***
Глубокой ночью Челленджер заседал у себя в лаборатории с перьевой ручкой в руке и пухлым блокнотом — давно пора было начать вести дневник. Конечно, он не обладал литературным даром Мелоуна, но этого от него и не требовалось. Челленджер фиксировал свои наблюдения как ученый, с подробными описаниями и схемами. Он бормотал что-то вполголоса, когда в лабораторию, скрестив руки на груди, вошел Нед. — Не спится, Мелоун? — не отрывая глаз от письма, спросил его Челленджер. — Да уж, что-то сон никак не идет. Как я вижу, бессонница мучает не только меня. — Мы стоим на пороге великих событий и свершений, друг мой. Как тут можно спать, когда в сутках всего двадцать четыре часа? К-хм, вопрос был риторическим. Как себя чувствует Вероника? — Уснула. Она еще слаба. Челленджер, — с беспокойством спрашивал Нед, — вы уверены, что с ней все в порядке? — Абсолютно уверен, Мелоун. Вы же сами видели — я осмотрел Веронику и нашел ее состояние неопасным. — У меня в голове не укладывается, как можно побывать в таком пекле и остаться целой и невредимой. — Возможно, это прозвучит странно, но я подозреваю, — Челленджер почесал бороду, — что у Вероники есть нечто наподобие врожденного иммунитета к таким вещам. Она дитя плато — кто знает, какие еще секреты хранит это таинственное место. Он не сразу заметил, как нахмурился и поник Мелоун. Кажется, его совсем не радовала новость о некой «избранности» возлюбленной. — Знаете, Челленджер, я уже думаю о том, что мог бы вовсе не возвращаться домой, — проговорил он после молчаливой паузы. — Почему? — искренне удивился ученый. — Разве вам не хочется поделиться с миром этой удивительной, потрясающей историей? Ваша книга будет иметь колоссальный успех, когда вы ее издадите! — Не все в этом мире измеряется успехом, — журналист грустно улыбнулся. Челленджер добродушно хмыкнул — молодость, любовь. Он сам еще не был старым, но и молодым он был довольно давно и уже успел забыть пылкость первого чувства. Впрочем, его первое чувство было по совместительству и последним, так как юный, подающий большие надежды аспирант недолго думая связал себя узами брака с любимой и жил с ней три десятка лет в мире и относительном согласии. Джесси… Как же странно, что за три года он почти ни разу толком не вспомнил о ней! Ведь нельзя сказать, что Челленджер был равнодушен к жене; он любил ее и был к ней искренне привязан, но к науке его натура всегда тяготела больше, чем к сердечным делам. Когда муж допоздна засиживался за работой или забывал про ужин, принесенный ему прямо в кабинет, Джесси грустно вздыхала и говорила, что ее супруг женат на науке, а не на ней. Челленджер тяжело вздохнул, представив, как жена переживала за него, ждала, оплакивала, когда он не вернулся из экспедиции через год, и два, и три… Возможно, она все еще ждет его? Ему так много нужно сказать ей — то, что за тридцать лет так и не удосужился сказать. Что ж, у Челленджера прибавилась еще одна очень весомая причина найти выход с плато. Ночь была на удивление тихой, ясной, почти прозрачной. С небосклона светила огромная луна, оттеняемая блеском целого сонма звезд. Джунгли спали, в тишине раздавался только громкий треск ночных насекомых и изредка — крики ночных птиц. Маргарит стояла на балконе в шелковом халате, накинутом поверх тонкой сорочки, и, облокотившись на перила, любовалась пейзажем. — Бессонница, Маргарит? — прозвучало у нее прямо над ухом. — Рокстон! — от неожиданности она чуть не подскочила на месте. — Вы меня напугали. — Не ожидали увидеть меня здесь? — он улыбнулся. — Я не слышала ваших шагов. Вот уж настоящий охотник, — Маргарит плотнее запахнула халат и слегка поежилась. Рокстон рассмеялся. — За такую «дичь» я бы дорого заплатил. Ну, не сердитесь на мою шутку, — он дотронулся до ее плеча, заметив, как она нахмурилась. — Похоже, в этом доме нынче не спит никто, кроме Вероники. — Да, заметно. — Вы ведь не забыли наш разговор? — с надеждой спросил Рокстон. Маргарит растянула губы в белоснежную улыбку. — Милые и немного наивные грезы. Разве я могу забыть такое? — Эти грезы могут стать реальностью. Стоит вам только принять одно решение, и ваша жизнь изменится навсегда. Она опустила взгляд, теребя тонкий золотой браслет на запястье. — У меня никогда не было семьи, Джон. Я не видела перед глазами примера семейной жизни. Говорят, слепые с рождения люди не испытывают ни малейшей потребности в том, чтобы узнать, что такое цвет, а глухие — что такое музыка. Я никогда не задумывалась о своей жизни в таком ключе. — Так почему бы не сделать этого сейчас? — недоумевал Рокстон. — То, что вы выросли без семьи, совершенно не значит, что вам не положено иметь собственной. — Почему? — задумчиво переспросила Маргарит. — Вы не хуже меня знаете, что мой образ жизни… — Никогда не поздно все начать с нуля. Вы же не международная преступница, в конце концов. — А если так? — она прищурила свои зеленые кошачьи глаза. — Я вам не верю, — хмыкнул Рокстон. — Вы просто ищете отговорки, чтобы не быть счастливой. — Джон, — Маргарит вдруг покорно нырнула в его объятья и закрыла глаза, нежно улыбаясь, — я не особо религиозна, но вы похожи на ангела, который послан вернуть меня к свету из той ужасной, бесприютной тьмы, в которой я так долго пребывала. — Скорее, это вы ангел, подаривший мне смысл жизни, — с любовью произнес Рокстон и поцеловал ее в макушку. — Впервые за долгое время я чувствую, что живу, а не существую. — Если бы все было так просто… — Маргарит, — он вздохнул, — разве вам не хотелось бы стать леди Рокстон? Вы были бы самой знатной дамой во всем Эйбери. — Звучит очень заманчиво, — с улыбкой согласилась Маргарит. — Ну же, расскажите мне еще что-нибудь о жизни первой леди Эйбери! Их счастливые голоса еще долго не смолкали в чистом и прохладном ночном воздухе и стихли ближе к утру, когда усталость все же взяла верх над бессонницей.***
Несколько последующих дней не ознаменовались никакими примечательными событиями, пока одним прекрасным утром над плато не распространился густой туман — слишком густой, чтобы иметь природное происхождение. — Это очень странно, — сказал Челленджер, с балкона наблюдая за сплошной белой мглой, расстелившейся внизу. — Для образования такого тумана нет ни единой предпосылки, никаких погодных условий и причин. — Напоминает тот туман, который окружал деревню с плотоядным цветком, — заметил Мелоун. — Как хорошо, что хотя бы аммиаком не воняет! — поморщилась от неприятных воспоминаний Маргарит. — Отличная идея! — воскликнул Челленджер. — Я спущусь и возьму пробу воздуха. — Как далеко простирается туман? — заинтересовался Рокстон, вглядываясь во мглу. — Сложно сказать, — задумался ученый. — Я считаю, нам стоит тщательно исследовать это явление. — Я пойду с вами, — решительно заявил охотник. — Джон, серьезно? — всплеснула руками Маргарит. — Вас никто идти не заставляет, — выразительно посмотрел на нее Рокстон. — Ну уж нет, вы от моей компании не отделаетесь. Пойдем все вместе. — Но Вероника еще больна, — возразил Мелоун. — Оставайтесь и присмотрите за ней, — сказал Челленджер. — Заодно будете наготове, если вдруг нам понадобится помощь. — Да, Мелоун, мы справимся и втроем, — подтвердила Маргарит. — Что ж… — пожал плечами репортер. — Тогда удачи вам. — Мы ненадолго, — похлопал его по спине Челленджер и отправился собирать свой рюкзак. Казалось, джунгли вымерли. Вокруг было очень тихо — вероятно, вся живность испугалась густого тумана и попряталась в своих укрытиях. В такую погоду не поохотишься, как бы самому в западню не угодить — толстые, широкие стволы деревьев, и те просматривались через молочную завесу едва-едва. — Ну что, можно идти назад? — сквозь плотную повязку на лице спросил Рокстон. — Мы уже и так далеко отошли от дома, я опасаюсь заблудиться. — Еще возьмем пару проб в разных местах, — отозвался Челленджер, возившийся с пробирками. — Мне нужна полная картина. — Надеюсь, на нас сейчас не выскочит Тирекс, — Маргарит еле подавила нервный смешок. — Это исключено, — уверенно произнес ученый. — Тирекс — довольно глупое создание, но он не станет охотиться в нулевой видимости. Полагаю, туман неопасен, но пока не снимайте повязок. Откуда-то донесся зловещий стук барабанов. Путники насторожились и вскинули оружие, ближе подойдя друг к другу. Шум постепенно нарастал, заставляя кровь в жилах стыть от страха. — Дикари? — шепотом предположил Челленджер. Вслед за барабанами отдаленно раздались звуки, похожие на музыку волынки, и хор мужских голосов, напоминающий монашеские песнопения. — Друиды, — ответила Маргарит, и нельзя было сказать, чего в ее голосе было больше — мистического ужаса или же радости. Словно в подтверждение ее слов из тумана показались фигуры в темных суконных балахонах с капюшонами, скрывающими лица. Друиды опустили головы и продолжали свое ритуальное пение, пока один из них, имеющий посох с железным наконечником в виде змеи, обвивающей шест, не вышел вперед и не откинул капюшон. Маргарит вздрогнула — он не был похож на Бокру, жреца, с которым ей уже доводилось встречаться. Этот человек был более седым, остроносым, с вытянутым, величественным лицом, длинной бородой и белесыми, прозрачными глазами. — Кто вы и что вам нужно? — начал переговоры Челленджер. — Я Белфион, — громогласно ответил друид. — Я и мой народ пришли, чтобы защитить это священное место от зла. — Отлично, тогда вы не будете нас задерживать, — натянуто улыбнулся Рокстон. Лицо друида было непроницаемо. — Взять их! — скомандовал он так быстро, что путники ничего не успели сообразить, как каждого из них крепко схватили по два-три сильных человека. — Что это значит?! — почти одновременно воскликнули возмущенные пленники. Белфион молча подошел к Маргарит и бесцеремонно разорвал ее блузку, обнажив правую лопатку. — Не смейте трогать ее! — угрожающе прорычал Рокстон, пытаясь вырваться на свободу. — Это она, — кивнул Белфион своему напарнику — молодому парнишке с кудрявыми смоляными волосами и синими глазами. — Это Морриган, она вернулась, как гласило пророчество. — В-вы правы, — заикаясь, проговорила Маргарит с неловкой улыбкой, — очень приятно познакомиться. Друиды со страхом и трепетом повалились на колени, но жрец — а это, очевидно, был их жрец — пришел в гнев. — Морриган — величайшая из жриц, живших на земле, — обратился он к своему племени, — но она же и величайшее зло, которое погубит все живое, если мы его не остановим! — Что-о?! — Маргарит, которую за руки удерживали двое друидов, начала брыкаться. — Как вы смеете, я помогала вам! — Ты помогала не нам, а своим приспешникам. Я преклоняюсь перед твоим величием, Морриган, но я не позволю тебе уничтожить мир. Ты умрешь на жертвенном камне через два рассвета, и так мы остановим надвигающуюся бурю. — Только попробуйте! — разъярился Рокстон. — Маргарит! Маргарит! — Джо-о-о-он! — в ужасе кричала она, пока друиды грубо тащили ее за собой в туман. — Маргари-и-ит!!! — отчаянно взревел Рокстон, и вдруг туман рассеялся, словно его и не бывало. Солнце, голубое небо, крики пролетающих стаей над лесом птеродактилей. Ни друидов, ни их жреца и… ни Маргарит. — Что это было?.. — вне себя от потрясения пробормотал Джон. — Куда они забрали Маргарит?! — Вы слышали, что он сказал? — Челленджер, сохранявший относительное спокойствие, оправил одежду и выпрямился. — Они собираются убить ее через два рассвета, значит, у нас есть почти три дня, чтобы спасти Маргарит. — Маргарит… — дрожащим голосом прошептал Рокстон и протянул перед собой руку, будто пытаясь отыскать исчезнувшую возлюбленную. — Не унывайте, Джон! — подбодрил его Челленджер. — Не будем терять времени, отправимся домой и возьмем с собой Мелоуна. Мы найдем ее, Рокстон! Обязательно найдем!