(-_-;)~ლ(ಠ_ಠ ლ)
Цзян Чэн долго жмет на кнопку звонка. Усянь вне зоны доступа третий день. В сети его нет и дома, похоже, тоже. «Куда он мог деться?» Неожиданно дверь издала звуки открывающегося замка. — Ну наконец-то! — возмущается он, а тот босиком шлепает к себе в комнату и забирается в кровать. Цзян Чэн идет следом. — Ты чего разлегся? Ты знаешь, сколько времени? А сколько раз я тебе звонил? Совесть бы поимел. Я же волнуюсь, скотина ты ленивая. — Телефон валяется рядом на столике, как он и думал, тот без зарядки умер и не подает признаки жизни. Цзян Чэн обходит кровать. Ему не нравится то, что он видит. Подбирается к Усяню. Трогает лоб. Температура, наверное, под сорок. Никогда он не ощущал такой сильный жар у человека. Мокрый, с красными щеками, разметавшимися и спутанными волосами. Дыхание со свистом. — Блин… А-Ин? Ты чего? Не мог, что ли, телефон на зарядку поставить? — встревоженно шепчет и уголком одеяла промокает ему пот со лба. Цзян Чэн не знает, за что схватиться, и мысленно ругает себя, что оставил его одного. Первым делом вызывает врача. Потом долго бродит в поисках зарядного устройства, догадывается залезть в рюкзак и там его находит. Проснувшийся телефон начинает истерично сообщать, что Вэй Ину звонили, писали, искали и особенно Цзян Чэн. И мама. Он отвечает родителям, что все хорошо, немного приболел, но рядом с ним его лучший друг Цзян Чэн, поэтому волноваться не о чем. Не вовремя родители Усяня уехали. Оглядывается. Квартира в запустении. Видимо, как вернулся, так и заболел. У кровати стоят кружки. — Вэй Ин? — Всё хорошо, Цзян Чэн, — хрипит Усянь и кашель утробный страшный. — Да как так-то! Вэй Ин! Вечно с тобой одни хлопоты. Он открыл окна. Нашел аптечку — ничего от простуды, зато от диареи полный комплект. Прошелся по кухне, заглядывая во все шкафчики. Еды там с гулькин нос. Холодильник пустой. Вскипятил воду. Сунул Вэй Ину в руки чашку горячего сладкого чая. Тот жадно выпил и снова откинулся на кровать. Закашлялся. Звонок в дверь. Врач долго слушает хрипы. Качает головой, выписывает целую ленту лекарств и дает строгие указания. Цзян Чэн бежит в аптеку, потом за продуктами. Готовит жидкую кашу, так делала его мама, чтобы накормить и дать лекарства. Но Вэй Ин мотает головой и отказывается. Только Цзян Чэн настырный парень, а еще ворчит и ругается. А-Ин с трудом проглатывает пару ложек. Через час еще впихнет. Пока все не съест, не отстанет. Дал жаропонижающее. Снял футболку, растер грудь и спину. Закапал в нос. Вэй Ин снова провалился в сон. Бросить его даже на ночь Цзян Чэн не рискует. Он взялся освежить жилище, поэтому помыл полы, вытер пыль, постирал вещи, что нашел в рюкзаке. Сбегал домой, принес свои вещи и устроил себе лежанку на полу рядом с кроватью Вэй Ина. Ночь проходит беспокойно. Тот кашляет, иногда хрипит, шумное дыхание. Цзян Чэн снова кормит, дает ему лекарства от кашля, антибиотики. Усянь встает в туалет. Цзян Чэн провожает и дает с собой чистый комплект одежды. И пока Усянь умывается, меняет постельное белье. Тот снова валится в кровать и снова засыпает. Похоже, болезни, которые одолевали Вэй Ина в детстве и подростковом возрасте, вернулись. «Зря мы так долго путешествовали. Только подорвали здоровье», — жалеет Цзян Чэн, по привычке сваливает всю ответственность на себя. «Дурья башка, забыл, как он легко заболевает? Но ведь так долго уже не болел». Прошло еще два беспокойных дня для Цзян Чэна. Вэй Ин уже не так сильно и часто кашляет. Температура не поднимается выше «тридцать семь и семь». Все спокойнее проходят его ночи. Но он все время ловит себя на мысли, что что-то не так. Цзян Чэн анализирует, что не так. Усянь в основном молчит и даже не пытается поговорить, а еще не улыбнулся ни разу. Такого с ним никогда не бывало. А еще… телефон Усяня. Он пугающе молчал. Привычные и раздражающие звонки Лань Чжаня больше не раздавались. Смс-ки приходили только от родителей. Друзья писали Цзян Чэну, переживали за здоровье Вэй Ина. «Почему он не интересуется, как А-Ин?» Он снова взял телефон друга. Открыл чат с Лань Чжанем и прочитал последние сообщения. Вэй Ин. Лань Чжань, скажи, что ты пошутил? Да? Вэй Ин. Лань Чжань, а как же я? Я ведь совсем не умею без тебя. Вэй Ин. Я не злюсь. Лань Чжань, ответь, что-нибудь. Сообщения прочитаны. Внутри Цзян Чэна гнев набирает обороты и невиданные размеры. Он убьет этого гада, чтобы там ни случилось. Смотрит на бледного больного А-Ина, и ему хочется придушить Лань Чжаня, потому что он чувствует, что это все из-за него. Из-за него заболел, из-за него не выздоравливает. «Только попадись мне на глаза!» Хрип, кашель, заворочался. Цзян Чэн идет к кровати и ложится рядом, кладет голову возле головы Усяня, обнимает его за талию. Вэй Ин открывает глаза и вдруг хрипит: «Лань Чжань? Ты вернулся?» Слабая улыбка. — Это Цзян Чэн. — Вэй Ин приподнимается, озирается по сторонам. — Ты чего здесь? Что-то случилось? — совсем безголосый. — Ты заболел. Я тебя лечу, — недовольно ворчит. — А? Давно я болею? — Шестой день. — Шестой? — испугано. Кашляет. Ищет что-то. Находит календарик рядом на столике. — Какое число? — болезненно морщится. — Двадцать первое, — хмурится Цзян Чэн, он узнает этот глянцевый квадратик. Вэй Ин зачеркивает числа. — Осталось десять дней. Лань Чжань скоро вернется. — Поешь. Надо есть, чтобы быть здоровым. Вэй Ин смотрит на ложку с кашей. А потом его подбородок начинает дрожать, и красные глаза наполняются слезами, он поворачивает голову к другу. — А-Чэн… — Усянь смотрит беспомощно... слезы скатываются так быстро, что образуют какой-то непрерывный водопад. — Он больше не любит меня… — боль и непонимание. — Я ошибся, я, наверное, сделал что-то плохое… А-Чэн, что же я такой бестолковый? — ищет ответа в глазах друга. Цзян Чэн порывисто обнимает, прижимает к себе слабое тело, которое дрожит. Он не хочет слышать такие слова. В чем он может быть виноват? Это же Вэй Ин. Добрый, светлый, суетной. Сердце Цзян Чэна сжимается. Он физически чувствует горе А-Ина. У него не находится слов, чтобы облегчить боль. Он в шоке. Он возмущен! «Лань Ванцзи! Как посмел с ним так поступить? Раздавил, растоптал, уничтожил». Он берет за плечи, отстраняется и заглядывает в глаза, больные, сломленные. — Вэй Ин, услышь меня сейчас! Надо выздороветь! — серьезным и твердым голосом. — Я… не хочу… — А-Ин, надо быть здоровым, вопреки. Надо остаться сильным. Хочешь, я убью его, — он берет руками его лицо, и он не шутит. — Нет, — слипшиеся ресницы взмывают к небу, как испуганная стая. Глаза его мечутся. — Н-не хочу. Он не виноват. Так получилось. Лань Чжань влюбился. Так бывает… Мы все имеем право быть счастливыми, и он… он просто тоже хочет быть счастливым. — Залепетал Усянь. У Цзян Чэна вырывается стон. Он снова прижимает друга к себе. Цзян Чэну искренне противно. Лань Чжань влюбился? Что стоят его чувства, если он так легко бросает того, в кого тоже вроде как влюбился. — Тогда ты тоже должен быть счастливым. — М? — Ты тоже должен быть счастливым! — упрямо. — Я буду, — тихо. — Просто у меня пока не получается, — бормочет под нос. Он слабо, но выпутывается из объятий Цзян Чэна, ложится на кровать и долго смотрит в одну точку опухшими глазами, из которых скатываются слезы на подушку. — Вэй Ин, чтобы не случилось, ты всегда можешь положиться на меня. — Я тебя напугал? — Помнишь, как мы ночь провели в полицейском участке с дебилом, орущим, что он тут сейчас всех порешает? Вот он меня напугал. А сейчас я расстроен, что ты заболел. — Усянь слабо улыбнулся. — Я посплю? — он закашлялся и отвернулся в другую сторону. Цзян Чэн укрывает его. Ложится на свою лежанку на полу, закрывая ладонью глаза. Его распирают невысказанные слова. Его разрывают боль и собственные чувства. Он не убьет, но изметелит его, при первой же возможности. — Вэй Ин… — зовет, но тот не откликается. — Ты же боец! Воины социальной справедливости не погибают в любовных перипетиях, все больше на баррикадах, с гордо поднятой головой. Как же без тебя останутся кошки и старики? Да и воздух в Китае все еще вреден для жизни, хоть средний китаец и живет 95 лет. А я? Я ведь не смогу без тебя… Ты мой лучший друг! Мой брат. И ты должен выздороветь и продолжать бороться с несправедливостью. Температура снова высокая, и Вэй Ин уже где-то на бессознательном уровне, где белки глаз бегают под веками, где все его существо на самом деле борется и ищет повод жить дальше. Цзян Чэн с еще большим рвением лечит и кормит друга, и Вэй Ин заметно идет на поправку, даже появляется аппетит. Правда, он все еще безголосый и все еще слабый. Но кашель проходит, жар не возвращается, нос дышит спокойно. Ночи проходят спокойно.(づ◡﹏◡)づ
Цзян Чэн просыпается оттого, что его кто-то тычет пальцем в нос, в лоб, щеки. Он открывает один глаз. Это Вэй Ин, свесился с кровати лохматой головой и озорной улыбкой. Цзян Чэн заворожен, Усянь красивый, даже когда такой лохматый. — А-Чэн, я, кажется, выздоровел. Смотри, — он садится на кровать, а Цзян Чэн тоже приподнимается. Тот стучит по груди. — Слышишь? Даже голос появился. И совсем нет кашля. — Рад за тебя, — ворчит. — Есть будешь? — встает. — Да! Только я сам тебе приготовлю. — И он довольно бодро выбирается из кровати. Цзян Чэн опасливо косится на друга, ему не нравится эта идея, потому что повар тот, конечно, не от бога. Негромкая ритмичная музыка заполняет квартиру. Усянь деловито смотрит в холодильник. — Сейчас мы с тобой попируем на славу! — он пританцовывает. Омлет с овощами манит к себе нежным перченым телом. Зеленые листья салата приглашают заворачивать в них помидор, кусочки курицы, острый перец. Орехи и булочки поданы к чаю. Усянь ест и виляет попой на стуле. Он всегда так делает, когда ему вкусно. Цзян Чэн ухмыляется, зная за другом такую особенность. — Какие у тебя планы, Вэй Усянь? — Давайте завтра пойдем куда-нибудь вчетвером, а? В клуб. Где музыка и танцы! — Ты только первый день после болезни, — протестует он. — Серьезно? Во мне столько сил, хоть марш-бросок через Альпы совершай. Ну давай, зануда! Душа требует веселья! — Ладно. Мне надо домой... там мать бучу подняла, надо съездить сегодня к ее родственникам. — Конечно, я и так столько времени и сил твоих потратил. Давай встретимся завтра. Да? — А ты что будешь делать? Учти, я все ножи и веревки с собой заберу. У тебя второй этаж, ты не убьешься, а только покалечишься. — Усянь заливается смехом, и у Цзян Чэна немного отлегает от сердца, но все же тревожно. — А-Чэн, я хочу принять ванну. И еще рюкзак разобрать, вещи постирать… — Я их уже постирал. — Спасибо, — лохматит челку друга, потянувшись через весь стол. — Надо с родителями созвониться, фотографии для Не Хуайсана отфотошопить и выслать, а их еще на ноут перекинуть надо. И мне надо в магазин, у меня все заканчивается: порошок стиральный, средство для посуды… — Вэй Ин, я очень тебя прошу, без фокусов! — перебивает. — Без фокусов! — поднял руки в знак того, что ни одной мысли о самоубийстве у него нет. Цзян Чэн уходит, унося с собой в сумке все, что считает опасным, даже школьный галстук. Вэй Ин улыбается, ему смешно, но если другу так спокойнее, он потерпит. Нож ему оставили самый тупой и бесполезный, вот уж точно зануда. Дверь закрывается, и улыбка исчезает с лица. Брови, как крылья, сходятся в изломе. Он выдержит. Он сильный. Бунтари не умирают в любовных перипетиях. Он берет пакет и тщательно проходит по своей комнате, складывая в него его вещи, книги, пособия, кисти для каллиграфии. Его портрет в историческом белом ханьфу, который Вэй Ин нарисовал, тоже положил в пакет, потом вынул и выбросил в ведро. Вынул из ведра и спрятал на полках с книгами. Теперь ему необходимо организовать свою жизнь заново.