые слова, расстегивая пуговицы на его рубашке. Это неудобно делать со спины, ее пальцы путаются. Ламперуж накрывает ее запястья ладонью, чуть придерживает, сам расстегивает пуговицы. Пиджак и рубашка больше не мешаются. Лелуш оборачивается лицом к ведьме, она сидит на коленях, слабый лунный свет, пробивающийся сквозь плотный тюль, ласкает молочно-белое тело, волосы рассыпаны по плечам, отдельные пряди падают на ровный живот, прокравшись по мягким округлостям груди. - Тебе действительно настолько все равно? Кажется, она ждала этого вопроса. Но что взять с этой бессмертной?.. - Мы слишком стары, чтобы стесняться, - парирует, не двигаясь. Лелуш изучает взглядом изгибы тела, тени, сбегающие вниз. На миг закрывает глаза. Это действительно может быть отличной разрядкой, но, даже учитывая, он слишком вымотан. - Не будем спешить. - Чертова ведьма будто умеет читать его мысли. Возможно, у нее действительно не только один дар. Только это не имеет значения сейчас, когда холодные пальцы льнут к бархату кожи. Неторопливо Лелуш исследует ее тело, сантиметр за сантиметром. Упругая грудь чуть не помещается в ладонь, легкое надавливание вызывает более глубокий вдох. Тонкие губы поцелуем прижигают шею, ключицу, на языке сосок твердеет, а ведьма откидывается спиной на подушки. К промежности приникают поцелуем, и впервые Ламперуж слышит стон Шицу, неожиданный, наверное, даже для нее. Он абсолютно не знает, что нужно делать, но решает довериться чутью, придавливая выступающий бугорок. По ее бедрам проходит дрожь, ладони ласково касаются его головы, придерживая, направляя. Ведьма не говорит, не советует и не просит, она терпеливо ждет, пока ее лучший ученик сам постигнет все тайны. Если он действительно хочет быть лучшим, то должен быть им во всем. Лелуш это знает. Язык плавно проходится по набухшей коже, с каждым следующим разом все сильнее. Вместе с новым ее вдохом его усталость уходит, смещается под натиском будоражащего чувства. Плечи сжимают до боли, ведьма прогибается в спине, беззвучно схватив ртом воздух, падает на покрывало, слабо отстраняя Лелуша от себя. Он садится, глубоко дыша, прикладывает ладонь тыльной стороной ко рту, утирая. Шицу смотрит на него из-под ресниц, ноги все так же широко раскинуты, грудь с твердыми сосками поднимается под неровным дыханием. Он понимает, что теперь готов, начиная избавляться от остатков одежды, но не отводя взгляда от девушки. Ее ладонь опускается к промежности, несколько капель смазки на ткани, остальное она бережно собирает, размазывая на пальцы. Ожидая, запускает один внутрь, растягивая. Бережет и его, и себя. С одеждой покончено, и ее ладонь обхватывает напряженный член, увлажняя его собой, пока Лелуш устраивается сверху. Головка прижимается к входу, ведьма вздрагивает, еще не до конца очнувшись от прошлых ощущений, но помогает ему, направляя. Медленно надавливает, тепло и узко. Могло бы быть больно, если бы не так осторожно. Когда входит до конца, оба дышат тяжело. Шицу обнимает Лелуша, выгибаясь ему навстречу, тот тихо начинает движение. Сначала размеренно, не делая резких порывов. Она гладит угловатые плечи, лопатки, прикусывает за шею, заставив вздрогнуть, но в конце концов просто вжимается всем телом в него, словно стремясь стать чем-то единым. Это больше походит на совокупление двух хладнокровных змей, отчаянно отрицающих собственное нежелание быть одинокими. Ламперуж перехватывает открытые губы - влажные, теплые, как если бы цветок, долго проживший в пустыне, вдруг попал под дождь, - левая ладонь на ее руке, переплетя пальцы. Неистовство, туманящее мозг, заставляет тела быть слишком горячими, а движения - рваными, отрывистыми. Будучи на пределе, ведьма обхватывает свободной рукой его шею, прижимает с силой к себе, впечатывая в шелк кожи. - Мы будем... - шепчет, но не заканчивает. Волна наслаждения накатывает, заставляет дрожать, стонать почти беззвучно. Лелуш подхватывает Шицу за спину, утягивает на себя, заставляя перевернуться, подложив под ее живот подушку. Так удобнее. Терпкий поцелуй на позвоночник, а после опять наваливается тяжестью, вырвав очередной глухой вскрик. Толчок, еще, еще... Быстрее... Лелуш сжимает ее так, словно собирается раскрошить хрупкость хрустальных костей, ведьма упирается ладонями в постель и, когда с последним движением ощущает теплоту внутри себя, блаженно закрывает глаза. Ламперуж валится рядом с ней на бок, тяжело дыша. Она же лишь поворачивает голову в его сторону, изучая странным взглядом. Когда становится легче, Лелуш целует ладонь, покоящуюся на его груди. Совсем скоро он засыпает. Ведьма пристраивается рядом, свернувшись клубком и уткнувшись носом в его бок. Ей давно не было так хорошо.