F.A.T.

Март уже вовсю захватил власть над природой. Трава постепенно зеленела, а первые цветы уже успели распуститься, заполняя воздух душистым ароматом свежести. Студенты школ наконец-то сменили теплые пальто на легкие куртки, а девчонки перестали носить теплые длинные шарфы, заменив их на легкие газовые платки. Все шло своим чередом. Но не для Бакуго. Он чувствовал, что что-то темное надвигается, что класс 1-А начал меняться. Скоро им предстояло поехать на практику, и от этого не становилось легче. Происходил передел территорий и отношений: Тодороки теперь был с Яойорозу, и эта влюбленная парочка уже достала блондина своими смущенными переглядываниями. В Киришиме тоже что-то изменилось. Теперь он предпочитал общество Мины тренировкам с лучшим другом, водя ее то в Планетарий, то в кафе. Пинки все никак не могла определиться какие у них отношения, но Эйджиро был достаточно терпелив и настойчив, и не желал отступать. Все эти романтические флюиды, витавшие в воздухе, страшно раздражали Кацуки. Может, потому что ему это все казалось абсолютно бесполезным и нелепым, а может потому что он… Завидовал? Юноша сам не мог толком определиться. Он с невероятным упорством продолжал свои бесконечные бешеные тренировки и учебу, не давая себе продыху. Но то, что его действительно бесило, и от этого никак не удавалось отмахнуться, было изменившееся отношение к нему Урараки. Девушка вернулась из мед. блока несколько дней назад. В первый же день она излишне вежливо поблагодарила его за помощь и за то, что он донес ее к Исцеляющей Девочке. А затем она снова отстранилась. Бакуго было сложно понять женское сердце. Он искренне недоумевал, почему Очако так активно бегала по утрам весь февраль, почему она была такой нервной даже с друзьями. От цепких алых глаз не укрылось и то, что одноклассница отдалилась от всех, даже от Лягухи, с которой ранее была не разлей вода. Более того, она теперь отказывалась от тренировок с ним, предпочитая компанию девицы из Б класса, что тоже не было на нее похоже. Урарака давно уже не была для него «экстра» или «бесполезной». Доказав свою силу на фестивале, она заслужила глубокое уважение юноши, заняв в его сердце хоть и маленькое, но все же свое место. Как бы он ни хотел признаваться себе, но он действительно беспокоился за нее. Не так, как тот же чертов Деку. Он не носился кругами над шатенкой, не бегал за ней хвостом, как Иида, не искал ее внимания. Кацуки занял позицию наблюдателя: он внимательно присматривался к ее поведению, к каждому изменению, что в ней происходили. Но он продолжал не понимать что именно происходит. Возможно, это было полным бредом, но временами ему казалось, что над ней сгустились тучи чернее ночи, и с каждым днем они опускались все ниже, готовясь завладеть ею. И эта тьма отражалась на ее осунувшемся бледном лице, впалых щеках и постоянном треморе рук, который он подметил еще до ангины. Бакуго устал от собственной беспомощности. Возможно, он действительно ошибся, решив не сближаться ни с кем и просто идти по своему пути. Подобные мысли одолевали его перед сном все чаще вместе с болезненными приступами бессилия. Он не знал что нужно делать, чтобы изменить ситуацию. Не понимал как сделать первый шаг. Все это для него было слишком чуждо. И нет, он все же завидовал Шото. Гребанный половинчатый смог быстро сориентироваться, и несмотря на свои внутренние проблемы взять под свое крыло дорогого человека. Да, именно поэтому он так и бесил, ведь Кацуки не мог сделать так же. Более того, блондин не хотел отношений, вся эта романтическая лабуда казалась ему пустой тратой времени, ведь было нужно сделать так много, чтобы стать Номером Один. Но в то же время он почувствовал, как болезненно сжалось сердце, пока он нес Урараку в лазарет, он с трудом сдерживался, чтобы не прижать ее ближе, к груди, а в конце он не смог побороть искушение и прошептал ей: — Увидимся с другой стороны. Но он сам не понимал что эта фраза значила. Она вырвалась сама, против его воли. Более того, он даже не догадывался, что его голос, интонации могут быть такими мягкими. С тех пор как голос сломался, он привык к низкому скрипу, что вырывался из его глотки с едкой усмешкой. Очако меняла его, невольно, она не прилагала усилий для этого, и это было еще ужаснее. Все происходящее вокруг казалось каким-то леденящим душу фарсом, страшной шуткой, головоломкой, в которой Бакуго окончательно запутался. Задачей, в которой половина условия была пропущена, а исход, не решение, неслось на него тяжелым товарным поездом. И самым отвратительным было то, что никто, кроме него, не замечал происходящего.

***

Минус шесть килограмм. Очако была крайне горда собой. Благодаря адски саднящему горлу она питалась исключительно мисо-супом пока болела, отказываясь от риса, мяса и остальной пищи и аргументировала это тем, что было больно глотать. Исцеляющая Девочка относилась к этому с пониманием, поэтому не давила на ученицу, лишь вновь и вновь бормотала что-то про полный бардак и бездействие. Лишь спустя две недели болезни ее отпустили долечиваться в кампус, теперь здоровью уже ничего не угрожало. Все эти дни она боролась не только с ангиной, но и с накатывающей апатией, которая накрывала ее стабильно несколько раз в день. И если посещения некоторых одноклассников хотя бы немного разряжали обстановку, то вот присутствие Деку наоборот — делало только хуже. Урарака не понимала почему ее отношение к Мидории так сильно изменилось за последние недели. Из легкой влюбленности и симпатии оно переросло в раздражение. Он дежурно узнавал о ее состоянии, после чего вновь углублялся в пространные размышления об учебе, о Лиге Злодеев, о причудах, о боевых силах. И если до февраля это вызывало в девушке умиление и восторг, то теперь от этих светлых чувств не осталось ни следа. Нет, теперь она понимала, что не была ему интересна ни как девушка, ни как личность. Она чувствовала себя сливным баком для бурного потока мыслей юного героя, и ей это совершенно не нравилось. Зато когда ее проведали Киришима и Бакуго, девушка почему-то воспряла духом. Из головы все не выходило это несносное грубое сообщение от блондина, оно почему-то грело ее. Словно он один понимает ее, чувствует, что она меняется, что она… Нет. Судя по его кислой мине вряд ли можно было сказать, что она ему небезразлична, наоборот. Все выглядело так, что Эйджиро затащил друга за шиворот в лазарет и заставил полчаса потратить на эту глупую девчонку. Но даже так, Очако почувствовала себя немного лучше, чем раньше, а тьма отступила на несколько часов, дав немного передохнуть. Она вновь много общалась с Пони. Блондинка каким-то чудом умудрялась худеть не по дням, а по часам. За неделю скинуть три килограмма — это звучало просто фантастически. И Урарака завидовала, и если в первые недели это были просто легкие уколы, что она не старается достаточно, то ныне это переросло в черную липкую жижу, которая заполнила ее изнутри, иногда выплескиваясь через край. — Очако-чан, ты чего такая хмурая? — Пони догнала подругу на выходе из раздевалки и схватила ее за предплечье, — что-то случилось? — Нет, ничего, — сквозь зубы процедила шатенка и отвернулась, — не выспалась. Она опять врала. Много врала, теперь и Цунотори. Врала беззастенчиво и зло, не подпуская никого к своему мягкому и ранимому нутру. Она злилась на себя, на весь мир, но самое главное, она злилась на Пони, что ей этот чертов процесс дается так легко. Мир уже пару недель как кружился перед глазами студентки. Но, привычная к этому из-за своей причуды, Урарака почти не обращала внимания на это досадное неудобство. Но на ногах становилось держаться с каждым днем все труднее. Она продолжала курить, но теперь она это делала беззастенчиво, открыв окно своей комнаты. Ей было уже все равно заметит ли ее кто-то, она прекрасно знала, что даже если ее отчитают за это или позвонят родителям — никаких последствий за это не будет. Ну, поругают. Но на это ей было совершенно наплевать. К тому же она сама приноровилась покупать сигареты в одном магазинчике, где продавцом был подслеповатый старик, который охотно ей верил, что ей уже можно продать. Очако завела личный блог на ameba, где писала свой рацион. На удивление, ей, спрятанной за ником HIDE отвечали в комментариях многие пользователи. Иногда даже разгорались скандалы: кто-то поддерживал ее, говорил, что она вдохновляет (особенно часто эти комментарии появлялись под постами с фотографиями до и после, конечно же, без лица), а кто-то писал, что она полоумная малолетка и ей нужно хорошенько дать по голове, чтобы наконец-то начала нормально соображать. И если первые такие отклики отдавались болью между ребер, то теперь она даже не отправляла таких умников в черный список, лишь с усмешкой наблюдала за тем, как они тратят свое драгоценное время на то, чтобы оскорбить какого-то ноунейма без лица. Она вновь начала тренироваться с Бакуго. Не сразу, конечно же, где-то спустя неделю-полторы после выхода с больничного. Его оклики, грубость и ярость на какие-то жалкие минуты возрождали в ней чувства. Адреналин бурлил, а мир вокруг вновь обретал какое-то подобие цвета, звуки становились громче, словно из ушей вынимали плотно набитую вату. Настоящего не было. Будущего тоже. Студентка чувствовала это кожей, безысходность с каждым днем все сильнее прилегала к ней, словно тугой геройский костюм, становясь с ней единым целым. И каждый утренний подъем становился все тяжелее, с каждым днем согреться становилось все сложнее, хоть на улице стремительно становилось теплее, а природа оттаивала и начинала цвести. Урарака же наоборот — угасала душой и телом, и ей больше не хотелось ничего с этим делать. Она получала от этого какое-то мазохистическое удовольствие, усугубляя свое состояние мелкими порезами у сгиба локтей. Боли не было, лишь красные контуры ран завораживали своей яркостью и свежестью. Когда же они начинали заживать, покрываться корочками и подсыхать — она с особым рвением сдирала все ногтями, наблюдая за мелкими каплями, вновь выступавшими из незаживших участков. Алый. Как те глаза из сна. Этот цвет возвращал ее в реальность, как и тренировки с Кацуки. Жаль, что он никогда не смог бы ей дорожить, никогда не смог бы на самом деле позаботиться. Да и голос у него совсем не тот, что во сне. Так что девушка старалась не фиксироваться на однокласснике, лишь с особым упорством продолжала свой путь. И если раньше он был похож на джунгли с опасными змеями и ядовитыми лианами, то теперь же она шла под палящим солнцем в пустыне. Но почему-то проще не было. И Очако не хотела даже думать о том, станет ли когда-нибудь легче.