В непосредственной близости

Если бы кто-то решил заключить со Стидом Боннетом дружеское пари, что этот вечер тот проведёт запертым в каком-то сарае, он не получил бы ни цента. Вечер начался довольно-таки хорошо: они сошли на берег в Нассау после долгой и немыслимо скучной недели безветрия. Стиду хотелось хорошо поразвлечься, а Эд настоял на том, чтобы самому выбрать, в какое из питейных заведений они сегодня пойдут. Они пересекли странно пахнущую ванилью узкую улочку, втиснулись в переулок, такой тесный, что им едва не пришлось идти боком, и, наконец, оказались на людном причале. Какой-то мужчина продавал жареных во фритюре тарантулов, которых Стид простодушно принял за яблоки в карамели, а пожилая женщина выставила на прилавок десяток самых разнообразных карманных часов, которым позавидовал бы любой магазин в центре города. Зловещий джентльмен с впечатляющим шрамом, стоявший невдалеке от неё, настаивал, что сможет предсказать судьбу Боннета, бросив в миску горстку акульих зубов. Стид только начал рыться в карманах, чтобы найти для подозрительного пророка пару монет, когда Эд тихо выругался рядом с ним. Стид не успел и спросить, в чём было дело, как вдруг его крепко схватили под руку и быстро потащили сквозь толпы собравшихся на пристани моряков. За их спинами послышался крик, и неторопливая прогулка превратилась сперва в бег трусцой, а затем переросла в спринт. Они миновали конюшни, пробились сквозь окружавшую уличного артиста толпу и долго петляли по лабиринту узеньких закоулков. В конце концов, Стид остановил Эда, распахнул спрятанную за штабелем деревянных ящиков дверь и втолкнул их обоих в тёмную небольшую каморку. — Какого чёрта? — осведомляется Эд и тут же застревает ногой в ржавом ведре. — Ш-ш! — касается пальцем его губ Стид, приказывая замолчать. Эд замирает, уставившись на прижатую к его рту руку. Боннет отстраняется, одними губами говорит: «Извини!» и сосредотачивается на звуках снаружи. В переулке раздаются торопливые шаги, слышатся крики; до них доносятся фразы: «Куда, чёрт подери, они делись?», «Продолжайте искать!» и даже «Тот, что пониже, похож на грёбаный праздничный торт, как вы могли его потерять?». Эд что-то невнятно бормочет, пытаясь слегка отстраниться, чтобы не прижиматься к Стиду вплотную, но сарай до такой степени тесный, что сделать это поистине невозможно. — Что это было? — шёпотом спрашивает Боннет, поворачиваясь и оказываясь с ним нос к носу. — Они гнались за тобой! Чего им нужно? — Ну, знаешь, у меня есть настоящие враги. Такая уж работа. — Да, но большинство твоих врагов, похоже, всего лишь хотят назад свои деньги. — Не знаю, что и сказать, приятель. Букмекеры на самом деле не такие уж эгоистичные. — Карточные долги? Серьёзно?.. — пристально смотрит на него Стид. — А что тут такого? — Нет, нет, просто это звучит, я не знаю, довольно… Невинно? — О, отвали, — бормочет Эд. С ним что-то… Не так, вдруг осознаёт Стид. Эд беспокойно отводит глаза и, кажется, не знает, куда деть свои руки, нервно теребя пальцами пуговицы на камзоле. Он вновь пытается отстраниться, и ведро на его ноге издаёт неприятное лязганье. — Тупое… Долбанное… Снаружи вновь доносятся топот и крики. Стид прижимает руку ко рту Эда, и ёрзание мгновенно прекращается. Мимо их укрытия проносятся люди, и в переулке снова становится тихо. Стид убирает ладонь и кладёт её на плечо Тича. — Мы дадим им немного остыть, а потом выберемся отсюда, хорошо? — улыбается он. — Никогда раньше не прятался от кредиторов — довольно захватывающе! Как думаешь, что они сделают, если поймают нас? Готов поспорить, что процентная ставка у них совершенно грабительская, а? — Может быть. Возможно, они просто выпустят нам кишки и будут искать деньги на наших трупах. — Что это? Снаружи раздаются громкие звуки: хлопанье двери и крики из бара. Стид инстинктивно прижимается к Эду ещё теснее, и… О, это странно… — Что-то не так? — вдруг шепчет Боннет, взглянув на него. — Что? — не оборачиваясь, спрашивает Эд. — С тобой. Ты в порядке? Ты очень напряжён. Когда я прижимаюсь к тебе, то чувствую себя так, словно кто-то бросил кожаный камзол на довольно тёплую кирпичную стену. — Всё замечательно, — Тич пошевеливается; ведро скрежещет, и он снова бросает парочку грязных ругательств. Стид ощущает его сбившееся дыхание на своей шее. — Ничего особенного. Неважно. Стид изучающе на него смотрит. — Чего? — огрызается Эд, но Боннет глаз не отводит. — Господи, прекрати… Просто… Не люблю замкнутые пространства, понятно? Зрачки Стида расширяются в полутьме: — У тебя клаустрофобия? — У меня нет проблем с грёбаными кошками! — Нет, я не об этом. Знаешь что? Неважно. Слушай, совсем скоро мы будем свободны, не беспокойся. Эд сглатывает. Стид чувствует это отчётливее, чем следовало бы; он стоит к Тичу так близко, что слышит, как бешено стучит его сердце. — Хэй, — Стид осторожно поворачивается к нему лицом, что крайне непросто в столь тесной каморке. — Всё в порядке ведь, да? Тело Эда по-прежнему напряжено так, что от его груди могла бы отскочить брошенная в него монетка. Он озадаченно смотрит на Стида карими глазами и через мгновение выдавливает: — Извини. — За что? — шепчет Боннет. — У тебя был хороший вечер, — говорит Эд. Стид ощущает вибрацию его голоса. — Эй, — он подталкивает Эда бедром и подмигивает. — Ничего ведь не изменилось. Тич натянуто улыбается, и его кривая ухмылка почти теряется в густой бороде. — А мне нравятся тесные помещения. Мне кажется, — Стид старается говорить тихо. — Что они могут быть довольно уютными. Эдвард шевелится. Стид чувствует тяжесть чужого тела, прижатого вплотную к нему. — Да? — В детстве, если мой день не задавался, я заворачивался в одеяло так плотно, как только мог, так туго, что не мог пошевелить ни руками, ни ногами, и прятался. Ты знаешь, это утешало меня. Тич издаёт напряженный, отчаянный звук. — Чёрт, — морщится Стид. — Я имею в виду… Ладно, не будем об этом, прости… Вот, я могу… — он протягивает руку в темноту, чтобы посмотреть, как далеко от них находится дальняя стена сарая, и его пальцы почти сразу же врезаются в деревянные доски. — О боже, боюсь, там не так много места… — Всё в порядке, — раздаётся в темноте голос Эда. Рукой он вдруг обхватывает бедро Стида, прижимая его к себе и удерживая на месте, или, быть может, просто пытаясь сменить положение, кто знает, как оно на самом деле… — Просто… Я не знаю, — Эд тяжело вздыхает. — Расскажи мне долбанную историю или сделай ещё что-нибудь… — О? — Боннет хмурит брови, пытаясь вспомнить что-то забавное, а заодно и отвлечься от прикосновения руки Эда и исходящего от него запаха табачного, с нотками гвоздики, дыма. — Да, хорошо, это я могу. Нужно подумать… И, конечно, теперь, когда он изо всех сил старается хоть что-то припомнить, в его голове остаются только слова «близко», «взаперти», «тепло» и «тесно». — Как насчет, э-э… Того, о, ну… — он вздыхает. — Честно говоря, Эд, не такой уж я хороший рассказчик. — У тебя всегда хорошо получается, — чёрная борода Тича мягко прижимается к его щеке. — Ну что ты, — бормочет Стид, пытаясь сделать вид, что волосы Эда не пахнут лавандовым маслом, что он не чувствует странного трепета в животе от осознания того факта, что это его масло. — Чужие истории я люблю куда больше. Мои вообще не слишком-то хороши… — Мне нравятся твои рассказы. — Хорошо, хорошо, в таком случае… Эм, — Стид сглатывает. — Может быть… Может быть, я расскажу тебе, о… Хм… Огороде? — с надеждой приподнимает бровь он. Эдвард смотрит на него сверху вниз. Его сердце бьётся теперь немного медленнее, а рука по-прежнему сжимает бедро Стида. Он большой и удобный, и опираться на него всё равно, что опираться на подлокотник кресла или перила. — Что такое огород? — Это, ну, маленький садик, который люди держат для кухни. — Но не на кухне. — Нет. За пределами кухни. — Странно. — Хорошо, ладно, у нас никогда его не было. Но мне нравилась эта идея, понимаешь? Эти аккуратные маленькие грядки с безукоризненно ровными рядами растений, и всё в этом духе. Я подумал, что мог бы даже начать выращивать свою собственную ромашку. — Это та штука, которую ты бросал в ванну, да? Идиотские маленькие цветки, что приятно пахнут? — Верно. — М-м. Мне нравится ромашка. — Ага. Ладно, итак, у меня есть каталог семян… — Что это? — осведомляется Эд. — Это каталог. Только вот с семенами. — Серьёзно? Господи… — Так что я заполнил форму заказа, отправил её по почте, и через несколько месяцев получил их, маленькие конвертики с семенами ромашки. Это и впрямь интересно — такие крошечные свёртки с таким огромным потенциалом. — Ты их посеял? — О, нет. У них была очень красивая упаковка. К тому же, Мэри сказала, что подобным должны заниматься слуги, но просить кого-то было так глупо, что я… Нет, я так их и не посеял. Эд слегка шевелится под ним. Ржавое ведро неприятно скрипит, и рука, лежащая на бедре Стида, напрягается чуть сильнее. — Я же говорил, рассказы — это не моё, — слабо улыбается Боннет. Снаружи вновь слышны голоса. Стид едва сдерживает испуганный вскрик, когда Эдвард всем телом дёргается под ним. Несколько человек, переругиваясь, приближаются к их укрытию. Стид прижимается к Эду, пытаясь сильнее втиснуть их в тёмный угол в надежде, что даже если сарай обнаружат, они всё же смогут скрыться в тени. Но голоса постепенно стихают, и злобные крики растворяются в белом шуме извилистых переулков Нассау. Стид испускает вздох облегчения. Отстраняясь, он успевает заметить, что дыхание Тича стало прерывистым и напряжённым. Если бы он знал Эда чуть хуже, то мог бы сказать, что тот паникует. — Эй, эй, — шепчет Стид. В его глазах появляется беспокойство. — Эй, всё в порядке. Эдвард пытается сглотнуть. Его сердце колотится так заполошно, что Стиду становится чертовски тревожно. — Сейчас, — бормочет он в пространство между ними, пахнущее лавандой, дымом и кожей камзолов. — Просто… Он кладёт ладонь на грудь Эда, а другой рукой прижимает его пальцы к своему сердцу. Эд мгновенно вцепляется в шёлковую ткань его рубашки. — Вот так, — мягким голосом говорит Стид. — Дыши со мной, хорошо? Так… — он вдыхает через нос и ртом выдыхает. Эд моргает, глядя на него сверху вниз. Его чёрные глаза сверкают в темноте, а брови нахмурены. Стид повторяет цикл, и на этот раз Тич, пошатываясь, делает всё возможное, чтобы последовать его примеру. — Хорошо, хорошо! Вот так, — подбадривает Стид. — Всё в порядке. Он вдыхает — и выдыхает. Под его рукой сердце Эдварда стучит ровно, удар за ударом. Тич в напряжении глядит на него. Но если быть честным, то именно так Эд смотрит абсолютно на всё, правда ведь? Чёрт возьми, иногда он смотрит на предметы мебели так, будто они убили его семью, но вряд ли это имеет значение, потому что по какой-то абсурдной причине Стид не может думать сейчас ни о чём другом, кроме своих пальцев, сжимающих пальцы Эда. — Всё хорошо, я держу тебя, — бормочет он, частично обращаясь к себе самому. Большой палец Эда скользит по его ладони. Стид сглатывает, смотрит на него снизу вверх и делает всё возможное, чтобы его улыбка не казалась слишком уж робкой. — Просто вдохни и… Эд наклоняется и целует его. Всё происходит так быстро, что Боннет моргает, неуверенный в том, что поцелуй и вправду случился. — Выдохни, — неуверенно заканчивает он и облизывает губы. — Я… Извини, но, эм, ты только что… Пальцы Эда стискивают его рубашку, притягивая Стида поближе. Из горла Боннета вырывается удивлённый каркающий звук, который, хоть и заставляет его ощутить себя идиотом, открывает рот достаточно, чтобы Эд дерзко, напористо и прекрасно провёл языком по его нижней губе. Стид шагает вперёд и встаёт на носочки, сжимая пальцами кожу камзола на спине Эда. Тот стонет, углубляя поцелуй. Его рука наощупь находит бедро Стида и крепко притягивает его к себе. В мозгу Боннета мелькают лихорадочные мысли: «Боже, а это довольно-таки интересно, подумать не мог, что до такого дойдёт» и «Чёрт побери, наконец-то». Но одна мысль заслоняет все остальные: «О, да, не останавливайся, это ужасно приятно…». Эд отстраняется с неожиданным тихим стоном. Его рука по-прежнему крепко сжимает рубашку Боннета, а дыхание ещё не пришло в норму. Он смотрит на губы Стида, заглядывает Стиду в глаза — и, чёрт возьми, у него довольно длинные ресницы, не так ли? Примерно в этот момент Боннет осознаёт, что обнимает Эда за плечи. — Ух, — выдыхает тот. — Это, э… — Стид чувствует, как рука Эда потихоньку сползает с его бедра. — Упс. — Тебе этого хотелось? — тихим, сбивчивым голосом говорит он. Господи, со стороны это может показаться чересчур сексуальным. — По-твоему, мне хотелось засунуть свой язык тебе в рот? — спрашивает Эд. — Вроде как немного хотелось, да… — О, хорошо, — со смешком выговаривает Боннет. — Слава Богу. Пальцы Эда стискивают его бедро. — Можно я опять это сделаю? — Чёрт… Да, пожалуйста… У него даже не хватает времени, чтобы перевести дыхание. Руки Эда внезапно оказываются везде и всюду, и тот целует его с таким запалом, что у Стида во рту то и дело оказывается борода, но это ничуть не отталкивает его. Тич прижимает его к противоположной стене. Ведро вновь неприятно скрежещет, и Эд грязно ругается, пытаясь выбраться из него. Стид посмеивается, однако недолго: в следующий же момент его спина ударяется о деревянные доски, и на полсекунды у него перехватывает дыхание. — Ох, дьявол, — бормочет Эд себе под нос. Его рука поднимается по бедру Стида и тут же скользит под шёлк широкой рубашки. Боннет чувствует тепло его раскрытой ладони, ощущает, как ресницы Эда трепещут у его щеки, а нос касается подбородка. — Ты так хорошо пахнешь… — Это жасмин, я… — рука Эдварда перемещается вверх по его талии, по животу и бокам рёбер, ногти впиваются в нежную кожу. — О, к чёрту всё это, — выдыхает Стид, хватая Тича за бёдра и крепко прижимая его к себе между ног, и… Эд стонет, несдержанно и низко. Его голова падает на чужое плечо, а бёдра толкаются в пах Стида. — Боже мой… — задыхается Боннет, ощущая твёрдый, горячий член Эда, и не может удержаться от того, чтоб не прижаться к нему плотнее. Эд ахает, затем рычит, и прежде чем Стид осознаёт, что творится, Тич сгребает его в охапку, ещё сильнее вдавливает в доски стены и быстро, но до безумия восхитительно, потирается о него бёдрами. Удерживать равновесие, будучи зажатым в крошечном сарае, когда мускулистый пиратский капитан так вжимает вас в стенку, словно пытается заставить сквозь неё просочиться, — задача до ужаса непростая. Стид смещается, пытаясь увереннее встать на ногу, и стонет, когда Эд хватает его за ягодицы и лишь сильнее прижимает к стене. Стид неразборчиво шепчет ругательства, запускает руку в шокирующе мягкие кудри и… — Не трогай мои волосы, — бормочет Эд ему в щёку. — О, чёрт… Прости, я… — начинает оправдываться он. — Я шучу, — рычит Тич, касаясь его шеи губами. Стид чувствует на своей коже его влажное и горячее дыхание. — Помоги освободиться от этой хрени, — Эд впивается в его ключицу зубами. — Ох!.. — член Стида пульсирует. Эд улыбается, уткнувшись носом ему в шею, а его рука скользит вниз, пробирается к… Боннет откидывает назад голову и ударяется о грёбаную деревянную стену. Его ладонь сжимается в волосах Эда, и тот глубоко стонет. — Ой. Я… — Стид пытается сосредоточиться, несмотря на чужие сильные пальцы, сомкнувшиеся вокруг его члена. Он моргает в темноте; оранжевые лучики заходящего солнца просачиваются сквозь дощатые стены сарая, звуки пристани кажутся далёкими и размытыми. — Боже, это так хорошо… Ты хороший, ты… Чёрт возьми, Эд… Эдвард неожиданно отстраняется. Его чёрные волосы растрёпаны, а взгляд — голодный, отчаянный и такой любопытный, какого Стид никогда не замечал у него. Он опирается ногой о стену так, чтобы удерживать ею тело Боннета, освобождает руку и снова уверенно оглаживает его член через ткань лёгких брюк. Стид издаёт слабый всхлип, роняя голову на грудь Эда. — Хэй, хэй, — Эд хватает его за подбородок и запускает ладонь ему в волосы. — Посмотри на меня, а? Стид послушно пытается выполнить просьбу. — Боже, какой ты красивый, — выдыхает Тич, крепче сжимая пальцами его член и медленно, до ужаса медленно скользя по нему. — Скажи мне что-нибудь снова. — Я… — едва выговаривает Боннет. — Сказать тебе что?.. — Без разницы, что угодно, — Эд наклоняется и быстро целует его, прикусывая нижнюю губу зубами. — Чёрт возьми, да что угодно… Голова Стида кружится, а земля будто уходит у него из-под ног. Он знает, что должен придумать нечто умное или страстное, хоть сколько-нибудь связное, но Эд так прикасается к нему, так на него смотрит… — Это здорово. Боже, Эд, — рука Боннета крепко сжимает его плечо. — Это так… — Как? — выдыхает Эд. — Чудесно. Ты великолепный. Такой… Замечательный. Тич издаёт тихий стон, кладёт обе руки на лицо Стида, притягивает его к себе и целует быстро и глубоко, словно ничего не может с собою поделать. — О, ты такой чертовски милый… Это так хреново, чувак, я просто… Как тебе удаётся быть таким милым? — Это ты — милый, — шёпотом говорит Стид. — Нет, — он чувствует, как Эдвард покачивает головой и убирает ладони с его лица: одну кладёт на плечо Боннета, а другую — на шею. Стиду кажется, что руки Эда дрожат. — Нет, это не правда. Нет. Нет, так не пойдёт. — Посмотри, — одну руку он кладёт на грудь Эда, а другой перебирает пряди его чёрных волос. — Взгляни на меня. Тич отстраняется и смотрит на него широко раскрытыми от замешательства глазами. Сейчас он прекрасен. Стид глядит на него так искренне, как только умеет. Должно быть, вид у него ещё тот: светлые волосы торчат во все стороны, рубашка и камзол помяты до чёртиков, но это не так уж и важно. Он зарывается пальцами в густые волосы Эда, и тот задирает вверх голову. У Тича перехватывает дыхание. Его тело напряжено так, словно натянутая струна, грозящая вот-вот разорваться. — Послушай меня… — шепчет Стид, потрясённый тем, как твёрдо звучит его голос. — Ты милый, Эдвард. А ещё — замечательный, — он сжимает в его волосах свои пальцы, резко и уверенно. — Ты ужасно хорош! Прерывистый звук потрясения вырывается из груди Эда. Его рука безвольно ударяется о стену рядом со Стидом. Он задыхается, дрожит, шепчет невнятно: — Ах, черт… — и… Стид моргает. — Я… Ты… Только что?.. — Заткнись, — хриплым голосом рычит Эд. — Я… Постой-ка… Серьёзно? — на лице Стида появляется ошеломлённая улыбка. — Хочешь сказать, я… Так просто? Со стоном Тич выпрямляется и смотрит на Стида сверху вниз тёмными полуприкрытыми глазами. — Расстегни свои грёбаные модные штаны. Боннет глядит на него, не двигаясь с места. — Или, — Эд пожимает плечами, плавным движением вытаскивая из-за пояса нож. Этот жест смотрелся бы весьма устрашающе, если бы его дыхание не было таким сбившимся, а голос — столь хриплым. Эд слегка покачивает ножом: — Это сделаю я. — Эм, нет, нет, спасибо… — Стид нервно теребит шнуровку на брюках. — Я хочу сказать, пожалуйста, да, но не… Я имею в виду… Это… Необязательно… Он так отвлёкся, что даже не замечает, как Эд шевелится. Боннет выныривает из размышлений только тогда, когда пират становится перед ним на колени. От удивления Стид широко раскрывает глаза. Эд хитро, голодно и, что самое опасное, чертовски счастливо глядит на него. Он легко и беззлобно отталкивает руки Стида, сам справляется со шнуровкой, улыбается и достаёт его возбуждённый член. — Снова дёрнешь меня за волосы и кончишь мне в горло, да? — а потом насаживается ртом на всю длину пениса Стида. — Боже милостивый!.. Эд ухмыляется, и Стид чувствует, как яростный румянец заливает его щёки, поднимается к ушам и спускается по груди, но это ему сейчас безразлично. Его руки зарываются в волосы Эда, пальцы оглаживают щёки и шею. Тич сдавленно стонет и, ускоряясь, меняет темп, и Стида переполняет так много эмоций… — Эд… — с трудом выговаривает он. Руки Эда стискивают его бёдра, крепко прижимая тело к стене. Тогда Стид вновь дёргает его за волосы и с приглушённым стоном изливается во влажный жар его рта. Несколько раз Стид моргает, глядя на полуистлевшие доски потолка и пытаясь восстановить дыхание. Эд отстраняется, на миг прижимаясь головой к его бедру, и делает несколько медленных, размеренных вдохов. Он хлопает Стида по колену и с тихим стоном поднимается на ноги. Стид не находит ничего лучше, как заговорщицки ему подмигнуть. — Всё в порядке? — интересуется Эд. И Боннет делает то, о чём потом будет сожалеть примерно двадцать семь последующих лет своей жизни: он устало поднимает вверх большой палец. Эд ухмыляется, наклоняется и на мгновение прижимается лбом ко лбу Стида. — Спасибо, — говорит он. Тот тихо смеётся: — За что? — За то, что помог мне отвлечься, — пожимает плечами Эд. Стид фыркает, опускает глаза и наблюдает, как пальцы Тича нежно переплетаются с его пальцами. Эд прислоняется спиной к противоположной стене, медленно и ровно дыша, а потом вдруг прищуривается: — Чего смотришь? Стид ухмыляется: — О, ничего, просто… Не каждый день мне удаётся заставить Чёрную Бороду кончить в штаны. Тебе нравится, когда я говорю о тебе хорошие вещи? Я могу сказать ещё много всего… — Если ты кому-нибудь расскажешь об этом, клянусь, я… — Что? — спрашивает Стид, не в силах сдержать улыбку. — Повторишь всё, что только что со мной сделал? Эд усмехается; это выглядит очень мило. Его большой палец оглаживает ладонь Боннета, которую он всё еще держит в своей руке. — Я сделаю всё, что ты, чёрт побери, пожелаешь, приятель. Стид смеётся, а потом в сарае на мгновение воцаряется тишина. — Как думаешь, прохожие слышали нас, или?.. — О, конечно, мы облажались по полной…