Птица из «Зловещей долины»

      Перед глазами всё плывёт. Олег пытается сфокусироваться, выхватить из пульсирующей мутной пелены узнаваемый объект, но каждая попытка прерывается приступом острой головной боли. Наконец, он привыкает к яркому освещению и различает две подвижные фигуры на фоне статичных стен. Судя по костюмам, это медицинские работники — санитар и ординатор.       Олег хочет окликнуть их, привлечь внимание, но слова застревают в горле, а с пересохших губ не слетает ни звука. После месяцев, проведённых здесь на мощных обезболивающих препаратах, организму требуется ещё немного времени. Пока он может только молча наблюдать из-под ресниц.       — Какие планы на отпуск? — санитар завершает рутинный процесс стерилизации назогастрального питательного зонда и перекладывает трубку в подготовленный бокс. — Наверное, дни уже считаешь.       — Это будет мой первый отпуск за два с половиной года, так что считаю минуты. Найду, чем себя занять, пока ты тут присматриваешь за нашим особым пациентом, — хмыкает его старший коллега, кивая в сторону Волкова, но не переводя на него взгляд. — Начну сразу с десерта. Ты только представь! Десятки девочек-синтетиков на выбор. Приватные комнаты, каждая в своём цвете и со своими... игрушками. Никаких ограничений, абсолютная анонимность.       — И целый букет венерических заболеваний. Ещё и с ненастоящими женщинами. Удачи!       — Сразу видно человека, который никогда не пробовал. Остался бы разок с такой наедине, тебе бы собственная подружка ненастоящей показалась. С ней-то так точно не получится. Иначе она угодит в травму, а ты в тюрьму, — смеётся ординатор, протирает экран антисептическим средством. — А насчёт заболеваний, так это всё предрассудки. Как врач тебе говорю. Там всё строго, я бы не спустил две премии на бордель в подворотне. Ты вообще слышал о «Золоте Востока»?       — Это случайно не рядом с бывшим «Гонконгом»? — молодой мужчина стягивает перчатки, выбрасывает их в урну и скрещивает руки на груди. — Я в азиатский квартал теперь ни за что не сунусь. Тебя самого не смущает, что в соседнем клубе устроили могильник?       — В каком смысле?       — Ты новости принципиально не смотришь? Об этом целыми днями говорят по всем каналам! Какой-то псих порвал людей на куски. Именно порвал, не порубил. Потом разложил головы, конечности и туловища по коробкам, как запасные детали. Вывез всё это на склад, чтобы точно нашли. А само помещение поджог. Ещё и на камерах умудрился ни разу не засветиться.       — Может, бандиты территорию метят?       — Не знаю. Но я даже в закусочную местную не пойду, не то что в публичный дом. Не хочу, чтобы меня порубили на суповой набор, а потом воткнули шест для стриптиза в одно место.       — Только по твоему желанию, — усмехается ординатор, отвлекается на звуковой сигнал. — Так, давай за мной. Одной важной заднице в «Капсуле» нужно сделать рентген. Проверю, как справляешься.       Олег остаётся в палате один. Постепенно к нему возвращаются первые ощущения. Он чувствует инородный предмет в горле, кое-как нащупывает трубку непослушными пальцами и медленно вытягивает наружу. Едва не задыхается от приступа болезненного кашля. Что ж, он самостоятельно дышит. И это уже неплохо! Однако для первой попытки подняться пока рановато. Он откидывается на подушку, затем цепляется за края кушетки и, стиснув зубы, пробует ещё раз. Наконец, принимает сидячее положение и спускает босые ноги на пол.       Он не видит шрамы, но всё ещё чувствует боль в тех местах, где они должны были проявиться. Сергей говорил, что даже ему не сразу удалось оправиться после операции. А ведь он поймал всего одну пулю, в отличие от своего телохранителя. Олег избавляется от внутривенных катетеров, шатаясь, подходит к встроенному шкафу и торопливо исследует его содержимое. К счастью, быстро находит полку со своей одеждой, уже вычищенной и отглаженной. Только водолазка новая, потому что предыдущая превратилась в решето. Олег одевается и, случайно задев локтем пульт дистанционного управления, активирует настенный проектор.       — Напоминаю, за последние тридцать дней были хладнокровно убиты восемь богатейших людей Петербурга, — сообщает неугомонная Юлия Пчёлкина, которой всё-таки предложили официальную работу на популярном канале. — В каждом случае имел место поджог. Специалисты сходятся во мнении, что поджог несёт ритуальный характер и не связан с попыткой избавиться от улик. Характерным почерком убийцы или убийц остаётся «сценка», организованная на месте казни.       Волков досматривает ролик до конца. Игнорируя предупреждающую табличку, не отводит взгляд, когда в кадре появляется обуглившееся тело очередной жертвы. Это женщина. Она прогорела дочерна. Волосы практически не тронуты огнём и собраны в высокую причёску, рот широко открыт в последнем предсмертном крике, руки прижаты к груди. Её переодели в дорогое, украшенное драгоценными камнями свадебное платье, и переложили на застеленную шёлковыми простынями постель. Массивные украшения на тощих руках кажутся Олегу знакомыми. Особенно широкий золотой браслет с двумя рубинами, выполненными в виде кошачьих глаз. Да, он уже видел его на вечеринке, когда Сергея пытались отравить.       Пожилая дама, сделавшая Олегу недвусмысленное предложение. Это она? Она. Он убеждается в этом, когда замечает и узнаёт лежащего рядом андроида в костюме жениха. Это всё тот же юноша со светлыми волосами, голубыми глазами и смущённым румянцем, застывшим на щеках. Он цел и, кажется, вполне умиротворен. Итак, кто-то открыл охоту на самых состоятельных людей города. И его целью становятся даже безобидные старушки. Значит, никого не щадит? Значит, его целью может стать...       — Серёжа... — Олег мигом забывает про боль.

***

      Сергей ещё не подходил так близко к краю крыши. Некогда любимое место кажется чужим, незнакомым. Гигантская буква «M» высоко над головой трещит и впервые за все эти годы перегорает из-за резкого перепада напряжения. Символично. Нет никаких «вместе». Сергей один. Он уже почти свыкся с мыслью, что Олег никогда не придёт в сознание. Уже не так уверен, что решение наделить Птицу искусственным интеллектом было правильным. Он ошибся, он виноват. Он ничего не сможет исправить.       Скользко. Бетон под ногами шипит и пузырится от проливного дождя. Вода под ногами отражает свет, она похожа на жидкий неон. Ещё один шаг — и всё будет кончено. Олег говорил, что нельзя допускать подобные мысли. Нужно гнать их из головы, пока корни не пустили. Иначе рано или поздно обязательно захочешь «полетать».       Прекрасно. Значит, когда Олег просил отпустить, ты его не послушал. Настоял, переубедил. А сейчас станешь самым послушным мальчиком на свете, только бы спасти собственную шкуру? Ведь Олег говорил, что бросаться с крыши вниз головой — плохо. Иди, обрадуй его! Расскажи, какой ты молодец... Над его могилой.       — Слушаю. — Сергей нехотя, больше по привычке отвечает на входящий звонок. — Простите, что? В каком смысле пропал? Я же просил докладывать о малейших изменениях в... Нет, это вы меня послушайте! Вы должны были... Хорошо. Вы уверены, что он ушёл сам?       — Уверен, — Олег стоит чуть ниже, на безопасном участке крыши, и ладонью прикрывает глаза от дождя. — Спуститься не хочешь?       Сергей прерывает звонок. Не сводя глаз с Волкова, хватается за проходящую под буквами трубу и спрыгивает с высокого бордюра. Ловит себя на мысли, что боится моргнуть — будто с потерей зрительного контакта исчезнет и сам Олег, как призрак, мираж или просто галлюцинация. Так уже было.       — Привет.       — Привет.       — Мне тут из больницы звонили. Говорят, у них пациент из палаты сбежал. Кто бы это мог быть?       — Понятия не имею. Наверное, псих какой-то, — усмехается Олег.       Он приближается. Сергей обнимает первым. Несколько месяцев пролетают для Олега, как один долгий день. Несколько месяцев пролетают для Сергея, как столько же лет. Один находился в состоянии глубокого искусственного сна. Другой про сон забыл вообще и со временем начал отключаться буквально на ходу — за работой, в дороге, прямо на презентации. Однако оба искренне и в равной степени друг другу рады.       — Я думал, что потерял тебя, — пальцы Сергея со скрипом скользят по мокрому кожаному плащу.       — А я думал, что хорошая идея устраивать перестрелку в тёмной комнате. Видишь, оба были неправы, — он мягко отстраняется, слегка сжимает его предплечья. — Я искал тебя в офисе. Видел Марго, она как-то странно себя ведёт. Вадим случайно не подстрелил её?       — Это долгая история. Мне нужно многое тебе рассказать... Пойдём домой?       Сергей не успевает подобрать синоним, хотя прекрасно понимает, что его «домой» звучит как-то странно, неловко, неуместно. Олег чувствует нечто похожее, но утвердительно кивает. Оба слишком устали для игры слов и нюансов, которые можно обсудить позже. Или не обсуждать вообще.

***

      — Надо же, ни царапины! — Сергей с любопытством щурится, нажимает пальцами на смуглую кожу чуть ниже рёбер с левой стороны. — А здесь как, не болит?       — Болит. Но больше щекотно, поэтому прекращай! — смеётся Олег, опускает край водолазки и заправляет её в брюки. — Чем сам занимался, пока меня ремонтировали? Кроме того, что голодал, конечно.       — Я не голодал.       — Я вижу. Щеки впали, нос вытянулся, одни глаза остались. Выглядишь лет на тринадцать. Тебя же со мной ни в один бар без документов теперь не пустят, — он подходит к холодильнику, критичным взглядом окидывает содержимое. — Нет. Ты не выглядишь на тринадцать. Тебе и есть тринадцать! Ешь всякую дрянь и запиваешь газировкой. Тебе не телохранитель нужен, а нянька.       — Да, насчёт контракта. Я бы хотел его расторгнуть, — решительно выдыхает Сергей.       — Что ж, не самая плохая идея, — он пожимает плечами и, ободряюще улыбнувшись, тянется за верхней одеждой. — Я действительно сейчас не в лучшей форме. Ты должен думать о своей безопасности. Особенно сейчас, когда в городе творится такой...       — Олег, ты не понял. Я хочу расторгнуть контракт и попросить тебя остаться. Мне больше не нужен телохранитель. Но нужен человек, который поможет... Ты не представляешь себе, что я натворил.       — Ты? — он недоверчиво прищуривается. — Пропустил пробел между предложениями? Выругался на публике? Чёрт, я всё пропустил.       Он качает головой, отходит к своему рабочему месту. На стеклянной столешнице остался большой опасный скол — след срикошетившей пули. Сергей мог заменить стол в тот же день, но специально оставил его в качестве напоминания. Он вытягивает руку, призывая Марго спикировать на сгиб локтя. Ворона демонстративно поворачивается к нему спиной и продолжает увлечённо клевать плащ Волкова, откусывая блестящие металлические пуговицы.       — Помнишь, ты часто расспрашивал меня про Марго? Почему она отвечает симпатией на комплимент? Почему иногда не слушается меня? Почему никогда не делает то, что ей не нравится? Потому что я предоставил ей такую возможность. Возможность выбирать, принимать решения. Чувствовать.       — Ты же сейчас немного преувеличиваешь? — осторожно уточняет Олег, но, не увидев и тени улыбки на лице Разумовского, сам становится предельно серьёзным. — Если я правильно понял, ты пошёл против закона, послал ко всем чертям совет директоров и дал неорганическому объекту... сознание?       — Ты осуждаешь меня? Разочарован?       — Что? Нет. Конечно, нет! Растерян немного, потому что вообще не думал, что такое возможно. Но восхищён. Ты гений, Серёж! — он протягивает руку, позволяя вороне обхватить его пальцы цепкими металлическими лапками и высыпать в ладонь сворованные пуговицы. — А я, идиот, ничего не заподозрил. Марго умная девочка, она тебя не выдаст.       — Я говорил не только о Марго.       Одно из панорамных окон разлетается вдребезги, осыпая всё вокруг мелкими осколками. Олег успевает среагировать — закрыть собой Сергея и машинально просунуть руку под столешницу в поисках оружия. Только пистолета там давно нет. И Сергей не выглядит взволнованным. Скорее, расстроенным и каким-то обречённым. Он успокаивающе пожимает плечо Олега, выходит из-за его спины. Навстречу ему, словно в зеркальном отражении, шагает мужчина точно такого же роста и идентичной комплекции тела. Это Птица. Он хватает за шиворот Гречкина, распластавшегося на полу, и бросает к ногам Разумовского, как ястреб добычу.       — Ты хоть представляешь, что с тобой сделает мой отец, урод?! — шипит он, шарит окровавленными ладонями по стеклянной крошке. — Ты даже до суда не доживёшь, слышишь меня?       — Кирилл Гречкин, ты обвиняешься в убийстве Лизы Макаровой. И приговариваешься к смерти через сожжение.       Птица вытягивает обе руки, направляет их на Гречкина. Чёрный костюм приходит в движение, открывает сверхтонкие огнеупорные пластины на запястьях. Из каждой вырывается столб ослепительного пламени. Всё происходит быстрее, чем кто-то из невольных зрителей успевает отреагировать. Только после того, как мажор превращается в скорчившуюся обугленную фигуру, Птица снимает маску и переводит взгляд на Олега.       — Олег Волков, — констатирует Птица, приветствует мужчину кивком головы и преспокойно удаляется в открытую лабораторию, на ходу избавляясь от местами повреждённого костюма.       — Серёж, да что здесь происходит?!       — Это Птица. Я создал его, потому что не могу сам очистить город от убийц, насильников и прочей заразы. А он сможет. И только что он совершил правосудие.       — Ты же сам в это не веришь. Это самосуд, а не правосудие!       — Так ты останешься? Просто скажи, останешься или нет, — голос Сергея выдаёт его волнение, мольбу, отчаяние.       — Да. — Олег не хочет идти против совести, но ещё больше не хочет оставлять новоиспечённого Виктора Франкенштейна наедине с его мстительным монстром. — Да, Серёж. Я остаюсь.