Дорога домой

— Ей всегда достаются самые интересные задания, — Вальбурга складывает руки на груди, зло смотря в сторону Афелии. Грейнджер оказывается единственной, кто моментально поворачивает лицо в сторону Блэк. И не скрывает пробегающую по телу дрожь от слов подруги. Они отдают безумием. Всё, что происходит — безумно. Но всё можно оправдать, посмотрев под другим углом. Всё, кроме несвоевременной и весьма однозначной реакции Вальбурги. Она прозвучала слишком прямолинейно. Том только что приговорил Лестрейндж к смерти. Выбрал жертву необъяснимым образом. Словно даже не рассчитывал на успех операции, просто пробовал ради самой попытки. И сбивал этим поступком с толку. Реддл всегда защищает своих людей. Почему теперь от его приказа повеяло могильным холодом? Никто не посмел спорить. Том говорил разумные вещи. И едва ли кто-то кроме Гермионы может распознать в его словах фальшь: но она хорошо знает этот взгляд, потому что миллион раз видела его в зеркале, когда отказывалась смириться с неизбежным. Вопрос лишь в том, с чем пытается смириться Реддл? Остальные слышат лишь то, что пришло время решить как минимум несколько проблем для улучшения их положения. Доказать магам Рима, что у Гриндевальда есть достойный соперник, а его людям по-прежнему нет места в Италии. После этого с ними не смогут не считаться. Ведь не смогут же? Лестрейндж нужно лишь проложить путь и попытаться не сдохнуть. Молиться, что портал сработает. — Он знает, что делает, — проходит несколько секунд, прежде чем Орион одергивает Вальбургу, понимая, что она может развить тему и тогда ветер решения Тома подует в их сторону. — Тебе будет лучше остаться дома. — Лучше мне или тебе оттого, что я буду в поле твоего зрения? Он не удосуживается ей ответить. Пусть говорит, что хочет. Орион ловит взгляд Сигнуса, который сжимает ладонь сестры, и только пожимает плечами. Они оба за неё переживают, просто по-разному. И она на них реагирует соответствующе. Афелия тем временем быстро поднимается по лестнице в свою комнату, не желая слушать прочих комментариев. С неё и так достаточно. Грейнджер не сразу обращает внимание на этот побег, её взгляд прикован к сцене, разворачивающейся вокруг Вальбурги. В этом времени слишком много вещей, которые она не может себе объяснить, и эта гиперзабота Ориона с настороженностью Сигнуса — одна из них. Это все как-то карикатурно гиперболизировано. Всё же каблуки Лестрейндж, отбивающие шаги по ступеням, отвлекают её внимание от трио. И Гермиона направляется следом. — Не лезь, — Тео тут же перехватывает руку Грейнджер, больно сжимая запястье. Плохая была идея проходить мимо него. Как будто бы ты не знала, что он попытается остановить. Нотт легко считывает настроение Гермионы, моментально понимая, что она планирует влезть не в своё дело. Естественно, он пытается протестовать. — Это не наше дело. Мы не должны их спасать, — он переобувается слишком быстро. Грейнджер беспокойно заглядывает ему в глаза. Почему? Как? Ты ведь хотел спасти мир. Разве не поэтому мы здесь. — Тео, можно тебя на секунду? — голос Тома заставляет Нотта вздрогнуть. На секунду он выпадает из реальности, крепче сжимая запястье девушки. Должно быть, там останутся синяки. Затем он моментально берет себя в руки и отпускает её ладонь. — Конечно. Реддл невольно наблюдает за тем, как уверенно она продолжает движение. Это одновременно вызывает восторг и ярость. Гермиона — единственная, кто в этой комнате не согласился с планом. И даже вид не сделала. Вероятно, теперь она попытается помочь Афелии. Что ж, это может быть даже на руку. Лишь бы ей хватило благоразумия не влезть больше, чем того требует ситуация.

***

— Мне нужно переодеться, — Афелия стоит перед шкафом, растерянно разглядывая вещи внутри. — Нельзя идти в этом. Мне нужна подходящая мантия. Как назло, ничего приличного с собой не взяла. — Я могу помочь с трансфигурацией. Гермиона мнется позади, разрываясь между желанием поизучать происходящее со стороны и непосредственным участием, чтобы все исправить. — Это не выйдет так же идеально, как те мантии, что остались дома. — Какая к дементору разница?! — не выдерживает Гермиона. Том отправляет её к людям Гриндевальда. А она думает о мантии. Афелия резко поворачивается на голос Гермионы. Последняя на доли секунды немеет под взглядом Лестрейндж. Темные глаза оказываются чернее обычного. И передают куда больше, чем когда-либо. — Первое впечатление — залог успеха, — она сжимает руки в кулаки. — Мама так научила. Как просто было жить одной. Не нужно было объяснять элементарные вещи. Как просто было жить с гриффиндорками. Понятными и открытыми. Плачущими и смеющимися, когда того хотят. Без дворцовых замашек. — К дементору первое впечатление! — Грейнджер без стеснения злится в ответ. — Тебе нужно повторить заклинания и выбрать правильные зелья, которые смогут помочь. Давай вместе, хочешь? Ей впервые за все время пребывания в прошлом кажется, что Афелия к чему-то не готова. Она всегда была в доме самой настороженной, самой внимательной и уверенной в себе. Но когда нужно защитить саму себя — она определенно теряется. И выбирает самую неподходящую роль на отыгрывание для этого момента. — Знаешь, почему он меня выбрал? — Лестрейндж кривит идеальные губы. Гермионе на секунду кажется, что она узнает в ней себя. И от этого в очередной раз по телу пробегает холодок. Ты не должна искать в них понятные тебе черты. Перестань. Ибо найдешь их в каждом. — Он всегда меня выбирает. Замечала? Каждый раз, когда нужно кем-то пожертвовать. Каждый раз, когда это может быть больно, унизительно или опасно. — Это не так. — Так. Лестрейндж отрезает, давая понять, что спорить с ней бесполезно. Она не жалости просит. А выговаривается. Первый раз в жизни. Пока нет сочувствующих взглядов Алектуса и Дианы. — Он мстит мне, — она снова возвращается к шкафу. В этот раз уверенно доставая нужную мантию. — И боится. Потому что Реддл в глубине души трус, — она сжимает пальцы на тонкой дорогой ткани: довоенной роскоши. — Но все остальные ещё хуже. И Том нужен моему брату, чтобы не сойти с ума. — За что ему…? — Это никого кроме нас не касается. Но если ты покажешь ему, на что действительно способна, будь уверена, он и тебя изведет, — она не то шипит, чтобы напугать, не то всерьез предупреждает об опасности и боится, что кто-то может их услышать. Грейнджер смеривает девушку взглядом. Афелия кажется максимально непохожей на себя привычную. — А знаешь, мы специально ему это покажем, — губы Лестрейндж растягиваются в хищную улыбку. — Идем со мной. Вопросительный взгляд Гермионы оказывается красноречивее любых слов. Вальбурга видела, как она колдует. Тео рос с ней рядом. Том чувствовал её магию. Абраксас часто бывал рядом, чтобы понаблюдать за ней. Но с Афелией они едва ли общались. О чем она теперь может говорить? Что она хочет показать? И эта реакция становится для Лестрейндж прекрасным комплиментом. — Брось, я наблюдаю за каждым. Каждый шаг, слово и действие. Конечно, я знаю. Гермиона наклоняет голову набок. Наблюдает. Но так многое пропускает, сознательно или от страха Афелия сужает количество фактов и не делает правильных выводов? Кажется, что это не имеет значения. Теперь очередь Грейнджер наблюдать, и ей нужно больше реакций на большее количество раздражающих факторов. — Хорошо, идем вместе. — И задание изменим. Том хочет, чтобы мы проложили путь для тех, кто способен справиться с людьми Гриндевальда. Но это мы. Мы способны. — А вот это уже опасно, — Грейнджер всё ещё помнит взгляд Тома около бара в ту ночь, когда она его ослушалась. У него всегда всё под контролем и он точно знает, что за чем должно следовать. Для него всё взаимосвязано. Ослушаться — все равно что подписать смертный приговор, и не только себе. Лестрейндж определенно знает это не хуже Грейнджер. Она сейчас слишком самодовольно улыбается, считывая неуверенность в глазах собеседницы. — Мне всё было интересно, чем ты лучше нас? Что такого он разглядел в твоем прошлом, что решил дать тебе шанс. Сейчас понимаю: ничего. Ты такая же, как все в этом доме, — звучит немного презрительно, но выражение лица Афелии говорит об обратном. Она не пытается задеть. Просто вся её эмпатия исчезает, и она произносит факты, которые кажутся ей очевидными. — Так ты пойдешь со мной?

***

— Я не люблю с тобой спорить, но даже мне понятно, что это абсурд, — Эдд Розье привык доверять Тому, слушать его безоговорочно. Но иногда всё внутри него встает на дыбы и тогда злость выходит наружу, не стесняясь противоречить Реддлу. — А я напротив, часто спорю и сейчас тоже не согласен, — Абраксас вырастает в дверном проеме за спиной Эдда и, закрыв за собой дверь, проходит вглубь комнаты Тома. — Если мне не изменяет память, мнение ни одного из вас я не спрашивал, — Реддл не удосуживает их вниманием, даже не оборачивается на их голоса, увлеченно продолжая что-то писать за своим столом. Он никогда не садился за него спиной к двери. Это казалось слишком небезопасным. Всегда держать дверь в поле зрения, чтобы успеть среагировать. Но сегодня он знал, что они придут. И не хотел видеть их лиц. Сидеть спиной было куда эффектнее. — Это убийство одного из нас, — не унимается Розье. — Она лучшая подруга моей сестры, даже если она и не нравится тебе. Можно было просто выгнать их с братом из дома. — Чтобы она рассказала родителям, где мы? А те Гриндевальду? Чтобы нам снова пришлось все менять? — Реддл сжимает ладонь в кулак, скулы напрягаются. Его бесит глупость предложения Эдда. А глупость он ненавидит более всего остального. — Да, и может быть я верю, что Афелия справится. Не стоит недооценивать людей. Это ведь так просто: проявить интерес, что мы уже сделали за неё. Теперь осталось встретиться, зайти в штаб и активировать портал. Абраксас поджимает губы, безошибочно считывая эмоции друга. Он сам её недооценил, и это безусловно станет ударом для Тома. Как же должно быть ему не хочется на самом деле ехать в Лондон и встречаться с Альбусом, раз он предпринимает столь глупую и необдуманную попытку изменить ход событий. — Она позвала с собой Гермиону. И та согласилась, — Малфой точно знает, в какое место нужно ударить, до конца не отдавая себе отчет, почему слова попадут в цель и вызовут реакцию. В этот раз Реддл поворачивает лицо к собеседникам. — Что? — Они трансгрессировали вдвоем. Том зажмуривается. Идиотка. Афелия в одиночестве легко бы активировала портал. Эдд, Вальбурга, Абраксас, Тео и он сам — так же легко убили бы тех, кого Геллерт подослал в Италию. Но Гермиона этого не сделает. Она может и сама бросить вызов, вопрос лишь только в том, сколько будет людей вокруг. Двое? Они справятся. Трое? Вероятно, что тоже. А если больше? Метка на руке начинает жечь. — Сначала мы их вытащим, а потом я каждую из них лично прикончу.

***

До Грейнджер быстро доходит, как сильно она облажалась. Возможно, как никогда в жизни. Или, как каждый раз, когда ей становится скучно. В Риме шестеро, дементор, знать бы, как их коротко называют, людей Гриндевальда. С тремя, к примеру, проблем бы не было, но шестеро. Интересно, умеет ли Афелия убивать. И почему ты не спросила об этом раньше. Как будто даже сомнений в этом не было, а теперь… Теперь от этого зависит завтрашний день и сомневаться начинает инстинкт самосохранения, а не ты. Шестеро. Бывало, ты сражалась и с большим количеством людей. Бывало. Но рядом были Гарри и Рон и ты знала, чего от них ждать. Люди Гриндевальда ведут себя слишком спокойно. Почти дружелюбно. Но Грейнджер отмечает, что их палочки находятся в ближайшей зоне доступности. Один из мужчин раз за разом возвращается пальцами к древку. Ждет команды, боится пропустить. Может быть, недавно присоединился. Может, личные счеты. В любом случае, он ошибется первым. Значит, останется пятеро. Гермиона поджимает губы. Хоть бы у Лестрейндж хватило ума не провоцировать их сейчас. Ей бы выиграть ещё несколько секунд, чтобы оценить силы. Но та уже ведет себя слишком дерзко. Она уже попрощалась с возможностью вернуться назад. Интересно, что заставляет её так глупо рисковать собой. Ради чего? Это ведь не слепая вера в то, что их все равно спасут. Нет. В её глазах совсем иное. Афелия отходит от Гермионы на безопасное расстояние и прижимает палочку к метке на предплечье. И произносит что-то, что Грейнджер уже не слышит. Лестрейндж хочет умереть эффектно. Она хочет, чтобы это чувствовали все Пожиратели. Один из мужчин в комнате противно ухмыляется. В это место не трансгрессировать. Из него тоже не выйдет. Гермиона уже видела подобные ловушки. Весьма умело скроенные и продуманные до мелочей. Им не доверяли с самого начала. Про них знали. Конечно. Теперь нужно действовать быстро. И постараться не проиграть. «На самом деле, ты всегда выбирала себя. Тебе нравилось делать вид, что это не так. Но не ври теперь. Ты никогда не боролась за мир. Только за себя.» Только это ложь. Грейнджер всегда хотелось мира. И она была готова пожертвовать собой ради спасения людей. Просто никто в действительно не просил. Или просто она не верила, что умерев, что-то изменит. Казалось правильнее оставаться живой. Нужно было бороться за себя, чтобы спасти остальных. Теперь же достаточно передать ход Реддлу. С чего ты взяла, что он справится. Откуда в тебе эта вера? Если бы Гермиона не думала, что это последние секунды её жизни, то вероятно эта мысль бы не появилась в её голове. Но сейчас она делает резкий бросок вперед, вырывая с пояса Лестрейндж портал. И, приземляясь на твердый пол, активирует его. Возможно, это последнее, что она сделает в своей жизни. Слишком много лучей летит в её сторону. Ни одного зеленого. Вероятно, она просто отключается раньше, чем успевает разглядеть последнюю вспышку. Ещё она ловит испуганный взгляд Афелии. Может она на самом деле и не хотела всего того, что натворила? Ей просто хотелось показать себя, обосновать своё нахождение в Риме. Ты никогда не узнаешь наверняка. Теперь не узнаешь.

***

Гермиона открывает глаза и не сразу отдает себе отчет, где она. Но, поймав взглядом силуэт Тео, сидящего на её кровати, не может удержать вопрос в себе. — Будешь ругаться? Голос звучит чересчур слабо. Она хрипло выговаривает слова по буквам. Похоже, что в неё прилетело достаточно сильное проклятье, чтобы пошатнуть здоровье. Она с трудом ощущает циркуляцию магии внутри себя. Силы не вернулись. Волшебство не лечит. — Делал это всю ночь, теперь не вижу смысла, — Нотт не поворачивается в её сторону. — Объяснишь зачем? — Неа, — Грейнджер закрывает глаза, губы растягиваются в слабую улыбку. — Почему я в твоей комнате? — Алектус остался с Афелией в вашей. Втроем было бы неудобно. — Ты переживал? Тео поворачивает лицо в сторону девушки. Переживал. Он всю ночь размышлял, что бы случилось, если бы её убили. Ещё больше злился, что никто не удосужился предупредить его, что она там. Словно его это не касалось. — Я знаком с Гермионой Грейнджер с одиннадцати лет. Скоро это будет больше, чем половина моей жизни, — Нотт замолкает, оценивая реакцию девушки. Она расслабляется. Улыбка становится чуть шире. — Нет, я не переживал за тебя. Потому что я знаю Гермиону Грейнджер как сильного соперника. Тебя не так просто прикончить, как хотелось бы. И улыбка сползает с её губ. Лицо становится суровым. Действительно не просто. И ей не стоит об этом забывать. Тео правильно сделал, что напомнил. В этот раз её спасли, в следующий вспомнят, что она может сама, и не придут. — Оставишь нас? Том заходит в комнату без стука и не спрашивает разрешения, по-хозяйски открывая дверь. — Не хотелось бы, она ещё очень слаба, — Тео морщится. Он сам испортил момент. Реддл здесь ни при чем. Но злиться на него всегда проще. — Оставишь нас. Его тон кажется ледяным. И Нотт поеживается, выходя. Беспрекословно и обреченно. Унизительно покорно. Как в детстве. Том имеет право находиться здесь больше его. Ведь именно он доставил Гермиону домой. И Нотт вряд ли забудет выражение лица, которое было у него в тот момент. Он не видел его таким ни разу. Оказалось, что до этого момента, всю его жизнь, Реддл был абсолютно безопасен. — Знаю, что первое и последнее предупреждение уже было, — Грейнджер старается собрать все свои силы, чтобы голос не звучал совсем слабо. Том морщится, рассматривая её слабое тело, распластанное на узкой кровати. Зачем тебе эта картина. Беззащитная и бесполезная. Абсолютно лишенная магии. Сейчас ты точно можешь разглядеть, что в ней нет ничего особенного. И ничего опасного. Она не справляется самостоятельно. Вот как выглядит бессилие. Та черта, которую ты, Том, так боишься коснуться. А Гермиона сейчас рядом с ней. И находит слова, с которыми не выглядит откровенно жалко. — Дай мне руку. — Убьешь, как того парня из бара? Почему ты всерьез полагаешь, что это было бы справедливо? И все равно протягиваешь ему ладонь. Пальцы Реддла оказывается горячими. И какими-то чересчур сильными по сравнению с её. Волна магии больно пронзает тело Гермионы. Чужеродная энергия смешивается с её собственной. На мгновение кажется, что она способна выбить из тела остаток жизни. Но потом всё замирает. И силы начинают возвращаться. — Хороший эффект для самодельного заклятия. Должно быть, его создатель был талантлив. Теперь восстановление пойдет быстрее. Реддл бросает на Гермиону внимательный взгляд, стараясь запечатлеть в памяти её болезненный вид. — Послезавтра мы вместе отправимся в Лондон. Придется ехать магловским транспортом. Успей восстановиться. — Что? — других слов Грейнджер просто не находит внутри. И этот вопрос относится совсем не к Лондону. — Мне нужна будет твоя помощь. Ваша самодеятельность заставила меня сдвинуть планы. Теперь сделай всё возможное, чтобы мне не пришлось двигать их ещё дальше. Он быстрым шагом покидает комнату, заставляя себя не оглянуться и не проявить эмоций больше, чем следует. Её вид слишком беспомощен. И Реддл с трудом себя сдерживает, чтобы не воспользоваться этим. Всего одним глазком заглянуть в будущее. Всего на секунду коснуться её сознания. Ради научного интереса. Само собой.